они сами?!
Оля подносит землянику на ладонях к самому носу. До чего ж вкусно пахнет! Но она ягодок не трогает. Для мамы и папы бережет.
— Олег, давай больше никогда не ссориться!
— Давай!
— И за косички меня не будешь дергать?
— Больно надо!
— А я тебя буду всегда слушаться.
— Я старше, ты и должна слушаться. Я больше тебя умею и больше тебя знаю!
— А откуда берутся волшебники, знаешь?
— Скажешь — из бутылок? Ха!
— Знаю, что не из бутылок. Волшебники берутся из разных людей.
— Это как же? Голову берут у одного, руки — у другого, а бороду — у третьего?.. И волшебник готов! Так? Смешно.
— И вовсе не так. На свете много-много людей. И каждый знает какое-нибудь чудо. Дядя Степан такой человек. Он нам помог много разгадать. Потом встретим еще кого-нибудь, потом еще и еще… Когда мы все тайны на свете разузнаем, из нас получатся волшебники…
— Если мы станем волшебниками, то, значит, и другие станут. Что ж тогда? Всю страну заселят одни волшебники? Так?
— Нам в садике читали книжку про волшебное царство. Вот и у нас будет волшебное царство.
— В сказках мало ли что бывает! Что придумаешь, то и случается: печка скачет по дороге, ковры летают, как птицы, а кот ходит в сапогах…
Слушая сестренку, Олег на миг представил себя в будущем царстве.
Вот он, Олег Булкин, напевая волшебную песенку, идет по улице. Что ни шаг — то новое чудо.
Разноцветные листья сидят на липах, как бабочки, хлопают крыльями и нашептывают прохожим: «Сорвешь лист зеленый — будешь веселый, сорвешь голубой — станешь молодой, сорвешь желтый, как медь, — век тебе не болеть!»
Из подъездов выходят ученые коты, снимают перед Олегом шляпы и любезно раскланиваются.
Лохматый пес Шарик пляшет на площади матросский танец под веселую музыку воробьев и скворцов.
Голуби вместо почтальонов залетают в форточки домов, держа в клювах письма и газеты.
Добрая Баба-Яга в нарядном платье сидит на скамейке, вяжет волшебную варежку и рассказывает девочкам в красных шапочках сказку о забавных приключениях Серого Волка.
А чуть подальше, за углом, открывается самое удивительное: в один ряд выстроились чудо-машины. Одна похожа на космическую ракету, другая — на стального кита, третья — на крылатый автомобиль… Поблизости стоит черный рояль с длинным рядом клавиш. Нажмешь средний клавиш — мгновенно очутишься в кабине кита, который понесет тебя по морям-океанам, далеко-далеко от дома. Нажмешь клавиш слева — окажешься еще дальше: звездный корабль доставит тебя без пересадки прямо на Луну, и ты будешь летать там, в безвоздушном пространстве, как пушинка, — вверх ногами, вниз головой. Хорошо! Но стоит задеть клавиш справа — быстрокрылый автомобиль сорвется с места и с небывалой скоростью помчит тебя в любой край земли: хочешь — в джунгли, где живут обезьяны и крокодилы; на Северный полюс, в гости к белым медведям; хочешь — куда хочешь…
— Скорее бы наступила сказочная жизнь! — мечтает Олег.
— Да, скорее бы, — Оля довольна, что брат перестал спорить с ней.
Дядя Степан шагает впереди и, посвистывая, размахивает зонтиком. Он не говорит ни «да», ни «нет». Он слушает птиц, которые на разные голоса перекликаются в чаще.
На ветку березы опускается зяблик. Голову — набок, вздергивает клюв, показывает свой красный зоб и смотрит на детей, идущих мимо.
Дядя Степан издали подмигивает ему как старому знакомому и, сложив губы бантиком, радостно свистит:
— Пинк-пинк…
Зяблик настороженно глазами водит, подергивает желтоватыми крыльями, шевелит темным хвостом. И вдруг по лесу рассыпается звонкая трель.
Дядя Степан, подождав, пока он замолкнет, снова повторяет птичью песню — свистит точь-в-точь, как зяблик, ничуть не хуже.
Несколько минут продолжаются веселые переговоры между дядей Степаном и зябликом.
— О чем вы его спросили? — хочется знать Олегу.
— Попросил зяблика немедленно лететь в город и сказать вашим родителям, что вы скоро будете дома. Пусть не беспокоятся.
— А зяблик что ответил?
— Зяблик ответил, что он готов выполнить любое мое поручение…
Неугомонный птичий гам несется со всех сторон. Лесным жильцам не терпится поделиться с дядей Степаном своими радостями. Щебечут, курлыкают, каркают, чирикают, попискивают и щелкают — у каждого свой голос.
Птичий язык Олегу и Оле непонятен, а дядя Степан на любой манер может разговаривать с птицами.
— Ки-ки-ки-ки… — громко, отрывисто бросает он в придорожные кусты, где мечутся, перепрыгивая с ветки на ветку, пугливые дрозды.
— Тиу, тиу-ты-тэээ… — задорно подпевает стайке маленьких чижей, которые хвастаются друг перед другом своими черными шапочками.
— Футь-футь, футь-футь… — свистит в заросли осоки, где прячутся неуловимые водяные курочки.
«Чью-чью-ю-ю», «Цин-цин-цин», «Свирь-свирь-свирь», «Уии! Уии!..»— на разные лады отзывается лес.
— Слушайте внимательно, мои юные друзья, — дядя Степан поднимает над головой зонт. — Лесные обитатели будут петь в вашу честь.
Он размахивает зонтом, как дирижер палочкой. Птицы заливаются пуще прежнего: одни — переливчато и нежно, словно играют на свирели, другие звучно и пронзительно подражают флейте, третьи барабанной скороговоркой рассыпают песню по лесным дебрям…
Вот это концерт! Такого ни в одном театре не услышишь. Оля от удивления перестала глазами моргать.
— Заколдуют, чего доброго, вас птичьи солисты, — дядя Степан перестает махать зонтом. — Концерт окончен! Сомкнем дружно ряды и двинемся дальше… Трам-та-там, трам-та-там… Фью-фью-фью… Чик-чирик…
Часть девятая
сажает солнце за горизонт, а детей — в автобус и отвозит их… Куда? Потом узнаете!
Солнце играло в прятки. Оно то выглядывало из-за кустов, сияло в просветах деревьев, то скрывалось за лесистой грядой, и его совсем не было видно.
Но вот деревья поредели. Дядя Степан, Олег и Оля вышли из тенистой чащи на степной простор, где было много солнца.
— Нам пора домой, — сказал дядя Степан. — Охотно довез бы вас на ковре-самолете, но я, к сожалению, позабыл его дома на полу.
На дорогу выскочил голубой автобус. Он промчался мимо до того быстро, что невозможно было разглядеть в окнах лица людей.
Возле деревянного домика в отдалении автобус остановился.
— Направимся туда, — предложил дядя Степан. — Повезу вас в автобусе. Это не хуже, чем на ковре-самолете.
Пока добрались до остановки, от голубого автобуса и след простыл. Он пылил уже где-то
