Ранней весной 43-го на «Крысолове» Н.Шюта училась английскому – пусть он тогда и не появился в Интерлите, а лишь через сорок лет в «Урале», но появился же! А не сегодня – завтра я надеюсь взять в руки эту книгу – «Крысолова» вместе с другим серьезным романом Шюта, «На берегу», который перевела в конце 1988 года для издательства «Художественная литература» (по этому роману поставил знаменитый фильм Стенли Крамер). Такие длинные и прочные протянулись нити через всю жизнь. Спасибо Интерлиту!
Храню бесконечно дорогие мне подарки – тома Диккенса с переводами В.Топер, Е.Калашниковой, Н.Дарузес, М.Лорие и другие их книги с добрыми, теплыми надписями. Щедрыми первооткрывателями, чьи дары принимал русский читатель, вся русская культура, были дорогие мои учителя, мастера подлинно Высокого Искусства (известное определение К.Чуковского). К сожалению, почти никого из них уже нет.
Несколько раз ветеран славной кашкинской школы М.Ф.Лорие и я предлагали разным издательствам составить по сборнику работ каждого из ушедших мастеров. Печатались же подобные сборники мастеров поэтического перевода, например, В.Левика. Очень интересны были бы, скажем, сборники английской и американской повести и новеллы в переводах Н.Волжиной, Е. Калашниковой, переводы с разных языков В.Топер. Это были бы не только заслуженные памятники, но блистательные образцы и поучительные примеры. Быть может, когда-нибудь кто-нибудь сумеет отдать этот долг благодарности мастерам, которые так много для всех нас сделали.
29 октября 1990 г.
*******
Статья написана по заказу журнала «Иностранная литература» для задуманной, но не осуществленной подборки материалов к 60-летию журнала (считая от основания в 1931 г. ж-ла «Литература мировой революции»). Вторая часть (начиная с абзаца «До последнего своего дня...») под названием «Школа Кашкина» опубликована с некоторыми сокращениями в «Независимой газете» от 7.08.1991 г., спустя две недели после смерти автора. В сборнике напечатана по беловой машинописи, с незначительными разночтениями.
Из юношеских стихов
* * *
Старый мир высок и тонок,Звонок холод, ломки ветки,Черным углем ветки кленаСетку кружев в синеве ткут.
Юный ветер, смел и гибок,Тучи неводом развесил:Золотой тревожной рыбойБьется в тучах тонкий месяц.
9.10.30.
* * *
Живем, как жили наши предки.Киот с лампадами в углу,Огрызки пальм, щегленок в клетке,Ирландский сеттер на полу.
У «самого» усы - прусачьи;Слегка плешив, слегка нетрезв;Имел «маг'азин», тройку, дачу,Теперь - с утра шагает в трест;
Всего помбух (увы! - интриги!);По вечерам (дружк'у не жаль)Ведет с тройным балансом книги[64]Иван-Петровичу (асфальт).
Жена - стройна. С утра - по лавкам;Прилавки; кухня; шьет «на дам»:Визжащий шелк, меха, булавки,Сияющий мадеполам...
В семь - старый друг. Принапомажен.Она готова: шелк, Коти...И «Чуждый берег» в ЭрмитажеГлядят с восьми до десяти...[65]
Свекровь вздыхает у вечерни...«Сам» - в кабинете. Ус. Каблук.И под рукой (джентльмен примерный!) -Программа скачек, пачка «Люкс».
В столовой - рыжая Тамара:Цыганский вой, и визг, и лай:- Эх, пой-звени, моя гитар-ра -Рра-аз-говар-ривай!!
... Но бьют часы: слегка качаясь,Бредет одиннадцатый час.Все за столом: «стаканчик чаю»,Коньяк и груши «ананас».
Ирландский пес виляет, служит...- Мильтон, иси! - летит кусок.- Да-с, власти! Не было бы хуже...- Пока - того... печется бог!
Супруг острит о пятилетке...... Щегол. Пирог. Комод. Киот.- Живем-с!.. почти как жили предки...Живут... и черт их не берет!
20.10.1930
* * *
Среди сильных, суровых и серых,В электрическом скучном чаду -Кто шепнул, что без грани и мерыЗа границы миров перейду?
Может - так, без мечты угадалось,Что в толпе пробегает Другой,И в сияньи высокого зала -Неизведанный черный огонь...
И уж не было страшно, ни странно,Что, смуглея, мелькнул у стеныСветлый лоб - зачарованным храмомНебывалой и мудрой весны.
Очерк профиля тонок и страненПод суровым окрыльем волос...Мне открылось тогда: марсианин,Сам собою не узнанный гость!
А лицо, утончаясь, слабело, -И, прозрачный, - бросал сквозь рядыНеестественно легкое телоВоин мстительной Красной Звезды.
И виоловым вальсом качалсяГибкий голос вдоль бледной реки...Залом правили нервные пальцыИ огромные мраком зрачки.
И от них, неземных и ужасных,От печальных и мстительных глазПлыли, жаля и тихо кружа, сны -И какой-то невнятный приказ.
Но уж знала, что дьявольский дар свой,Сам не зная, проносит ко мнеСтройный сын непогасшего МарсаС легким телом в нелепом сукне.
31.10.1930
* * *
Над самой высокой крышейЕще не сгорел закат;Темнеет его игры шелк,А синий - сметен и смят...Красней у последних вышек,Лови голубой Москвы шаг -И тихо усни у врат.
24.12.1930
* * *
Я почему-то помню лагерь:Прошла гроза, дышала свежесть,И гордый красный ястреб флагаРасправил крылья, в ветре нежась.
У речки - песня: там - ребята,А я - в палатке полотняной...За полем сизо-полосатымЗакат зализывает раны.
13.02.1931
* * *
Вечером, в час встреч, кино и сказокЯ пойду к реке одна. -Там ребячьим изумленным глазомСмотрит круглая луна.
Там, в тени замшелых старых башен,Дремлет тихая зима...Но и Кремль сегодня мне не страшен:Старый выжил из ума, -
Пусть бормочет, словно дед на печке, -Буду слушать и его, -И глядеть, как бродят человечкиНад моей рекой Москвой.
Пусть бежит игрушечный вагончикПо звенящим струнам рельс -Знаю: скоро ласковей и звончеМне споет в лесу Апрель;
За Сокольниками - ельник мелкий,Сосны, старые, как мир...Я же там знакома с каждой белкой, -Только, знаешь, не с людьми!..
А пока - задумчив снежный вечер...Мне - вечерний слушать сказ,Чуть грустить о невозможной встрече -И - немножко - помнить Вас.
13.02.1931
* * *
Как всегда, трещали трамваи,Задыхался авто гудок.На углу толпа, надрываясь,Осаждала серый ларек.
С постовым ругался извозчик.Улыбнулась дама в мехах.С высоты на мокрую площадьОзиралось ВэЭсЭнХа...
Заскользил ногой у подъезда,Подвернулся к шее ледок,Дрогнул мир - и все перерезалГлупо треснувший позвонок...
13.04.1931
* * *
В саду пробегало низкое солнце,Золотило тихий, тенистый мир,Косилось в страницы: «Два веронца»,Шекспир.
И чьи-то глаза искали в поэте:Что надо помнить, и как - любить.А воробьи лепетали, как дети,И дети чирикали, как воробьи.
И молодая, но строгая кошка(Снежная манишка, безупречный черный фрак)С высоты забора презирала: «Не поймешь - какЛюди и собаки не могут жить без драк (ф-ф!)».
Столь сильного презренья вовсе не заслуживая,Мальчик Марат и собака БойПо саду нечто среднее плели, как кружево,Между эстафетой и французской борьбой.
А в небе резвился, крылья распластав,Серебром вычерчивая петлевые линии,«Пума»: зверь: современный кентавр:Азиатоскулый и дюралюминиевый.
И поверх сбегающих под горку крышПроносился ветер (крылья не готовь ему!) -Туда, где голубела Затульская тишьВодами, лесами, понизовьями.
А в саду, где солнца рыжие косицыОзорью метнулись в зеленый мир, -Тихо шевелит раскрытые страницыЗабытый в руке Шекспир.
8.06.1931 Тула
