— Они, возможно, имеются в кладовой, — пробормотал Альбиани.
Остаток этого дня Ройланд протоптался в кладовой, где образцы дожидались того часа, когда для них появится место на каком-либо из вращающихся стеллажей. Он вернулся к профессору и несколько взволнованно произнес:
— Их там нет.
Альбиани заинтриговало поведение подопечного доктора Кальтена, и он заглянул в справочники по грибам.
— Видите? — сказал он самодовольно, показываю красочную цветную вкладку с изображением грибов — в стадии роста, зрелых и сушеных, и прочел, — …суеверно называемые «Пищей Богов».
Он прыснул сквозь бороду, явно довольный шуткой.
— Их там нет, — не унимался Ройланд.
Профессор, которому все это начало надоедать, сказал:
— У нас еще есть кое-какие образцы в подвале, пока что не занесенные в каталог. Понимаете, у нас не хватает места для всех образцов. Площадь экспозиции ограничена… Только самые интересные экспонаты…
Ройланд набрался смелости и пустил в ход все свое личное обаяние, чтобы выудить у него, где расположена подвальная кладовая, а заодно и разрешение на ее посещение. Затем, когда на какое-то мгновение он остался один, вырвал вкладку из профессорского справочника и припрятал ее.
В этот вечер Ройланд и доктор Кальтен вышли на открытую верхнюю площадку одной из многочисленных башен, чтобы выкурить по последней сигаре. Полная Луна стояла высоко. В ее бледном свете испещренная воронками территория, некогда бывшая Чикаго, казалась еще одной Луной. Мудрец и его ученик из другой эпохи стояли, опираясь локтями о зубчатый парапет, на высоте более полусотни метров над поверхностью озера Мичиган.
— Эдвард, — произнес доктор Кальтен, — завтра я буду выступать с докладом перед членами Чикагской Академии расовых наук. — В этих словах таился некий вызов. Что-то было не совсем так, как старался изобразить Кальтен. — Я требую от вас, чтобы вы находились за кулисами конференц-зала и появились по моей команде, чтобы ответить на несколько моих вопросов и, если позволит время, на вопросы наших слушателей.
— Я хотел бы, если только это возможно, несколько отсрочить…
— Никоим образом!
— Пожалуйста, объясните, почему у вас сегодня такое враждебное ко мне отношение, доктор? Разве я не сотрудничал с вами совершенно искренне и не открыл для вас новые пути достижения неувядаемой славы в анналах расой науки?
— Сотрудничали? Да. Искренне? Едва ли. Понимаете, Эдвард, сегодня мне в голову пришла одна мысль. Страшная мысль. Мне всегда казалось весьма странным то, что евреи напали на преподобного Палли с целью забросить его в будущее, и то, что у них произошла осечка. — Он вынул что-то из кармана. Это был маленький пистолет, дуло его было небрежно направлено на Ройланда. — Сегодня я задумался над тем, для чего они поступили именно так. Не проще ли было бы убить его, как это они делали с тысячами ему подобных и уничтожить тело в одном из своих тайных крематориев, а затем запретить даже упоминание об исчезновении в контролируемых ими газета и журналах?
И более того. Кровь семерых нордических девственниц вряд ли могла так уж дешево достаться им. Не надо обладать большим воображением, чтобы представить себе, насколько бдительно нордические мужчины прошедшей эпохи оберегают свои драгоценные анклавы — ядра будущего человечества. Как они прощупывают глазами каждого прохожего, примечая тех, кто несет на себе клеймо недочеловека и следят за тем, чтобы расовая чистота не подвергалась загрязнению не то, что прикосновением, но даже и случайным взглядом на переполненных толпами улицах. И тем не менее ужасное свершилось — ваше здесь присутствие тому доказательство. Какую чудовищную цену нужно было заплатить, чтобы совершить такое! Необходимо было прибегнуть к услугам наемных славян или негров, чтобы похитить девственниц, и многим из наймитов пришлось пасть жертвами нордической ярости.
И это все только для того, чтобы заглушить один слабый глас пророка, вопиющего в пустыне? Как я полагаю — нет! Я убежден в том, что это еврейское высокомерие послало вас, Эдвард Ройланд или как вас там еще называли, в будущее как символ приветствия от еврейства той эпохи торжествующему, как они в своем скудоумии предвосхищали, еврейству этой эпохи. В любом случае, завтра, друг мой, доктор Герцбреннер, о котором я вам уже упоминал, произведет публичное дознание. Если у вас и имеются какие-нибудь маленькие тайны, то завтра они будут разоблачены. Нет! Нет! Не приближайтесь ко мне. Если вы осмелитесь это сделать, я выстрелю вам в колено, чтобы успокоить вас!
Ройланд рванулся в Кальтену, и сразу же раздался выстрел. Левую голень будто больно ударили молотком. Он сгреб доктора Кальтена в охапку и, не обращая внимания на вопли, швырнул через парапет в озеро Мичиган с пятидесятиметровой высоты. После чего свалился и сам. Боль была ужасной. Скорее всего была задета, если вообще не перебита пулей, кость. Кровотечение было слабое, но Ройланд опасался за то, что оно может усилиться позже. Зато он совсем не опасался того, что выстрел и крики вызовут переполох в замке. Такие звуки были привычными в медицинском крыле здания.
Волоча поврежденную ногу по полу, он подтянулся к двери в квартиру Кальтена. Опустившись в кресло возле телефона, он накинул на ноги плед и позвонил фельдшеру, стараясь как можно потише выговаривать слова:
— Принесите, пожалуйста, костыль и все, что необходимо для наложения гипса. У Доктора Кальтена появилась одна очень интересная идея, над которой он хочет поработать.
Ему хотелось еще попросить укол морфия, но этого уже делать не следовало, так как могло исказиться восприятие времени.
Когда пришел фельдшер, он поблагодарил его и пожелал спокойной ночи.
Снимая ботинок, он едва сдерживал слезы. Левую штанину пришлось обрезать. Марля оказалась очень кстати — рана стала кровоточить сильнее. Тугая повязка, казалось, приостановила кровотечение. С большим трудом ему удалось наложить корявую гипсовую повязку на простреленную ногу.
Нога тут же начала неметь. Что ж, неплохо. Повязка, должно быть, ущемила какой-то важный нерв, что через неделю может стать причиной паралича. Но в данной ситуации это совершенно не волновало Ройланда.
Он попытался выйти из квартиры и обнаружил, что идти очень трудно даже по ровному полу. Будь костыль по массивнее, он еще смог бы спуститься по лестнице, однако подняться, скорее всего, будет уже не под силу. Но и это неплохо. Прежде всего, надо спуститься в подвал.
Проклиная этих фашистов с их средневековыми замашками и каждый дюйм их опереточного замка, он все-таки спустился в подвал. Здесь его поджидала удача. В одном из укромных углов его, подальше от бдительного ока начальства, дюжина пьяных эсэсовцев играла в какую-то азартную игру. Завидев ковыляющего Ройланда в белом халате, они пустили сентиментальную слезу по бедному доктору со сломанной ногой и, взяв его на руки, понесли по петлявшим добрые две мили подвальным коридорам, пока не разыскали нужную ему кладовую. Замок они вышибли несколькими меткими выстрелами и уходя просили звонить к ним в роту в любое время суток, чтобы лучшие ребята Чикаго могли поспешить на помощь бедному доктору. Среди них есть, мол, старик, Бруно, который может голыми руками, честное слово, оборвать все конечности у какого-то там проходимца-латыша. Ну точно, так, как вы, док, отрываете кожу у индейки. Хотите, мы раздобудем латыша и продемонстрируем вам?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
