Но Мики решил опубликовать свою фотографию, где он сидит один со своей гитарой, выглядя несчастным. Я не знала, было ли это намеренно или он об этом не думал, но поклонники увидели в этом ответ на мою фотографию с Максом. Комментарии к моей фотографии быстро стали неприятными.
Я была душераздирающей сукой.
Я должна гореть в аду.
Я должна убить себя за то, что была такой сукой.
Почему люди думают, что это нормально — выкладывать в интернете то, что они никогда и не подумают сказать кому-то в реальной жизни, я не понимала.
Но тогда, когда моя жизнь стала достоянием общественности, это было невыносимо.
Это повергло меня в депрессию.
— Теперь мне уже все равно, — сказала я.
О'Ди взглянул на меня. Он проглотил кусочек, который только что откусил, и спросил:
— На что?
— Что думают люди. Раньше я слишком много заботилась об этом. Может быть, теперь, когда мне все равно, реклама будет не так уж плоха. — Это помогло бы мне.
О'Ди немного помолчал и снова уставился в свою тарелку. А потом он нанес быстрый словесный удар в живот:
— Если бы тебе было все равно, что думают люди, ты была бы готова встретиться лицом к лицу со своей группой.
Я сердито посмотрела на него, от гнева мое лицо вспыхнуло.
— Я имела в виду людей, которых не знаю.
— Ну что ж, — выражение его лица оставалось отчужденным и безразличным, — думаю, мы скоро это выясним.
Любая благодарность, которую я испытывала к нему за ужин, превратилась в пыль у меня во рту. Я отодвинула недоеденную тарелку и соскользнула с табурета.
О'Ди тяжело вздохнул.
— Куда это ты собралась? Ты еще не закончила есть. Тебе нужно поесть, Скайлар.
— Подавись своей едой. — Я захлопнула за собой дверь спальни и прислонилась к ней спиной, пытаясь успокоиться.
Одиночество переполняло меня. Появилась ужасная зияющая черная дыра полного одиночества, готовая поглотить меня.
Я скользнула вниз по двери, чувствуя, как слезы жгут мне нос.
Все то время, что я спала на кладбище, я не чувствовала себя такой одинокой, как сейчас.
Дерьмо.
Я смахнула слезу, которая вырвалась наружу.
Может быть, мне действительно нужно сходить к психотерапевту.
Ладно, никаких «может быть» тут не было. Я вовсе не была глупа. Я знала, что все испортила. Но мне было так страшно.
Так страшно, что если я начну говорить с кем-то обо всем, то чувство вины станет невыносимым.
Тихий стук в дверь заставил меня сделать глубокий вдох.
— Скайлар?
Я проигнорировала его.
Я ненавидела его.
О'Ди вздохнул. Он все время вздыхал. Как будто я была несносным ребенком, которым он был обременен.
— Я ухожу, чтобы ты могла выйти из спальни и закончить свой ужин.
Я фыркнула. Какой мученик.
— Скайлар… Мне жа…
Напрягшись, я широко раскрыла глаза. Это было оно… Неужели он собирается извиниться?
— Мне… Блядь. — Он сердито выдохнул. — Я вернусь завтра и надеюсь, что ты будешь вести себя вежливо. — Его шаги глухо застучали по коридору, а затем дверь захлопнулась.
После его ухода я отважилась вернуться на кухню, где меня ожидал ужин. Тарелка О'Ди была почти пуста.
Я бросила злобный взгляд в сторону коридора. Ну и мудак.
— Мученик, — пробормотала я.
Но мой гнев на О'Ди не помешал мне закончить ужин, который он приготовил. На самом деле, когда я убрала обе тарелки, то впервые за долгое время легла спать, чувствуя себя удовлетворительно сытой.
Обозленной.
Но полностью удовлетворительно.
ГЛАВА 10
Было странно просыпаться не от щебета птиц. В первый раз я даже пропустила звонок будильника. Однако на следующее утро он мне не понадобился. Отоспавшись накануне, я встала около половины шестого.
Я приняла душ; чуть не поскользнулась и не упала, пытаясь выбраться из ванны с помощью единственной здоровой руки, и тщательно подготовилась к предстоящему дню. Мои синяки приобрели тот ужасный желтый цвет, который означал, что они заживают, но все это выглядело, будто что-то не так с моими эритроцитами, и я умираю.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Отложив фен после энергичной сушки одной рукой, я задумалась о своих волосах. Я всегда носила их длинными, потому что Мики просил об этом. Окраска в радужный цвет была идеей Гейл. Она хотела, чтобы я выглядела «восхитительно-нетипичной». И я не возражала. Тогда я бы сделала все ради группы.
Вся краска уже успела отрасти. Мои волосы безжизненно свисали на бретельки лифчика. Я была от природы блондинкой, вроде как среднего оттенка, но это всегда казалось немного скучным, и именно поэтому я не возражала придать им более насыщенный цвет.
Я задумчиво перебрала кончики волос и вдруг поняла, о чем попрошу парикмахера.
К моему удивлению, я почувствовала укол возбуждения по этому поводу. Как будто это имело значение. Но — уже не имело.
— Может и так, — пробормотала я себе под нос. — Может быть, все это часть того, чтобы двигаться дальше.
Двигаться дальше.
Это звучало утомительно.
Некоторое время спустя я сидела в гостиной, смотрела утреннее телешоу, ела тост с маслом на завтрак (никогда еще он не был таким вкусным!) и пила английский чай, когда услышала, как проворачивается ключ в замочной скважине в двери квартиры.
Я напряглась, готовясь к новой встрече (и возможной ссоре) с О'Ди. Но шаги в коридоре принадлежали не ему. Это было похоже на стук каблучков по паркету.
И я оказалась права.
Оглянувшись через плечо, я застыла с кусочком тоста во рту при виде красивой молодой женщины, стоящей в дверях.
— Кто ты такая, черт возьми?
Она ослепила меня потрясающей белоснежной улыбкой.
— Меня зовут Отэм. — Она подняла руки, в которых была тысяча пакетов с покупками. — И я принесла много вкусностей!
Ах. Точно. Сестра О'Ди. Я сунула в рот остатки тоста и поднялась на ноги. Ее глаза немного расширились, когда она увидела меня.
— Я знаю. Я в полном беспорядке, — пробормотала я, жуя тост.
Идеально очерченные брови Отэм сошлись на переносице.
— Ты просто… Киллиан рассказал, что они сделали с тобой, но… Вот маленькие ублюдки!
Я ухмыльнулась, потому что это слово прозвучало так странно из ее уст. У Отэм был мелодичный акцент, очень похожий на акцент Киллиана. Ритмичный, очаровательный и немного аристократичный. С ее блестящими каштановыми волосами, завитыми волнами, безупречно ухоженными ногтями, идеально выглаженной рубашкой, блейзером, брюками и босоножками на десятисантиметровых шпильках, она выглядела шикарно. А макияж словно был нанесен художником.
Большие теплые великолепные карие глаза — точь-в-точь как у Киллиана — смотрели на меня, обрамленные густыми ресницами, которые, казалось, никогда не закончатся. Они настоящие?
Конечно, сестра О'Ди была великолепна. У этой семьи были хорошие гены.
— Если ты думаешь, что я плохо выгляжу, то тебе стоит посмотреть на парня, который напал на меня, — пошутила я.
— Киллиан сказал, что ты умная зараза. Но я не буду шутить по этому поводу, Скайлар. — Отэм подошла ко мне, изучая, и быстро сбросила все пакеты с покупками на пол у наших ног. — Эти маленькие ублюдки заслуживают длинного срока в тюрьме за то, что сделали с тобой.
Я вспомнила о том, кого звали Джонни, его я видела каждый раз, когда закрывала глаза по ночам. И его друга, которого я могла бы простить, потому что он спас меня… если бы он не сбежал с моей гитарой Taylor.
— Согласна.
Сочувствие вспыхнуло в глазах Отэм, когда она оценивающе посмотрела на меня.
— Как только синяки исчезнут, и Бренна восстановит твой вес, ты будешь как новенькая. Красивая, как всегда.
Я фыркнула. Я не была красавицей. У меня было интересное лицо и необычные глаза, но никто никогда не мог сказать, что я красива. Мика говорил, но это звучало совсем по-другому. Красота была в глазах смотрящего, и вся прочая чушь.
— Довольно об этом, — проворчала Отэм в ответ на мое молчаливое несогласие. — Ради бога, посмотри на свои глаза. А эти губы!
