Благо, бабушка была уже почти всегда в забытьи, не видела, не замечала ничего вокруг. Только по ночам громко стонала, будто проверяя, на каком она свете.
Врача она не вызывала. Никогда. Ей хватило одного раза, когда приехавшие врачи «скорой помощи», увидев немощную старуху в беспамятстве и придурковатую девчонку, вместо того чтобы спасать умирающую, спокойненько пошли на кухню, поставили чайничек, самовольно достали пачку пельменей, сварили и поужинали. Врач, чуть потискав Зинку в тесной прихожей, сказал на прощание:
– Держись, чувиха. Это природа! А ее не обманешь.
– Я и не собираюсь…
– Возраст твоей бабушки, – прокашлялся доктор, – доставляет всем хлопоты… Но помочь ей нечем. Жди…
Все реже и реже старушка приходила в сознание. Очнется, увидит измученную до крайности Зинку, заплачет горькими слезами:
– Ох, виновата я перед тобой, девочка! Ох, большой на мне грех… Страшно мне умирать! Надо матери твоей сказать, чтоб любила тебя, чтоб заботилась. Ты у меня мученица, душа безгрешная… Пропадешь!
Зинкина мать напрочь забыла сюда дорогу. Своих забот полон рот.
Однажды зимой шпанистые приятели пригласили Зинку в «оборудованный» подвал, где они грелись, пили вино и водку, играли в карты.
Угостили и Зинку.
От пары глотков сухого вина изнуренная бессонницей девчонка сомлела и прикорнула на краю пружинного матраса, свернувшись калачиком.
К чести местных пацанов нужно заметить, что они все-таки позвали крепыша. Тот начал Зинку первым.
Она спросонок сопротивлялась, пыталась кричать, царапаться. Тут, конечно, пришлось ее немного пристукнуть. Потом пацаны подержали… Перевернули…
Когда у крепыша любовь закончилась, тогда приступили и пацаны. Строго по очереди. Без зверства. Своя девка как-никак.
Утром Зинка приковыляла домой.
– Ты уже из школы? – обрадовалась, увидев ее, бабушка.
– Кончилась моя школа! – заорала Зинка. – У меня сегодня был выпускной!
– А почему же мне ничего не сказала? Так быстро время идет. – И бабушка снова горько заплакала. – А где же ты будешь работать?
– Найду.
И нашла. Стала полы мыть в женской бане. А в школу действительно перестала ходить. Лишь однажды приходила обеспокоенная классная руководительница, отворила незапертую дверь, прошла в комнату и ужаснулась увиденному: полубезумная старуха причитала:
– Я тебя не брошу… Я за тебя Бога молить буду… Сиротинка моя…
Больше никто о сиротинке в школе не вспомнил.
Зинка никому ничего не рассказала о случившемся в подвале. Пацаны вели себя спокойно и дружелюбно, будто ничего особенного и не произошло.
Крепыш потерял к ней всякий интерес, старался отвернуться при встрече.
Зинка не пылала местью, не ломала в отчаянии рук. Мыла, мыла, мыла – дома, на работе, дома, на работе… И не заметила, как вырос живот.
Когда умерла бабушка, она сначала вымыла всю квартиру, все перестирала, убрала, выбросила диван, переложив бабушку на стол, и лишь потом вызвала милицию и врачей для констатации смерти.
Из милиции сообщили матери. И та приехала тут же.
Но больше всего ее потрясла не смерть… а живот Зинки!
Она не стала кричать, обвинять, требовать объяснений. Пересилив отвращение и озлобление, она обняла многострадальную Зинку. Они расплакались…
После похорон обменяли коммунальную комнату и Зинкину квартирку на двухкомнатную в хрущобе. Старье из бабушкиной квартиры перевозить не стали – сразу же выбросили.
Перед самыми родами мать устроила Зинку на хорошую фабрику, с очень хорошим общежитием, куда Зинка и переехала.
Из роддома ее в общежитие не пустили с младенцем. Куда? Там комната рассчитана на четверых! А если все рожать примутся?
С трудом удалось пристроиться в кладовку… Зинка рыдала у комендантши в кабинете. Ребенок визжал. Комендантша сдалась.
Но поставила условие: чтоб бесплатно трудилась уборщицей на двух этажах.
Днем Зинка стояла у станка, обучаясь рабочим премудростям, а вечером мыла коридоры и сортиры в общежитии.
Маленький Степа в первые годы своей жизни совсем не видел матери.
Да и она не стремилась к нему, не испытывая любви к малышу. Для нее он был воплощением того ужаса, который она так старалась забыть.
Степа рос, копошась в темноте на вонючих тряпках. Наверное, немыслимых усилий ему стоило не умереть позабытым от холода и болезней.
Однажды он сам сполз на пол, открыл дверь в полуподвальный коридор… и на втором году жизни впервые увидел теплый солнечный свет.
Вершиной Зинкиной жизни стало знакомство с контролером ОТК Самсоновым. Жениться на ней он не стал, но очень помог. Подсказал перевестись в другой корпус общежития, там она уже не должна была мыть полы. Устроил Зинку кладовщицей.
И случилось чудо чудесное – на фабкоме Зинке выделили комнату за выездом! Собственную! Новоселье справили замечательное.
И мать приезжала. Все исследовала, похвалила, но к Степке не подошла. Даже не поглядела в его сторону.
Степка попал в сад-пятидневку.
Потом школа с продленкой…
Везде Степке приходилось драться, чтобы выжить. В детском саду и в школе дети сразу же распознавали в нем ненужного, нелюбимого ребенка. Они гнали его от себя, будто инстинктивно опасаясь заразы и беды.
Степа и сам знал, что он плохой, не такой, какой нужен и маме, и школе… и ребятам…
Его били все, а он отбивался.
Однажды мальчишки привязали его к дереву, надели на голову жестяное ведро и лупили шваброй…
Степка буквально приполз домой оглушенный.
Зинка, когда разобралась, что случилось, помчалась в свой старый двор, надеясь отыскать кого-нибудь из бывших шпанистых мальчишек. Нашла без труда.
Времена изменились. Крепыш сидел в зоне, а дружки его «держали» район. Держали в страхе и повиновении.
– Это его сын! – решил за всех губастый Вовка, потряхивая пальцами, унизанными золотыми перстнями. – Мы за него пасть порвем! Пусть Степа их соберет где-нибудь в тихом месте… А мы подъедем.
– Как соберет? – удивилась Зинка. – Как он им прикажет?
– Как? – поднял брови Вовка и задумался. – Ну… Пусть пообещает принести им откупного, чтоб они его оставили в покое.
– Что откупного?
– Ну, чтоб они зацепились… Пусть скажет, что марафету принесет.
– Что это еще? – Зинка брезгливо сплюнула.
– Ну сигареты. С травкой.
– Мне Степке и это нужно объяснить?
– Ему сколько уже натикало?
– Тринадцать.
– Он сам уже давно все знает.
– Тьфу, тьфу, тьфу! – испугалась Зинка. – Мой Степа не такой.
Но, увы… Она ошибалась. Степа уже был именно такой.
Первый раз ему предложили покурить «добрые» старшеклассники еще в третьем классе. Он сразу же и подсел.
За сигареты Степа расплачивался мелкими услугами, ворованными мелочами. За воровство чаще всего били его одноклассники.
Тем не менее, не вдаваясь в подробности происхождения детского конфликта, решили раз и навсегда поставить его врагов на место. Так сказать, сделать ему авторитет. Они разработали план…
Степа пообещал одноклассникам вернуть сворованные часы, зажигалки, авторучки. Кроме этого, он пообещал каждому по три сигареты… с травкой. И те ему поверили. Встреча была назначена в лабиринтах кооперативных гаражей.
Вечером, в сумерках, как только все мальчишки собрались – а было их человек десять, – с двух сторон выскочили машины, перегородив все пути к отступлению!
На четырех джипах подвалили «братки»!
На каждого пацана пришлось по два взрослых мужика.
Степиных одноклассников для начала зверски избили.
– Опускать будем? – скучным голосом спросил длинноносый Армен, расстегивая ширинку и выискивая глазами кого-нибудь среди валяющихся на асфальте.
– Времени нет, – ответил Вовка, поглядывая на золотые часы. – Нам нужно успеть в Химки. Степка! – позвал он через плечо. – Кто у них был за главного?
– Не знаю, – Степка шмурыгает носом. – Наверное, вот этот.
И показал пальцем на долговязого девятиклассника, который в луже крови испуганно пятился в сторону…
– Берем! – скомандовал Вовка. – У кого пакет?
– У Лохматого в машине, – доложил кто-то.
– Несите его к Лохматому. Степка, ты тоже поедешь. Мельник, давай ко мне! А вы, – Вовка обернулся к остальным «браткам», – гоните в Химки. Придержите, пока мы не подвалим. Мы быстро.
– Значит, так, козлы! – громко объявил Армен. – Все поняли урок? Домашнее задание задавать не надо?
– Поняли, – зашипели избитые пацаны окровавленными губами. – Не надо…
– Я хороший учитель, – Армен потряс увесистым кулаком. – Если что, я и диктант прописать могу!
– Ясно, – шептали пацаны, надеясь, что избиения кончились.
Насмерть перепуганного долговязого девятиклассника затолкали в багажник и захлопнули заднюю дверцу джипа.
– Армен, я тебя просто умоляю, только не долго! – сказал Вовка, залезая в джип.
– Уно моменто! – захохотал Армен, надвигаясь к пацанам.
