Герцог упал где-то в полумраке огромного тронного зала, а чудовищная женщина, ослепительно сверкая драгоценностями, величественно вернулась на свой трон. И лишь когда она села, горделиво и царственно – я разглядела ее лицо. Она не принадлежала к жителям нашей империи – выбеленная кожа не скрывала истинного смуглого оттенка, зауженные миндалевидные глаза говорили о восточном происхождении, да и для представителей нашего общества подобное количество украшений излишне чрезмерно, немыслимо и недопустимо. Даже императрица в день коронации надевает тиару втрое меньше одного лишь наголовного комплекта драгоценностей данной женщины. Из всего увиденного можно было сделать лишь один вывод – данная женщина не принадлежала к нашей культуре.
А ее жестокость, боюсь, превышала самые худшие представления о жестокости драконов.
Сегодня Арнел умрет, – уже совершенно спокойно, но с некоторым акцентом произнесла «государыня».
Герцог Карио в своем углу зашевелился, послышался треск сращивающихся костей, от чего прекрасная женщина брезгливо поморщилась.
– Это… это будет не так просто совершить, – прохрипел Карио. – Лорд Арнел получил могущество, которое не снилось даже его предкам.
Женщина в ответ на это тихо рассмеялась. Затем, протянув ногу, погладила искусно вышитой матерчатой туфлей статую сломанного и сложившего голову у ее трона дракона, и произнесла:
– Большая сила, это всегда и большая ответственность. Лорд Арнел получил то, чего ему получать не следовало, но он так же пустил в свое сердце того, кого не следовало. В этом был единственный просчет Стентона. Он просчитался лишь в одном – старательно испортив репутацию своей ученицы, он сделал все, чтобы великий Черный дракон никогда не посмотрел в сторону падшей женщины. Вот оно, слабое место могучего дракона. Великого дракона, что был достоин занять место не у моих ног, а рядом со мной…
– О чем вы говорите? – взволнованно спросил герцог Карио.
Женщина улыбнулась. Одна эта улыбка превратила ее изящное лицо в оскал, и тихо произнесла:
– Род Повелителей Драконов не угаснет никогда. Сила рода Повелителей Драконов неизмерима. Власть рода Повелителей Драконов не подлежит сомнению. Стентон, ты проиграл.
Взмах изящной ладони, на которой пальцы от мизинца до среднего украшены золотыми кольцами имитирующими когти, и в тронном зале вспыхивает изображение.
Я не сразу узнала себя, но мизансцена мне была знакома до мелочей, мы все вместе ее придумывали и создавали. И сейчас я лежала на камне основании, бледная, словно мертвая, с кровью на губах, с широко распахнутыми глазами, в которых отражался ужас, и с кинжалом в груди, за рукоять коего обеими руками держалась Бетси.
Усмешка чудовищной женщины становится пугающей и я слышу ее приказ, отданный не вслух, но прозвучавший даже во мне:
«Убей!»
И Бетси отпускает правую руку, левой продолжая держаться за имитирующий мое убиение кинжал, и достает другой – костяной, белый, потемневший от времени и вероятно частого использования. Она достает его, сжимает дрожащей рукой, и едва слышно произносит:
– Простите меня, мисс Ваерти…
В алых глазах Бетсалин слезы. А кинжал в ее руке перестает дрожать, и я понимаю то, что еще не поняла та, что отдавала приказы – Бетси не собиралась убивать меня. Она не собиралась делать этого, и кинжал в ее руке крутанулся, меняя тип захвата.
Бетсалин собиралась убить себя!
– Нет… не надо… Бетси… – я с огромным трудом, но сумела прошептать это.
– Мне жаль… – прошептала Бетсалин.
Мне тоже…
Вдох, и, не разрывая контакта с паутиной оплетающей, как я понимаю, сознание всех Ржавых драконов, я выдохнула ставшее уже таким привычным, запрещенное по всей империи:
– In drag!
Костяной кинжал выпал из рук Бетси успев вспороть лишь ее передник, но, не достигнув плоти.
А я решилась на то, что являлось более чем самоубийственным, но как я без раздумий бросилась прочь из кареты, услышав крик в ночь прибытия в Город Драконов, так и ныне, отбросив в сторону сломанный кинжал, я прошептала про себя слова профессора Наруа «Никакой злости, никаких эмоций, никаких чувств».
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
И выдохнула заклинание, что могли использовать лишь маги старой школы:
– Movens corporeus!
Где-то в отдалении раздался негодующий возмущенный крик господина Нарелла,возглас мистера Уоллана «Миссис Макстон!», и что-то еще, но я уже не слышала.
Заклинания старой школы действенны и результативны, но опасны, не прощают ошибок и требуют максимальной концентрации. И я сконцентрировалась исключительно на одном слове «кукловод».
Мое появление в золотом тронном зале определенно восточного типа, сопровождалось сначала позывом к тошноте, а после и рвотой. Тошнило одного, второго, третьего, четвертого…Я еще не успела подняться с пола, на котором к моему счастью оказался плотный и мягкий ковер, а помещение уже заполнилось характерным для рвотного недуга запахом, и Звери, а это были несомненно они, падали как подкошенные. Пятьдесят шагов. Им требовалось отойти от меня на пятьдесят шагов, чтобы табуирующее «Uiolare et frangere morsu» перестало действовать. Но никто из присутствующих об этом не ведал.
– Как… ты… здесь… оказалась?! – простонала магиня, отчаянно прижимающая к носу платок с благовониями.
Медленно поднявшись, я осмотрелась, поражаясь размерам данного сооружения. Тронный зал был огромен. Размеры его терялись в сумраке, но все же были столь существенны, что не приходилось сомневаться – его размеры были рассчитаны на драконов. Драконов в их крылатой форме. Но едва ли нахождение здесь, могло бы понравится любому из них – драконы народ гордый, а трон, недвусмысленно выражающий отношение «правящего рода» к личному достоинству драконов, было унизительным. Более чем унизительным.
И когда-то, я тоже не любила драконов. Сейчас, оглядываясь назад, в прошлое, я понимала, что ненавистью это все же было сложно назвать – я не любила драконов, но едва ли желала им зла.
А эта женщина желала.
Корчась на своем золотом троне, переживая одну волну тошноты за другой, она едва ли была способна дать мне отпор сейчас, а я смотрела на ее руку. Ту, коей она сжимала шелковый платок. На левой руке «государыни» было три кольца, имитирующих когти. Но на правой – колец-когтей было пять. И я узнала эти когти. Сложно было бы не опознать то, что причинило тебе такую боль. И я опознала. Она, эта излишне отягощенная драгоценностями женщина и была той, кто близ источника лорда Гордона контролировал герцога Карио. Она, сжимала в магических тисках мою голову, причиняя невыносимую боль, что заставляла терять концентрацию, способность мыслить и фактически существенно ограничивала мои шансы на выживание. И все же я выжила и обратила ситуацию в свою пользу – теперь плохо было им, тем кто был связан узами Памяти крови и ныне испытывал все «прелести» воздействия запрещенного табуирующего заклинания. Воистину, за использование «Uiolare et frangere morsu» меня следовало бы казнить. Еще мне следовало бы покаяться, сгореть от стыда и терзаться невыносимыми муками совести, но черта была пройдена.
Юной, наивной, добродетельной и доверчивой мисс Анабель Ваерти более не существовало. Она погибла там, в заснеженной пронизанной ледяным ветром ночи, произнеся последнее заклинание для той, кому я могла помочь лишь облегчением боли, и ничем иным.
– Леди Елизавета Карио-Энсан умерла на моих руках… Вы знали об этом? – выпрямившись, и оправив мокрое от фальшивой крови платье, спросила я.
Женщина на троне, попирающем достоинство драконов, закашлялась, не в силах ответить.
– Ржавый дракон Илиас Скайверн, вторгнувшийся в мой дом, благодаря моей лжи был выпущен из тюрьмы, но совершенно без причины покончил с собой путем выстрела, произведенного в висок. Знаете, мы виделись накануне его смерти – он определенно не был похож на человека, замыслившего свести счеты с жизнью! – и я шагнула к трону.
– Стой! – захрипела эта воистину жесточайшая женщина из всех.
