Оказалось, что поводов для этого полным полно. У него есть деньги. Не много, но достаточно, чтобы не думать о завтрашнейм дне. У него есть свобода. Никто не указывает когда вставать, куда идти, что делать. Дмитрия Круглов в рассчет не брал. Шеф, хоть был крут, но появлялся редко и не на долго. Еще у Круглова имелась квартира. Шутки ради он после очередного визита Дмитрия к нотариусу плюсовал себе квадратные метры, отмечая: кухня — моя! туалет — мой!
Отдельным поводом для радости был невесь откуда взявшийся смысл жизни. Раньше задавая себе вопрос: «Зачем я родился?» — Круглов терялся в догадках. Он провел поливину жизни в заключении, но невзирая на это не достиг высот в преступной ерархии. Не преуспел в воровском ремесле, не привык к окружавшему его злу. Он терпеливо, как вол, тянул лямку судьбы. Плуг боронил пласты времени. Кто-то невидимый направлял упряжь. Круглов будто воочию видел этого вола: упершиеся в землю ноги, напряженная спина, вздувшиеся мышцы, набухшие вены.
Странным образом, но с недавних пор картинка изменилась. То ли почвы стали мягче, то ли плуг острее, то ли животное набрало силу, то ли еще что-то случилось. но тянуть лямку стало легче. Оттого, наверное, и мысли Круглова в последее время были не угрюмые и отчаянные, а, напротив, мирные, спокойные, светлые. Обнаруживая их, Круглов не переставал удивляться странности бытия. Он обретал мир в душе, творя зло — разрушая жизнь Виктора Осина. И нисколько при том не жалея своего «подопечного».
Осин
Наши дни
Вечер воспоминаний начался с просьбы:
— Ты сможешь все понять, только выслушав всю историю, — сказала Вера Васильевна. — Поэтому потерпи. Я постараюсь быть максимально краткой. — Старуха вздохнула. — Твой дед был особенным человеком. И проявлялось это и в хорошем, и плохом. Да, он завел себе «гарем», что мало соответсвовало нормам морали. Но он всегда заботился о своих женщинах и детях. Я это, поверь, многого стоит.
— Бабушка, ты мне вот что скажи, а чем он держал баб? Что-то в нашем профессоре было такое, из-за чего жены даже после разводов, снова возвращались в нему постель? Ведь он был невзрачный такой, маленький, худенький… — Виктор замер в ожидании ответа.
— Виктор Викторович от кончиков пальцев до макушки был мужчиной. Даже в старости, когда мы познакомились ему было под семьдесят, профессор обладал очевидной мужской харизмой, — пояснила Вера Васильевна.
— Может быть он их кодировал или гипнотизировал? — предположил Виктор.
— Не думаю, — отвергла версию старуха. — Все и проще и сложнее. Виктор Викторович не женился на обычных женщинах. Согласись, не каждая захочет участвовать в оргиях, да еще превратить их в норму жизни. К тому же профессор был щедр, умен, заботлив, забавен. С ним было легко. А потом еще сытно и безопасно. Знаешь ли диктатура пролетариата, демонстрации трудящихся, убожество коммуналок, мизерная зарплата, доносы, аресты, партсобрания вряд ли пришлись по душу стареющим звездам «гарема». Поэтому они и вцепились мертвой хваткой в профессора.
— Ты сурова …
— Я их знала.
— Хорошо, пусть так. Но они же были интеллигентными дамами. Как они могли третировать ни в чем ни повинную молодую женщину?
— Она была символом того. что они ненавидели.
Терроризировать «младшенькую» доставляло бывшим женам громадное удовольствие. В доме то и дело звучало:
— Вера, как вы едите? Во что одеты? Научитесь, наконец, пользоваться ножом и вилкой! — простота манер жены № 7 вызывала у № 1,2,3,4,5,6 брезгливые гримасы.
— Каково ваше мнение? Вы слышали? Вы читали? — старым интеллектуалкам претила юная зашоренность.
— Вам следует развиваться! Выучите хоть с десяток стихотворений. Пора взяться за иностранный язык! — В спину летели насмешки, французские и немецкие реплики, пренебрежение.
Верочка выросла на голой картошке с луком, под раскаты пионерского барабана, с пламенным призывом в сердце и мозгах «Будь готов — всегда готов!». Она не умела рассуждать о театре и книгах; не любила живопись; не знала литературы; не имела мнений, научных регалий, почтенных родителей, не имела воспитания и опыта. Она была дитя социализма: типичная комсомолка, кондовая моралистка, послушный винтик в механизме всеобщего единодушия и послушания. Она, в представлении пожилых оригиналок, была убогостью, ничтожеством, дурой. Даже Верочкиной молодости, потрепанные временем и жизнью, старухи не завидовали. Свою они провели гораздо интереснее.
— Может быть ты все-таки сгущаешь краски? Ну сказали пару гадостей, ну поругались с кем ни бывает?
— Твоя бабушка дважды пыталась наложить на себя руки.
— Почему же дед не защитил ее?
— Для него Вера была лишь игрушкой…
Верочка стала для профессора Осина стала еще одной страничкой занимательного романа под названием «жизнь». Молоденькая, симпатичная девочка давала возможность самоутвердиться на склоне лет. Пусть редко, но побыть мужчиной, не стариком. Прочее Осина не волновало. Он свою вину перед барышней искупил, женился. Что еще требуется? Признать ребенка своим? Пожалуйста! Кормить, поить, содержать? Нет вопросов! Улаживать отношения молодой жены со сворой бывших супружниц? Увольте, он не станет тратить время на бабьи свары!
— Неужели ничего нельзя было сделать? — продолжал допрос Виктор.
— Я попробовала вмешаться, и была изгнана из дома. Профессор запретил мне появляться в Отрадном и на городской квартире. Он только раз в месяц отпускал Верочку ко мне в гости. Лишь однажды Виктор Викторович позвонил мне и пригласил в Отрадное. В тот день Вера чудом не умерла. Ее вытащили из петли. В полном отчаянии я написала Василию и попросила его о помощи. К тому времени Вася уже закончил военное училище, служил на Дальнем Востоке, женился. Я думала, он отделается пустым посланием. Но он пообещал приехать. Пока я ждала его Вера совершила еще одну попытку наложить на себя руки. Поэтому, когда Вася буквально на вокзале заявил о своих планах: «Я берег Верку, не трогал до свадьбы. Зачем? Чтобы старик-профессор пользовался теперь? На хрен! Если старику можно, мне подавно! Верка должна мне дать!» — я махнула на все рукой. Это был дурацкий, но шанс вытащить Верочку из трясины апатии. Она была как растение, только что ходила по земле.
— Бабушка, да ты — сводня!
— Оставь свои глупости, — отмахнулась Вера Васильевна. — В общем, я позвонила Верочке, пригласила на чай, сама ушла на дежурство. Вася встретил Верочку, что произошла дальше — понять несложно. Вечером того же дня Василий отправился в Москву. А через три дня, прихватив только самое необходимое, Верочка сбежала из дому. Однако собралась она не к Васе, как я сначала предположила, а в Комсомольск-на-Амуре, город, где катастрофически не хватало женщин. Так она сказала мне по телефону: «Там нет женщин, потому я туда еду».
— А-аа…
— На перрон в Комсомольске Верочка вышла другим человеком. От ее первого письма я пришла в ужас. Она всю дорогу, пардон, трахалась со случайными попутчиками и намеревалась продолжать в том же духе и дальше. Однако через месяц началась война и Верочку, как врача, мобилизовали в первые же дни.
— На фронте она наверное развернулась с таким-то настроением на полную… — произнес игриво Виктор.
— Да уж, — признала Вера Васильевна. — Война кому беда, кому мать родна. В войну Верочку, как теперь говорят, оттянулась. Мужиков вокруг тьма, только свисни — в миг набегут. Она и свистела, сколько сил и желаний хватало. Летом 45-го Веру демобилизовали. Она огляделась и поняла: лафа закончилась. Впереди: ничего интересного — мизерная зарплата врача и конкуренция с более молодыми женщинами за редких в послевоенное время мужиков. К тому ж Вера не знала куда ехать. В Голую Пристань, куда мама перебралась после войны, Вера не хотела. В других местах ее никто не ждал. Лучшим выходом было подцепить кого-то из одиноких офицеров и отправиться на гражданку с ним. Но в ее полку Верина репутация оставляла желать лучшего. Поэтому переспав с кем-то из начальства, она выправила документы в госпиталь ко мне, в Прагу, вольнонаемной, на пару месяцев.
Надо же было, такому случиться, в поезде Верочка оказалась в одном купе с Осиным. Профессор постарел, но держался бодро, до сих пор оперировал и даже, пошутил, заглядывается на молодух. Бывшие супруги мирно проболтали ночь напролет, вспомнили зачет по оперативной хирургии, Киев, преподавателей из института. Тему совместной жизни и Петеньку они старательно избегали. Вера знала: мальчик в порядке, здоров, под присмотром. Прочее ее не касалось. Виктор Викторович считал также. В Праге профессор и Вера простились, полагая, что навсегда. Однако вскоре Осина написал Вере открытку.
— По моему настоянию она ответила, — рассказывать историю без купюр Вера Васильевна не считала нужным. Она не хотела, чтобы Виктор знал о ее тогдашних истинных мотивах. — Я надеялась их помирить. Все-таки ребенок…
