Новым директором стал завуч - Павел Ефимович Кучер. Он и при Мостовом фактически руководил всей жизнью школы, оставив за часто болевшим директором роль некоего исторического экспоната из другой, далекой и неведомой эпохи, где все было как-то иначе, и люди были другие, с идеалами - теперь расхлебываем. Приближался апрель, а там - день рождения В.И. Ленина. Новый директор объявил о проведении общешкольного утренника. Мероприятие планировалось, видимо, как попытка вернуть школе былое расположение руководства, пошатнувшееся за годы донкихотского правления Мостовым.
Поэтом революции - Владимиром Маяковским от их класса выступал Шурик Бугров. Во-первых, рост - третий в школе; во-вторых, бас, который сам Шурик очень любил. Небольшое лицо заплывало алым до корней волос, когда его неокрепший баритон неожиданно давал киксу.
Шурик был командирован "фракцией" не только для участия в самодеятельности, но и с заданием - разузнать тайные замыслы директора. Даже учителя, говоря о предстоящем мероприятии, делали многозначительные лица и замолкали.
После первой репетиции Бугор доложил исполкому, что директор действительно обещает сенсацию, но не колется совершенно. На экстренном заседании исполкома "фракции" было принято решение: на митинг идти полным составом без исключения. Посмотрим, какой сюрприз приготовил их Паша Фимуля.
Все расселись, раздвинулся плюшевый бордовый занавес, и потек обычный школьный утренник. Ближе к финалу вышел монтаж с Бугром. Саня в своих кусках гремел басом, его впалые щеки заплыли бурыми пятнами румянца. Наконец он так рявкнул: "Ленин!" - что дрогнул свет в большой люстре. Зал не без облегчения зааплодировал. Присутствующие не знали, будет ли продолжение, чего ждать дальше. Повисла пауза. От задних рядов кто-то пробежал по проходу к эстраде. Ага, значит, можно двигать на выход. Начали вставать со своих мест. Произошло движение перед занавесом. Они подняли глаза и увидели на сцене... Ленина.
Зал не сговариваясь встал и устроил овацию.
Ильич вышел на середину, привычно заложил большой палец левой руки в пройму жилета, энергичным жестом попросил сесть и с жаром обратился "к собравшейся рабочей и крестьянской молодежи" с известными словами о том, что перед ними благодаря свершившейся социалистической революции открылось небывалое будущее. Но чтобы построить это будущее, им надо учиться, учиться...
После повторных долгих аплодисментов на сцену взошел директор и без обычного подергивания усами с одновременным облизыванием языком верхней губы - его тик в школе постоянно копировали - поблагодарил актера Московского художественного академического театра Смирнова за то, что тот, несмотря на загруженность, пришел к ним в школу. Артист принял букет, раскланялся и выскользнул в дверь - торопился в другие школы.
- Чего ему подлизываться, - утерев капли красного молдавского с подбородка, выдохнул Феликс Эдмундович, высокий блондин с удивительно пропорциональной фигурой - Саша Алексеев, друг Назарова последних школьных лет.
- Из школы не поперли, повезло - Мостовой откинулся.
Отец Глазкова работал в "хитрой конторе" и однажды оставил дома связку так называемых "вездеходок" - ключей, подходящих к любой машине. Глаз с парнями из своего двора открыл вечером "Волгу" какой-то известной артистки и поехал кататься. У первого светофора машина заглохла, подошел милиционер... При Мостовом, можно не сомневаться, продолжал бы Глаз образование в другой школе.
Он знал об их "подполье" и очень хотел, чтобы его приняли в Игру. Но он не проходил изначально - не улавливал принцип конспирации, который был предельно прост, никем не формулировался - в меру понятливости. В меру ощущения каждым текущего момента жизни. Даже если кто-то из взрослых решал завести с ними душеспасительную беседу на предмет: не тем вы, ребята, увлеклись, займитесь чем-нибудь более полезным, например, шефской работой с четвероклашками, они в ответ сделают искренние, круглые глаза, недоуменно пожмут плечами: о чем вы, дяденька? какие глупости? Разве они, нормальные московские подростки, похожи на впавших в детство, как некоторые, пальцем не станем указывать? Какое "подполье"? Какая "фракция"? Кто вам это сказал? На уроках, да, мы проходим новейшую историю, действительно, там речь о подполье, о фракциях, о политической борьбе - так ведь это же наша история, что тут такого, в книгах черным по белому...
Настоящий большевик-ленинец должен соображать, ориентироваться, ловить момент: где игра, а где она кончилась, нет ее, все, тю-тю, маманя. Игра это всегда что-то временное: есть начало, и должен быть конец. И ни у кого из них, отроков шестидесятых, мысли не возникало, что их игра может перерасти во что-то серьезное. Не смешно. Все это было и завершилось таким блестящим результатом - Октябрьской революцией. Игра, и не более того.
- Префет, орелики. Что нахохлились? - Глаз хлопнул дверью лифта и помахал ладонью у плеча, мизинец у него не распрямлялся, оставался скрюченным. - Шандец подполью. Поминки справляем?
- Потише, Виталик, в лоб быстро схлопочешь, - резко обернулась к нему Анка-пулеметчица.
- На какое, интересно, подполье намекает недобитый эсер, к тому же махровый анархист господин Глазков? - прищурился Феликс Эдмундович Дзержинский.
- На какое? На ваше, уважаемый Феликс Эдмундович.
- Ладно, подполье. Подпольщик, - в сторону пришедшего развернул широкие плечи Лаврентий Павлович, - кайф гони...
- Какой кайф? О чем вы, крестный? - Глаз натурально изобразил удивление, обвел всех наивным взором. Значит, права Лариска: ей только дай пулемет, быстро порядок наведет.
- Анархия - мать порядка! - с улыбкой фокусника Глазков извлек из внутреннего кармана пижонской куртки "фаус-патрон" - ноль семьдесят пять литра краснухи.
- Где купил? - спросил Бугор.
- В гастрономе на Курском.
- Подвезли. Мы ходили, не было. Дай сюда. Не умеешь. - Бутылка перешла в руки Берии. - Кто участвует?
- Я крепленое не буду, - сказала Кухарка, управительница народным государством. - Виталик, что ты про поминки тут вспомнил. - она прищурилась. В шахте лифт прополз вверх. - Умер кто-нибудь, что ли? Мы не поняли.
"Анархист" Глазков внимательно следил за действиями Бугра - по неписаному закону первый стакан тому, кто принес. Берия чтил закон. Он протянул неполный стакан Глазу, тот ухнул его залпом, скривил розовое лицо, ему дали карамельку.
- А то, Ларисочка дорогая, - придя в себя, заговорил анархист Глазков, - что и Ольга, и Паша - все знают о вашем подполье.
- Ну и что? - удивился Дзержинский. - Мало ли кто чего знает. Я, например, первый раз слышу. Какое такое подполье, Михаил Иванович? Слюшай, о чем рэчь, нэ пайму! - уже Иосиф Виссарионович обращался к Калинину, к тому же Андрею Назарову, который мог быть в зависимости от ситуации и Бонч-Бруевичем, и Луначарским, и Ногиным, и рабочим Иваном Бабушкиным. Пусть, слюшай, сэбэ шта хотят, знают, мы от народа нэчиго нэ скриваем, а тэбья за язык падвэсим. - Сделал паузу и выразительно посмотрел на Глазкова. - Штоба лишнэго нэ балтал. Харашо минья поньял?
- Виталенька, а откуда, интересно, ты знаешь, что они, и классная, и директор, знают? - ехидно улыбаясь, полюбопытствовала Кухарка-пулеметчица.
- Откуда все, оттуда и они.
- А что все знают? - не отставала Кухарка. - Расскажи нам, пожалуйста. - Улыбка не сходила с ее чистенького личика с аккуратным маленьким носиком. Она отворачивается к окну: совершенно не интересно, что скажет Глаз.
- Думаешь, не специально Паша так все подстроил на утреннике? В школе никто не знал! - Глаз не мог скрыть восхищения конспирацией директора. - Вы играете? Они тоже играют, понятно? Кончайте вы со своими подпольями, фракциями! Все - приехали.
- А мы никуда и не уезжали, - обернулась от окна Кухарка.
- Подожди, Ларис. - Дзержинский вернул пустой стакан Берии. - Ты на что все время намекаешь, Виталик? Не стесняйся, скажи, мы послушаем. Все свои.
- Я не стесняюсь, - пожал плечами Глаз. - Нашли себе жмурки. Никак не расстанутся.
- Жмурки? А ты что нашел? - Дзержинского задело, он вступил в принципиальный спор. - Что ты тогда к нам все время приставал, лез, просил: ребята, возьмите меня, я тоже хочу в Игру! Не было, скажешь?
- Это, Виталик, не жмурки, - сказал Первый Космонавт в истории человечества Андрей Назаров. Они недавно с Глазковым подрались в туалете из-за желтого шарикового карандаша "бик", привезенного Андрею отцом из его первой загранкомандировки в ГДР. Глазков чуть не плакал, что у него нет такого. - Между прочим, это история наша. Мы хотим ее знать. Вот и все, Виталик. Спасибо за угощение. - Назаров ехидно улыбнулся.
- Ой-ой, история! Историки, ё, тоже мне! Не могу! Знать они захотели. Ну и что вы узнали в этой истории? Вся история: Революция да Отечественная война. Чего тут знать-то?
- Тебе какое дело? Что ты так переживаешь?
- Никакое. Я не переживаю. Вам Ленина сегодня показали? Показали. Что-то веселья не вижу по торжественному случаю - дня рождения основателя первого в мире социалистического государства рабочих и крестьян!.. Топайте в театральное училище. Бороды приклеите и будете из школы в школу на такси: "Учиться, учиться, учиться!"
