– И что? АМК добывает их постоянно, но у вас нет ежедневных воспламенений.
– Да, но где мы вырубаем их, майор? Вам следовало бы задать этот вопрос. И где делала она?
– Я не знаю, – сказала Ли. – Где она это делала?
– Послушайте, – сказал Хаас. – Пласт подобен дереву. Ему нужно подрезать ветки, придавать ему форму, ухаживать за ним. Но если вы подрежете слишком сильно и сделаете это в шахте, тогда получается пожар.
– Потому что… Он пожал плечами.
– Здесь работают армии исследователей из Техкома, год за годом они мешаются в проходах, тратят наше время и замедляют производство. Но когда речь заходит о том, чтобы снабдить нас полезной информацией, они безнадежны. Черт, они не знают элементарных вещей, которые известны любому шахтеру старше двенадцати лет. Как, например, то, что не стоит небрежно обращаться с живыми пластами, если жизнь не надоела. Бекки этого не любит. А когда эта Бекки кого-нибудь невзлюбит, то несчастье не замедлит найти его.
Ли с удивлением смотрела на него. Бекки – так в Шэнтитауне называли квантовый конденсат. Это было шахтерское словечко, созвучное мифам о поющих камнях, заколдованных штреках, сияющих горных воронках. И уж конечно, оно было не из тех слов, которые обычно употреблялись в кабинетах орбитального руководства АМК. И либо корпоративная культура сделала резкий поворот влево в последнее десятилетие, либо этот пожар был еще более странным явлением, чем считал Хаас.
– Я догадываюсь, о чем вы подумали, – сказал Хаас. – Бедный глупый шахтер, видящий поющую Бекки и Пресвятую Деву в каждой шахте. Но я уже давно не хожу в церковь. И поверьте мне на слово, это Шарифи навлекла беду.
– А вы говорили о своем беспокойстве по поводу Бекки, хм, конденсате, самой Шарифи?
– Я пытался. – Хаас сделал нетерпеливый жест, и верхняя шлифованная поверхность его стола отбросила искаженное отражение его движения, будто внутри конденсата пробежали волны. – Конечно, Шарифи должна была знать. Но она спустилась в шахту и убила себя. И не оставила после себя ничего, кроме вопросов без ответа.
– Я говорил с ней, это – факт, – продолжил Хаас – И знаете что? Сучка рассмеялась мне в лицо. Она была не в себе. Мне наплевать на ее известность. Ну, конечно, она говорила разные умные слова. Эмпирические испытания – туда, статистические данные – сюда. Но главное – она думала, что Бекки разговаривает с ней. И, как и все, кто думал так же, она плохо кончила. Мне только очень жаль, что эта глупая сучка, изображавшая из себя диггера, завалила на себя половину моей шахты.
Ли застыла на месте. Слово «диггер» было одним из самых неприличных слов в том варианте «пиджин инглиш», который был принят в качестве языка общения на планете Мир Компсона. Ли называла так себя, когда еще выглядела чистокровной генетической конструкцией.
Хаас заметил ее реакцию; он повернулся в своем кресле и придал лицу выражение, которое можно было: назвать извиняющимся.
– Я, конечно, не говорю о вас.
– Конечно.
– Послушайте. – Он наклонился вперед, сутуля свои большие плечи. – Мне наплевать на то, что собой представляла эта Шарифи. Мне и на вас наплевать. Или на любого другого в этом смысле. На что мне не наплевать, так это на то, что какой-то бюрократ из команды Кольца заставил меня отдать ей мою лучшую ведьму и закрыть половину шахты, чтобы дать ей возможность поиграться. А теперь, когда все полетело вверх тормашками, все, что они могут сказать мне, – ждите.
– Ну, я не говорю вам – ждите, – сказала Ли. – И чем скорее я спущусь вниз, тем быстрее мы разберемся и позволим вашим людям вернуться к работе.
Хаас откинулся на спинку кресла и рассмеялся отрывистым лающим смехом. Реакция казалась так хорошо отрепетированной, что Ли подумала, не скопировал ли он ее с какой-нибудь интерактивной спин-передачи.
– Мы не занимаемся туризмом, – сказал он. – Шарифи работала менее чем в ста метрах от активного забоя. Вы не попадете даже и близко к этому месту.
– Но Шарифи же было можно.
– Шарифи была знаменитостью. А вы – просто провинциалка, умеющая метко стрелять.
Ли улыбнулась.
– Здорово сказано, Хаас. Но я все-таки доберусь до самого низа. Зачем заставлять меня делать это через вашу голову?
– Да и черт с вами, обращайтесь к кому хотите. Вы были когда-нибудь в шахте? Там можно убиться пятьюдесятью различными способами, и моргнуть не успеете. Мне хватит трупов на этой неделе, и я не пущу вас туда.
Ли встала, подошла к столу Хааса и взяла головную гарнитуру его ВР-устройства.
– Вы будете разговаривать со штабом Космической пехоты или мне поговорить?
Он повернулся в своем кресле и смотрел на нее, раздумывая, блефует она или нет.
– Хорошо, – сказал он после долгой паузы. – Я собираюсь вниз с командой наблюдения приблизительно через два часа. Если вы не передумали, то собирайтесь.
– Не передумала, – ответила Ли, оттолкнув от себя мысль об усталости, надежду на горячий душ и на приятный сон без скачковых кошмаров.
– И не мечтайте, что я буду с вами нянчиться. Сломаете дыхательный аппарат или упадете в шахтный ствол, это – ваша шея.
– Я сама о себе позабочусь. Хаас засмеялся:
– Войт тоже так говорил.
Ли взглянула на звезды у себя под ногами и решила, что пора сменить тему разговора, пока она не передумала спускаться в шахту.
– В Техкоме сказали, когда они собираются заканчивать ремонт вашей полевой установки?
– А вот угадайте. Они – работают. Это на их языке означает: «а нам наплевать, не мы же платим».
«Тут Хаас прав», – подумала Ли. В ООН раньше всех догадались, на что делать ставку. Они поняли еще на заре квантовой эры, в чем будет заключаться реальная власть. И поставили все на развитие новой технологии. Вкладывали средства, патентовали, создавали тщательно структурированные компании с пятью-шестью многопланетными партнерами, способными поддержать это направление.
Все это происходило в самые темные годы Исхода, когда еще делались попытки заставить Землю работать, а Кольцо представляло собой всего лишь несколько тысяч километров наскоро собранных космических платформ. С того времени ООН использовала идеи Бозе-Эйнштейна для поддержки первого в истории человечества стабильного и эффективного межзвездного правительства. Когда генетические бунты пронеслись по Периферии, их удалось сдержать только благодаря контролю Объединенных Наций над орбитальными станциями телепортации. А когда начались набеги Синдикатов, войска ООН использовали те же самые станции при отражении каждого нападения противника, в ходе рейдов к отдаленным яслям и родильным лабораториям, для подавления беспорядков, возникавших там, где высаживались войска Синдикатов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
