— О сыны мои, не станем вспоминать сомнительный Континент, ибо я не намерен просвещать вас, но есть место на Нихвоне, которое вы еще не посетили по забывчивости, поразившей вас после жестокой кончины ваших возлюбленных.
— Что же это за место? — тихо отозвался Мышелов, и поразмыслив немного, добавил. — И кто ты?
— Сыны мои, это город Ланхмар. И не столь важно, кто я, достаточно знать, что я ваш духовный отец.
— Великой клятвой поклялись мы не возвращаться в Ланхмар, — в глубокой задумчивости тихо проговорил Фафхрд, словно оправдываясь перед близким другом.
— Клятвы сотворены были лишь для того, чтобы преступать их, когда цель зарока исполнена, — флейтой отозвался голос. — Каждый обет придется нарушить, каждое придуманное самому себе ограничение — отменить. Иначе порядок станет преградой росту, дисциплина становится цепью, а целеустремленность — кандалами и злом. Вы уже узнали об этом мире все, что могли. Вы закончили обучение на этих безграничных просторах Нихвона. Надо учиться дальше, следующий класс — в стенах Ланхмара, высочайшей школы разума в этих краях.
Семь огоньков потускнели и сблизились, словно удаляясь.
— Мы не вернемся в Ланхмар, — в один голос выпалили Фафхрд и Мышелов им вслед.
Огоньки погасли. Тихо-тихо, едва различимо, но так, что было слышно обоим, голос исчезая пропел: “Вы боитесь?” — и что-то слабо коснулось скалы, едва-едва, но мощь слышалась в легком скрежете камня о камень.
Так закончилась первая встреча Фафхрда и его друга с Нингоблем Семиглазым.
Не минуло и нескольких сердцебиений, как Серый Мышелов обнажил свой тонкий в полтора локтя меч, по прозванию Скальпель, которым его рука привыкла отворять кровь с уверенностью истинного хирурга, и за его сверкающим острием последовал в глубь пещеры. Он шагал решительно и уверенно. Фафхрд следовал за ним, но с расчетливой осторожностью, не без неуверенности, книзу, к каменному полу, обратив Серый Жезл, меч свой, которым умело пользовался он в битвах, и поводя им из стороны в сторону. Ленивое блуждание семи огоньков навело его на мысль о головах кобр, вскинутых для удара. Ведь пещерные кобры, буде они существуют, вполне могут оказаться светящимися, словно глубоководные угри.
Так они углубились в гору дальше, чем Фафхрд в свой первый заход. Друзья не слишком спешили, чтобы глаза успели привыкнуть к здешней тьме, но вдруг Скальпель лязгнул о камень. Они молча замерли и не двигались с места, пока без всякого прощупывания мечами их наконец привыкшие ко тьме глаза с полной уверенностью не обнаружили, что проход кончается именно там, где они находились, а для исчезновения говорящего змея, и уж тем более существа, по праву наделенного речью, требуется хотя бы узкий лаз. Мышелов нажал плечом на скалу, Фафхрд раз за разом обрушил на нее весь свой вес — все напрасно, камни не подавались. Боковых ответвлений они пропустить не могли, даже самого узкого, не говоря уже о провалах под ногами и колодцах в потолке, — выходя, они оба еще раз проверили это.
У входа в пещеру, недалеко от расстеленных одеял, лошади мирно пощипывали бурую травку, и Фафхрд отрывисто проговорил:
— Должно быть, это было эхо.
— Разве может эхо существовать без голоса, — недовольно возразил Мышелов, — словно хвост без кошки, хвост, благоденствующий сам по себе.
— Небольшая снежная змейка как раз и напоминает белый благоденствующий хвост домашней кошки, — невозмутимо отозвался Фафхрд, — да и кричит она таким же тоном, дрожащим голоском.
— Ты думаешь…?
— Конечно же, нет. По-моему, где-то в скале есть дверь, тщательно подогнанная, так что нельзя даже различить швов. Мы слыхали, как она закрывалась, но еще до того он, она, оно, они оказались внутри.
— Зачем же тогда болтать об эхе и снежных змеях?
— Нельзя пренебречь ни единой возможностью.
— Он… она… или так далее… назвали нас сыновьями, — удивился Мышелов.
— Говорят, змей всех старше и мудрее… больше того — он отец всех нас, — рассудительно промолвил Фафхрд.
— Опять эти змеи. Одно можно сказать твердо: не гоже человеку пользоваться советом и одного змея, не то что семерых.
— И все же он — считай, Мышелов, прочие местоимения я назвал — тонко подметил одну деталь. За исключением Северного континента, существует ли он или нет, пути наши паутиной переплелись по всей поверхности Нихвона. И что же осталось, кроме Ланхмара?
— К чертям эти твои местоимения! Мы же поклялись никогда не возвращаться туда. Разве ты забыл это, Фафхрд?
— Нет, но я умираю от скуки. Вот и вино пить я уж сколько раз зарекался?
— Я задохнусь в этом Ланхмаре! Днем — дым, ночью — туман, крысы и вечные помои!
— В настоящий момент, Мышелов, меня мало волнует, жив я или мертв, и когда, и как, и где надлежит мне встретить свою судьбу.
— Теперь наречия и союзы! Ба, да тебе надо выпить.
— Вину не по силам дать мне долгожданное забвение. Говорят, чтобы призрак отстал, надо отправиться туда, где он встретил смерть.
— Да, и чтобы они еще крепче взялись за нас!
— Уж крепче, по-моему, некуда.
— И значит, змей прав и мы действительно боимся!
— А не прав ли он в самом деле?
Спор продолжался в том же духе, пока в конце концов Фафхрд и Мышелов не прогалопировали мимо Илтамара к каменистому побережью, причудливо изрезанным прибоем невысоким берегам, и целый день, а потом и ночь, дожидались там, пока, сотрясая конвульсиями воды, соединяющие Восточное и Внутреннее моря, на поверхность не выступили Тонущие Земли. Тогда они поспешно пересекли их кремнистые парящие просторы — день был жарким и солнечным — и снова оказались на Мощеной Дороге, но теперь направляясь обратно к Ланхмару.
Поодаль с каждой стороны дороги гремели грозы-двойняшки; на севере над Внутренним Морем, к югу — над Великим Соленым Болотом. Друзья приближались к владетельному городу; башни, шпили, храмы и. зубчатые стены выступали из обычной шапки дыма, покрывавшей его, слегка подсвеченные заходящим солнцем. Смесь тумана и дымов превратила солнечный диск в мутное серебро.
На какой-то миг Мышелову и Фафхрду почудилось, что они видят округлый силуэт с обрубленным низом — невидимые ноги уносили его к роще соколиных деревьев, а смутные отголоски складывались в слова: “Говорил я вам. Говорил я вам. Говорил я вам”. Но и хижина чародея и его голос, если им все это просто не примерещилось, были не ближе дальней грозы.
Так, нарушив свою клятву, Фафхрд и Серый Мышелов вернулись в город, который презирали, но куда страстно стремились. Забвения они там не обрели, призраки Ивриан и Вланы не нашли еще покоя, но, быть может, просто потому, что минуло уже немало времени, они меньше тревожили обоих героев. Ненависть тоже дремала в их душах, даже Гильдия Воров Ланхмара не так уж беспокоила их. Ланхмар казался им теперь не хуже любого другого мест Нихвона, и уж во всяком случае там было куда интереснее, чем в любых дальних краях. Так что они остались в городе, подыскав себе после долгих скитаний постоянное жилище.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});