Но тут кургузый пиджак Максимыча заслонил все, кроме выкаблучивающихся по кафельным стенам теней. Коротко передернулись, как затвор винтовки, плечи Максимыча. Из самой гущи свалки раздался животный крик, ничуть не похожий на голос Ильи. Тем не менее Илья снова был повержен, а шеф с верным помощником пытались удержать на полу ужом извивающееся тело. Зверино клацнули зубы Ильи, но Паша исхитрился увернуться.
– Петруша!!! – тяжело и истерично взвыл Максимыч. – Мощи волоки! Мощи!!!
Петя так и не смог от боли распрямиться, поэтому на карачках, как собака высунув язык, оббежал свалку и опрокинутый стул. Добрался до ящиков стола. Дернул первый – всколыхнул какие-то бумаги. Дернул второй – не то. Здесь ждал своего часа маузер, но приказа хвататься за маузер пока не было. Дернул третий – пусто.
– Петр! – завопил Максимыч, и по отчаянью восклицания легко было догадаться, что вот-вот одержимый Илья сбросит седоков.
Петя еще раз выдернул второй ящик. Так и есть. Обыкновенный с виду деревянный пенал, опечатанный пластилиновым блином с утопленной внутрь сургучной ниткой, прятался за маузером. Петя подхватил гремящую сухим изнутри коробку и так же неловко стуча коленями и локтями, оббежал стол.
И увидев простенький с виду пенал, бьющийся под телами старших исаявцев Илья вдруг обмяк. Только угли в еще глубже провалившихся глазах зардели пуще, будто их прохватило порывом ветра.
Сидящий на груди пленника Максимыч принял пенал из рук стажера, кивнул за спину:
– Нетопырки крепче держи лишенцу! – а сам воздел пенал над головой. – Ну, бесово отродье, зришь?
– Зрю, – покорно согласился прекративший рыпаться Илья.
Стажеру, вцепившемуся в правую ногу пленника, из-за тяжело вздымающейся спины Максимыча ничего не было видно. Петя попробовал считать подсказку с лица обвившего левую ногу отступника болевым захватом Павла. Но Паша хлюпал расквашенным носом, и кроме гримасы боли его лицо ничего не отражало. А на налившейся кровью шее даже вытатуированный крестик стал неразличим.
А командир низко склонился над поверженным Ильей и, вероятно, приложил пенал ко лбу. И вроде бы ничего не произошло, только у стажера зазвенело в ушах. Будто кто тренькнул сзади рыболовным колокольчиком.
– Порядок, – устало определил Максимыч и стал неловко сползать с груди плененного сотрудника. – А вы чего разлеглись? – отсапываясь, недовольно прикрикнул Максимыч на Петра и Пашу. – Сеанс окончен.
Паша поднялся, подсобил встать Пете, уже ощупывающему – цел ли драгоценный клетчатый пиджак, и как ни в чем не бывало протянул руку распростертому Илье. Приняв руку помощи, Илья достиг вертикального положения и яростно затряс головой, будто выбравшийся из омута зверь.
– Ты какого ляда мне нос расквасил, ирод? – беззлобно упрекнул Паша и полез в карман за грязным платком. Таковой обнаружился, Паша окинул место побоища взглядом. – Максимыч, ради такого случая дозволь в благодати платок намочить? – удостоил герой кивком забытый на столе графин.
– Еще чего. На дурную кровь святую воду переводить?[7] – вернувшийся за стол шеф бережно убрал в ящик деревянный пенал с так и не вскрытой пластилиновой печатью. А следом и графин. Чтоб не было соблазна.
Петя уже знал, что если печать с пенала, где береглось несколько молочных зубов святого Глеба, довелось бы вскрыть, Максимычу пришлось бы отписывать объяснительную в Москву. А это пятно на отдел. И такие вещи даром не проходят. Чего доброго, и комиссия могла бы нагрянуть, а потом на федеральных совещаниях питерский филиал полоскали на все лады. Но сейчас стажера больше радовало, что пиджак не пострадал.
– Максимыч! – Илья горестно ткнул пальцем в трубку мобильника на столе, по корпусу которой побежала трещинка. – Можно же было понежней...
– Это уж мне самому решать, – буркнул, отведя глаза, Максимыч.
– Ну да, – продолжал горевать Илья. – За те гроши, которые здесь получаем...
– Не канючь! – досадливо хлопнул ладонью по столу Максимыч. – Возмещу. Выпишу премию по линии «РомЭкс».
– Выпишешь ты, как же. Знаю...
– Не ной, – еще раз, но уже зло, хлопнул об стол Максимыч. – Лучше объясни-ка, мил человек, соврал ли ты про анчутку по делу оборотня?
– Ясен пень, соврал, – беспечно кивнул Илья. – Он почему-то решил, что ты пилигримство никому не доверишь, сам займешься. Тут-то бы Он тебя и...
Максимыч задумался, уставившись прямо перед собой в стол и шевеля седины пятерней:
– Интересненько, почему Он так решил?
– А я почем знаю? Ты ж понимаешь, я как кукла на ниточках, простой исполнитель.
– Ну ладно, – Максимыч перестал теребить седины. – А признайся-ка, мил человек, на чем тебя Передерий вербанул?
Илье явно стало стыдно, его пальцы засучили выбившуюся из рукава нитку:
– Как последний пацан, спалился на одноразовой ручке. Ехал в метро, место сидячее. Я, чтоб время не терять, прикидки в блокноте стал записывать. Тут чернила и кончились. Я на выходе ручку в мусорный ящик. А меня, наверное, уже пасли. Иду вроде бы домой, а прихожу никак не в собственную квартиру...
– Ну, господа исаявцы, – обвел командир троицу бойцов суровым взглядом. – Какие еще вам подзатыльники нужны, чтоб не расслабляться?
Паша развел руками с окровавленным платком, дескать: «Я – что? Я – ничего». Петя на всякий случай виновато потупился.
– Нет, милый Пашечка, – собрал пальцы в кулак Максимыч. – Ты запросто мог оказаться на месте Ильи. Семечки лузгаешь? А шелуху куда деваешь? Враг за эту шелуху тебя – раз, и флюиданет в два счета. Короче, семечки отставить. Ясно?
– Ясно, – полез за папиросами Паша, но опомнившись, вынул руку из кармана пустой.
– Ясно?! – свел стрелкой брови Максимыч и потряс кулаком.
– Так точно, – Паша шмыгнул носом и стал ребром ботинка сгребать в кучку рассеянную из погибшего в битве кулька шелуху.
– А тебе ясно? – перевел взгляд командир на стажера.
– Так точно! – вытянулся во фрунт Петя.
– Тогда не стой столбом, как дубина. Собирай рассыпанные бумаги!
Только сейчас Петя вспомнил, что когда заходил в «прозекторскую», в руках держал три папки дел на подопечных. Теперь папки валялись поодаль, и исписанные листки перемешались на полу.
– Мать честная! – виноватый Петя снова упал на карачки и, наспех проглядывая, чтоб не перепутать, принялся распихивать документы под ворсистые обложки.
Максимыч вышел из-за стола, сделал по кабинету несколько шагов, и его пляшущая тень замутила слепящую белизну кафельных стен:
– Итак, господа исаявцы, враг пытается нас опередить. Враг, забросив прочие дела, и так, и сяк подыскивает тропинку к моей шкуре. Естественно, с целью погубить душу. На фоне кардинально возросшей активности инфернальных сил подобную стратегию врага я не могу, даже не имею права, списать только на личную неприязнь. На личные счеты между мной, полковником Внутренней разведки, начальником Петербургского отдела ИСАЯ Максимом Максимовичем Храпуновым и магистром ордена Черным Колдуном Герасимом Варламовичем Передерием... – Максимыч затеял говорить длинно, словно до последнего оттягивая дачу верной своре команды «Фас!»
Паша подмигнул Илье. Илья подмигнул Пете. Петя, собравший наконец бумажку к бумажке содержимое папок, не понял юмора. Однако от Максимыча не ускользнуло перемигивание, он слегка стушевался, вернулся за стол и сбавил тон:
– Короче, ребятки, не в личной ненависти дело. Какая-то заноза свербит в заднице Черного чудилы и раз за разом понуждает замышлять страшный суд на наши казенные головы. Эх, разнюхать бы, что это за жало такое?.. Я тут почитал ваши рапорты, сам покумекал, и кое-что исправил. Короче, начинаем контр-операцию на упреждение под кодовым названием «Охотники за привидениями», – Максимыч тяжело вздохнул. – Илья, ты под Передерием напакостить нам не успел?
– Я же не эволюционист последний, – не шибко браво улыбнулся проштрафившийся подчиненный.
– А при чем тут «Охотники за привидениями»? – рискнул оказаться осмеянным Петя.
– А по-твоему «Ответ Чемберлену» лучше? Мне этот фильм полюбился, – просто объяснил командир, еще раз тяжело вздохнул и из кармана сидящего мешком пиджака выудил вскрытый и помявшийся на углах почтовый конверт. Выудил и прижал к столу. – Тогда вот тебе, Илюша, задание. Прочитаешь прямо перед выполнением где-нибудь на лавочке в Парке Победы.
Петя, в сей момент водружавший на стол папки, успел ухватить глазом обратный адрес: «Астрахань, ул. Менделеева 155/59». Остальное закрывала ладонь шефа.
Уже сделавший шаг к столу Илья вдруг хлопнул себя по лбу:
– Извини, Максимыч, вылетело из головы, я ведь в догмате был. Я ведь втихаря код на сейфе изменил, – и рука Ильи потянулась к конверту.
– Ну так смени обратно! – зло, но совершенно не удивившись, гаркнул командир. И выдернул конверт из-под носа сотрудника.
Илья, пожав плечами, отправился к сейфу. А Максимыч сунул конверт в карман. Пете показалось, что на маскирующем дверцу сейфа портрете Циолковский перестал угрюмо надувать щеки.
