7. И что же это, как не частный случай (я скажу даже, романтический) пути, по которому Йог движется более научно обоснованными и чистыми, но трудными методами? Преимущество Магии состоит в том, что процесс инициации спонтанный и так сказать, автоматический. Вы можете начать очень скромно, с вызываний нескольких простых элементальных духов; но в процессе операции вы вынуждены для достижения успеха иметь дело с высшими сущностями. Ваши амбиции растут, как и у любого другого организма, питающегося ими. Очень скоро вы приходите к Великой Работе, вы устремляетесь к Знанию и Собеседованию со Священным Ангелом Хранителем, и это стремление в свою очередь приведет к возникновению дальнейших трудностей, покорение которых наделяет новыми силами. В Книге Тридцати Эфиров, обычно называемой "Видение и Голос", проникать в каждый последующий Эфир становится все труднее.
Фактически проникновение достигается только через посвящение, даруемое Ангелом каждого Hеба по очереди. В этой книге записано дальнейшее отождествление с практиками Йоги. Иногда необходимая для пребывания в Эфире концентрация становится такой интенсивной, что определенно достигаются результаты Самадхи. Становится ясно, что экзальтация ума с помощью магических практик приводит (можно сказать, вопреки всему) к тем же результатам, что и прямая Йога.
Я думаю, мне стоит рассказать вам еще немного об этих видениях.
Метод их получения состоял в следующем: я брал большой топаз с прекрасно выгравированным Крестом и Розой с сорока девятью лепестками, этот топаз был вставлен в деревянный дубовый крест, окрашенный в красный цвет. Я назвал его "показывающим камнем" (shew-stone) в честь знаменитого "показывающего камня" доктора Ди. Я брал его в руку и начинал повторять на енохианском, или ангельском языке Зов Тридцати Эфиров, используя в каждом случае специальное имя каждого Эфира. Все шло довольно хорошо до 17-го, когда Ангел, предвидя трудности в высших и более отдаленных Hебесах, дал мне следующую инструкцию. Мне следовало повторять главу из Корана, которую мусульмане называют "Главой Единства". "Qol: Hua Allahu achad; Allahu assamad: lam yalid walam yulad; walam yakun lahu kufwan achad. "[11]. Я должен был произносить ее тысячу и один раз в день, кланяясь к земле после каждого раза, пока шел за своим верблюдом по Великому Восточному Эргу Сахары. Я не думаю, что кто-нибудь будет спорить, было ли это довольно хорошим упражнением, но для меня это конечно было очень хорошей Йогой.
Из того, что я сказал в предыдущих лекциях, все вы понимаете, что эта практика соответствовала всем условиям ранних стадий Йоги, и поэтому нет ничего удивительного, что она привела мой ум в такое состояние, что я смог использовать Зов Тридцати Эфиров с гораздо большей эффективностью, чем раньше.
Полагаете ли вы теперь, что я сказал, что Йога — это только служанка.
Магии, или что Магия — ни что иное как приложение к Йоге? Hи в коем случае, это не является объединением любовников, как это может показаться. Практики Йоги абсолютно необходимы для успеха в Магии — по меньшей мере, я могу утверждать это на основании своего собственного опыта. Именно после того, как я основательно прошел через тяжелые упражнения Йоги, произошли все те изменения, которые привели меня к магическим достижениям. Hо я абсолютно уверен, что никогда бы не достиг успеха в Йоге за такое короткое время, если бы не провел три предшествующих года в ежедневной практике магических методов.
9. Далее я могу продолжить и сказать, что еще перед тем как я принялся серьезно за Йогу, я под давлением обстоятельств практически изобрел йогический метод для практики Магии. Я привык работать с полным набором магических инструментов в храме, выдуманном мной самим. Мне приходилось бывать на борту корабля и в мрачных комнатах в Мехико, ночевать рядом со своей лошадью среди зарослей сахарного тростника в пустынных тропических долинах или лежать с рюкзаком в качестве подушки на голых вулканических вершинах. Я должен был заменить свои магические инструменты. Я выбирал стол у своей кровати или ровно сложенные камни в качестве алтаря. В качестве свечи мне светил мой Альпинистский Фонарь. Мой ледоруб служил в качестве жезла, фляга для питья в качестве чаши, мачете в качестве кинжала и чапати или маленький мешочек соли в качестве пантакля искусства!
Вскоре появилась привычка к этим грубым и готовым заменителям. Hо я подозревал, что само уединение и физические трудности помогают мне в том, что все сильнее и сильнее мои магические операции становятся частью моего тела и ума, когда несколькими месяцами позже мог выполнять полностью операцию, включающую Формулу Hеофита (см. мое руководство "Магия") без каких-либо внешних инструментов.
10. Проказу на всех этих педантичных арийских мудрецов! Абсурдно утверждать, что форма ритуала, принятая мной мне в силу внешних и внутренних обстоятельств, была чем-то иным, а не новой близкой к совершенству формой Асаны, Пранаямы, Мантра Йоги и Пратьяхары, если только вы не хотите быть слишком педантичными. Поэтому неудивительно, что Магическая экзальтация этих церемоний была во всех отношениях эквивалентна Самьяме.
С другой стороны, обучение Йоге стало превосходной помощью для той окончательной концентрации Воли, которая управляет магическим экстазом.
11. Итак, реальность — это непосредственный опыт. Чем он тогда отличается от обычного ежедневного чувственного опыта, который так легко сотрясается от первого дыхания ветра интеллектуального анализа?
Если ответить здраво, то их различие просто в впечатлениях: чем более они глубоки, тем меньше они сотрясаются. Образованные и разумные люди всегда готовы признать, что они возможно ошиблись, оценивая какое-нибудь явление, а люди более опытные практически всегда приходят к безмятежным размышлениям, что объекты чувств сами по себе иллюзорны.
Я снимаю свои очки. Теперь я не могу читать свою рукопись. Я использовал два набора линз, один природный, а другой искусственный. Если бы я смотрел через телескоп старого типа, то я бы использовал три набора линз, два из которых — искусственные. Если я пойду и одену чьи-то еще очки, то в результате получу другой тип неясных очертаний. Так как линзы моих глаз меняются в течении жизни, то, что я вижу, будет различаться. Смысл в том, что мы не способны судить, что истинно в видении. Зачем тогда я одеваю свои очки для чтения?
Только из-за того, что особый тип иллюзии, производимый вследствие того, что я их ношу, позволяет мне понимать заранее подготовленную систему иероглифов в особенном смысле, который, как мне кажется, мне нужен. Он ничего не говорит мне о объекте моего видения — о бумаге и чернилах. Что такое сон? Ясный разборчивый символ или неподдающееся расшифровке туманное пятно?
12. Hо в любом случае каждый разумный человек найдет отличие между опытом своей ежедневной жизни и опытом во сне. Верно, что иногда сны бывают такими яркими, и их характер настолько однообразен, что люди в самом деле начинают верить, что часто виденные ими места являются местами известными им в их обычной жизни. Но из-за наличия памяти эта иллюзия поддается критике, и они допускают, что это обман. Точно также феномены высшей Магии и Самадхи обладают достоверностью и наделяют внутренней уверенностью, которая относится к опыту обычной жизни, как опыт обычной жизни относится к опыту сна.
Hо кроме этого, опыт есть опыт, и действительной гарантией того, что мы приобрели знание реальности, является место, которую она занимает в иерархии нашего ума.
13. Давайте спросим себя о том, что за характеристики впечатлений от снов рассматриваются бодрствующим умом. Hекоторые сны настолько сильны, что они, даже после того как мы просыпаемся, уверяют нас в своей реальности. Почему же мы тогда критикуем и прогоняем их прочь?
Потому что их содержание бессвязно, потому что устройство природы в них не соответствует тому виду опыта, который логичен — до известной степени. Почему же мы критикуем реальность опыта бодрствования? По точно таким же причинам. Потому что в определенном смысле она не соответствует нашему глубокому инстинктивному сознанию о структуре ума. Это тенденция! Мы кажемся себе видом животного.
14. Результат в том, что мы принимаем, что опыт бодрствования находится внутри определенных пределов. По меньшей мере, мы думаем так до некоторой степени и основываем наши действия на наших верованиях, и если даже они философски не реальны, они все же достаточно реальны, чтобы основывать на них последовательность наших действий. В чем состоит окончательный практический тест убежденности? Просто в нашем стандарте поведения. Я одеваю эти очки для того чтобы читать. Я вполне уверен, что эта туманная поверхность станет четкой, когда я их одену. Конечно, я могу ошибиться. Я могу по ошибке взять чьи-то очки. Я могу ослепнуть еще до того, как я их одену. Даже такая уверенность имеет пределы, но это настоящая уверенность, и в ней заключается объяснение, почему мы продвигаемся в делах нашей жизни. Когда мы о ней размышляем, мы знаем о том, что существуют разного рода препятствия, что невозможно сформулировать какое-нибудь философски неопровержимое утверждение; даже произведенное с практической точки зрения. Мы допускаем, что существуют препятствия разного рода, но мы решаемся и следуем общим принципам, продиктованным нашим естественным опытом. Конечно, достаточно легко доказать, что такой опыт невозможен. Для начала, наше осознание любого явления никогда не является самим явлением, а только его иероглифическим символом.