– С печеночным паштетом и с яйцом, – опередила старушка его мысль.
Она аккуратно пристроила свою ношу прямо над телом Жирова и вежливо осведомилась:
– Товарищу своему будете брать?
Песня отпетого разбойника зависла на самом интересном месте.
– Однако, – промямлил Белков, глядя на Чижика, на старушку, отсчитывающую сдачу, на вернувшегося из ссылки Углеводова. На Жирова он посмотреть не успел. Задумчиво жуя пирожок, Белков припомнил свое непутевое детство и свою безалаберную юность. Но какое-то врожденное чувство, отдаленно напоминающее чистоплотность, помешало ему сделать это прямо здесь. Опрокинув стол вместе с друзьями-собутыльниками, верный яйценосец Инфаркта Миокардовича долгожданно и громко вырвался во двор.
Адамович едва подоспел. Прямо в руки его из недр белковского желудка выстрелил предмет, по описаниям отдаленно напоминающий хрустальную пепельницу в виде яйца. Наконец-то! Ай да Чижик! Ай да гастрономическая бабуля!
Белкову на миг показалось, что он стал усеченным конусом, и разбойник замертво рухнул в кусты под забором – до лучших каких-то времен.
Адамович, держа в руках хрустальную святыню, попытался еще тут же держать совет. Кисса – облизываясь, Жучка – виляя хвостом, Лада – ковыряя от волнения в носу – слушали его. (Чижик, выполнив свой долг, предпочел еще некоторое время задержаться в кулях и нарах). Нужно пойти к Инфаркту Миокардовичу и потребовать живую и невредимую Евовичь в обмен на яйцо со смертью.
И тут – на тебе! Новый сюрприз!
Хлопнув дверью, из бара «Куль и нары» вышли, безмятежно воркуя, Сумрачный ротвейлер и еще одна Жучка. Сначала всем нашим бросилось в глаза то, что хвост у последней забинтован, и она как-то неловко им хромает при ходьбе. А уж в следующую секунду – обухом по голове – мысль о раздвоении Жучкиной личности.
Кто как отреагировал? Ну, там, Кисса по-девчоночьи завизжала, Адамович по-мальчишески побледнел, Жучка номер один (со здоровым хвостом) брякнулась в обморок (видно, была она еще очень слаба после возвращения с того света), Жучка номер два (с забинтованным) сорвалась было с места, но Сумрачный поймал ее в свои цепкие разбойничьи объятия.
– Да ведь это же скандал, – пробормотала, оглядываясь по сторонам, Лада.
Наконец Адамович взял в руки себя, Жучку № 1 (и еще там яйцо было), а Жучку № 2 уже держал Сумрачный – и заявил:
– Сейчас мы пойдем выручать мою возлюбленную сестру, а уж потом разберемся, кто из этих собак – подлинная, а кто – самозванка. Ты, – указал он на ротвейлера непонятно откуда взявшимся волевым жестом, – отведешь нас к своему хозяину, ибо его смерть в наших руках, но мы хотим обойтись без кровопролитий и решить дело исключительно мирным путем.
Верный пес своего хозяина подумал, что неплохо было бы броситься, перегрызть глотку и отбить в честном бою хрустальную пепельницу Инфаркта Миокардовича. Но Сумрачный уже был бесповоротно, теперь – вдвое больше – влюблен в Жучек, а потому вдвойне – способен на предательство. Он снова взвалил на спину тело одной из своих возлюбленных и послушно поплелся впереди процессии, указывая дорогу в тайное берлогово Кощея.
Инфаркт Миокардович нюхом чуял предательство. Одновременное исчезновение Белкова, Жирова, Углеводова и Сумрачного насторожило старого резидента. На всякий случай он съел все самые важные документы, а потом подумал, что надо было их предварительно сжечь. Тогда находчивый собаковод снял со стены своего кабинета горящий факел и стал жадно глотать огонь.
Потом он вспомнил о Евовичи и помчался к ней в камеру, срывая с себя на ходу когти. Теперь ему предстояло взять девочку с собой за границу или убить ее. Ни то, ни другое не входило в его первоначальные планы. Черт! Тут он вспомнил, что оставил на своем столе еще один маленький недостроенный первоначальный план. Резко развернувшись, Кощей увидел в окно, как здание окружают Адамович, Кисса, Лада, две Жучки и его собственный преданный ротвейлер Сумрачный.
Именно последнему предназначалась первая пуля Инфаркта Миокардовича. Ротвейлер, мужественно застонав от боли в отстреленной задней лапе, шепнул Жучкам: «Ложись», и в этот миг просвистела вторая пуля. Она предназначалась Адамовичу, но угодила прямо в бережно несомое им яйцо.
– Кощей Бессмертный убил сам себя! – закричала Кисса впопыхах, и все взволнованно сгрудились вокруг Адамовича.
Сначала никто ничего не понял. Они стояли и смотрели, как по ладоням растерянного Адамовича растекается желто-белая мутноватая слизь, украшенная мелкими осколками белой скорлупы. Инфаркт Миокардович перегнулся через подоконник, дабы взглянуть, что там у них случилось, а поняв, скрипло засмеялся:
– Яичко-то оказалось не золотое, а простое. Так-то.
Вдруг из какого-то рупора вырос над ними голос:
– Всем оставаться на местах. Здание окружено войсками. Сопротивление бесполезно. Молчать. Не двигаться. Стреляю без предупреждения. Любое движение считается побегом. Не вздумайте уничтожать документы. Мы гарантируем вам жизнь. Сдавайтесь. Нас очень много.
Пока невидимый голос декламировал всё это, Инфаркт Миокардович закрыл окно, спустился в подвальный этаж и плотно закрыл за собой тщательно замаскированный вход в подземный лаз. По пути он даже успел прихватить с собой маленький недостроенный план – на всякий случай, на будущее и, пожалев Евовичь, не стал поджигать дверь ее камеры.
На всех прочих присутствующих, не исключая и найденной в застенке Евовичи, какие-то люди в военной форме надели наручники. Потом наших героев погрузили в машину с бронированными дверцами и куда-то повезли. Куда? «Там разберемся», – ответил добросовестный служака ободряюще.
А где-то на другом конце города в этот момент очнулся в кустах пьяный-препьяный Белков. Он приподнялся на четвереньки, попытался извлечь из груди еще пару музыкальных фраз, но изо рта его только выпал странный предмет, почему-то напомнивший разбойнику пепельницу в виде большого хрустального яйца. Предмет тяжело шлепнулся в мокрую канаву, а облегченный Белков с блаженным стоном откатился на сухую, согретую солнцем полянку.
34
Только последним эпизодом Матвей был недоволен. Работа в целом несла тревожное наслаждение, руки дрожали от приближения к какой-то светом мигающей разгадке. Всё это он писал не то вопреки, не то благодаря странным обстоятельствам и условиям Дома, но писал легко и сказочно быстро. Он почти не думал о том, кто именно прочтет рано или поздно его творение. Только шустрая все-таки мысль о побеге порой высовывала нос откуда-то из-под сознания.
Матвей редко выходил из своей комнаты и почти не общался с народом. Псевдо-Квази наблюдал за ним через специальную щель в стене (это он чувствовал). Наблюдал и доносил отцу Елизару радостную весть о том, что новое гениальное произведение ума человеческого (скорее всего, произведение художественное, судя по силе нажима пера на бумагу) – будет готово.
А последним эпизодом Матвей был недоволен. Не то переделать, не то выбросить его насовсем? Что-то тут было неладно:
«На повороте прямо из-под дождя вынырнула женская фигурка и несильно ударилась о край капота. Хорошо еще, что он ехал так медленно! От волнения стуча зубами, Чижик выскочил из машины поднимать женщину. Она – вроде как сама с собой разговаривая – как-то явно была не в себе. Он усадил ее на переднее сидение и начал расспрашивать и рассматривать на предмет наличия травм.
С девушки ручьями стекала вода. Чижик вытянул из своей сумки фляжку с коньяком – для пострадавшей. Она не отказалась, глотнула и говорит:
– Вы меня из лужи обрызгали.
У него, конечно, – все горы с плеч:
– А я думал, что вы – того, хотели под колеса добровольно прыгнуть.
Тут девушка засмеялась сквозь слезы:
– Какая у вас на зеркале курочка смешная болтается!
– Это не курочка, – обиделся наш герой, – это чижик, мой талисман. Моя фамилия, видите ли, Чижик, вот я и… (а еще подумал, что это она сейчас больше похожа на мокрую курицу).
– Ой, а куда вы меня везете? – вдруг опомнилась девица, потому что машина действительно поплыла дальше по лужам.
– А куда вас надо отвезти? – и он впервые обернулся к ней без тревоги и раздражения.
– Вы правы, пожалуй, мне всё равно – куда. По крайней мере – сегодня.
Вот так и получилось, что он поехал ее провожать».Матвей неуверенно надорвал последний лист и всё-таки еще раз перечитал и – разорвал. За стеной в этот самый момент послышалось привычное шебуршание, и в специальную щель для наблюдений стал протискиваться мятенький бежевый конверт. «Наверное, гонорар», – вяло усмехнулся Матвей, не торопясь подобрать с пола неловко упавшее письмо.
Первое, что он понял, – почерк принадлежал Псевдо-Квази. Этот человек-недоразумение писал обычно меню в столовой для сведения сектантов и прочие объявления для общей организации. Поэтому Матвей хорошо знал его почерк. В записке, просунутой под дверь, было:
«Кьеркегор, ваша Офелия померла, утопилась. Похороны послезавтра. Если хочешь, сегодня ночью я устрою тебе побег. Рукопись оставь на столе, ее никто не тронет, а ты сюда еще вернешься.
