Она склонила голову набок, скорее всего удивляясь, что я до сих пор не ответила ей. Поэтому я поспешно повторила приветствие. А выпрямившись, стала лихорадочно думать, что бы сказать. Тема погоды показалась слишком унылой. У нас не было общих друзей, вернее, у меня их вообще не было. Да и спрашивать о семье странно, если не собираешься рассказывать о своей.
— Тебе нравится быть солдатом? — наконец определилась я.
— А кому бы не понравилось? — с невозмутимым видом ответила она. — Это же так чудесно, когда большую часть времени тебе отдают приказы и ожидают, что ты беспрекословно будешь их выполнять. А еще когда тебя бьют во время тренировок. Но самое большое счастье, когда тебе удается не сдохнуть во время выполнения задания.
Я отшатнулась.
— Звучит… ужасно.
— А ведь я еще не дошла до самого интересного. Ты видела, что нам приходится носить? — Она ткнула пальцем в свои доспехи. — Они тяжелее, чем кажутся. А когда мы ходим, то лязгаем, как кастрюли и сковородки. Хорошо, что нас учат перемещаться как можно тише, чтобы не извещать врагов о нашем приближении.
— Но зачем ты пошла служить? — не могла не спросить я.
Она пожала плечами.
— Кто бы не хотел служить Небесному императору и империи?
Ее слова прозвучали искренне или с ноткой сарказма? Я не смогла разобрать, поэтому решила промолчать. А Шусяо в это время взяла лук со стойки.
— Я слышала, ты учишься с Его Высочеством. Твои родители служат при дворе?
Я покачала головой и отошла в сторону, чтобы освободить ей место, жалея, что она не спросила о чем-нибудь еще. О чем угодно.
Шусяо подняла лук и, прищурившись, всмотрелась в мишень. Стрела со свистом рассекла воздух и врезалась в доску ближе к центру.
— Хороший выстрел, — отметила я.
Она поморщилась.
— Стрельба из лука — мое проклятье. Я так много тренировалась, но все еще не могу попасть в центр. Да и вообще предпочитаю мечи. Или копья. — Шусяо пристально посмотрела на меня и вновь вернулась к поднятой теме. — Ты из Небесного дворца? Твоя семья работает здесь?
Я уставилась вперед, притворяясь, будто что-то разглядываю.
— Моей семьи больше нет.
Сейчас ложь давалась легче, хотя стыд обжигал все так же сильно. Но у меня не оставалось другого варианта, кроме как притворяться, что мои родители умерли, ведь именно так считал Ливей.
Помолчав пару секунд, она протянула руку и похлопала меня по плечу.
— Мне очень жаль. Уверена, они бы гордились тобой.
В груди все сжалось. Насколько же я жалкая, что принимаю ее сочувствие под ложным предлогом. Но при этом мне бы очень хотелось, чтобы слова Шусяо оказались правдой. Меня действительно мучил вопрос: а что бы почувствовала мама, узнав, что я служу при дворе императора, который приговорил ее к заключению?
— Придворные недовольны, что место рядом с принцем Ливеем заняла какая-то «безродная», — добавила она. — На мой взгляд, высочайший комплимент. Как тебе это удалось?
— Мне повезло, — сказала я с дерзостью, которую не ощущала.
И в то же время с раздражением. Мне не хотелось вечно считаться «безродной». Однажды они узнают мое имя и кто мои родители.
— А где твоя семья? — попыталась увести разговор я.
— Мы живем в Небесной империи, но родители не служат при дворе. Отец считает, что это слишком опасно. Здесь чрезмерно нервозная обстановка, когда придворные сражаются за благосклонность императора. А отец ценит спокойствие. — Она сморщила нос и добавила: — Хотя в нашем доме шестеро детей, так что спокойным его не назовешь.
— Шестеро! — ахнула я.
— Это не так ужасно или чудесно, как тебе кажется. Когда мы ладим, то сестры и братья — мои лучшие друзья. Но стоит нам поругаться… — Она вздрогнула, а ее черты исказились от ужаса.
— Я бы на месте твоего отца, скорее всего, сбежала бы в Небесный дворец, — сказала я.
На ее лице расплылась широкая улыбка.
— Мама бы ему не позволила.
Остаток дня мы тренировались вместе. Шусяо была самой младшей в семье, поэтому с самого рождения редко проводила время в одиночестве. К тому же она обладала жизнерадостным характером и вела себя непринужденно, что располагало к ней людей. Так что многие солдаты окликали ее или махали рукой, когда проходили мимо. Некоторые приветствовали и меня, видимо, посчитав, что мы друзья. К тому моменту, как закончились занятия, мы ими стали.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
К вечеру мои пальцы покрылись волдырями. Болели руки и спина. Однако я не прикасалась к мечу и не выучила ни одного магического слова, поэтому, несмотря на усталость, с нетерпением ждала момента, когда смогу вернуться к тренировкам.
Оказавшись в комнате Ливея, я принялась выбирать книги для завтрашних уроков. Через некоторое время он вышел из ванной, надев короткий белый халат поверх свободных черных брюк. Его все еще влажные длинные волосы ниспадали на спину. Я думала, принц меня отпустит, но он уселся за стол и выжидающе посмотрел в мою сторону.
— Какую мелодию ты сыграешь?
Его просьба совсем вылетела у меня из головы. Тело сковала усталость, а мои больные конечности мечтали оказаться в постели, но я села рядом с ним и достала свою флейту. Комнату наполнили мелодичные звуки пробуждения весны, когда реки тают и снова наполняются жизнью.
Закончив, я опустила флейту на колени.
— Удивительно, как такой маленький инструмент может создавать настолько прекрасную музыку. — С минуту он обдумывал что-то, а затем добавил: — Эта мелодия звучала радостнее, чем та, что ты исполняла раньше. Она отражает твое настроение?
— Да. Сегодня — один из лучших дней в моей жизни. И за это мне следует благодарить тебя.
Может, я и озвучивала очевидное, но зато говорила искренне. Я все еще скучала по дому, маме и Пин’эр… но больше не чувствовала себя так, словно осталась одна и в этом мире мне нет места.
Ливей прочистил горло, а кончики его ушей покраснели. Поднявшись на ноги, он подошел к своему столу. На стене рядом висел свиток с изображением девушки. Темные глаза сверкали на идеальном овале лица. Она сидела под гроздьями глицинии, держа в руках бамбуковые пяльцы.
— Кто она? — спросила я.
С мгновение он молча смотрел на картину.
— Раньше она жила во дворце, неподалеку от нашего. И в детстве я часто навещал ее. Она терпеливо сносила все мои шалости, даже когда я путал нити, которые она использовала для вышивки.
Я представила юного озорного Ливея.
— Ты сказал «раньше». А где она сейчас?
Его лицо омрачилось.
— Однажды я пришел к ней в сад, но там никого не оказалось. Слуги сказали, что она уехала. Никто не знал, куда.
Мне хотелось облегчить его печаль. А он сел за свой стол, на котором стоял поднос с материалами для рисования: несколькими листами хрустящей рисовой бумаги, большой тушечницей из фиолетового нефрита и подставкой для сушки кистей из сандала, с которой свисало несколько штук с ручками из бамбука и лакированного дерева. Я с любопытством смотрела, как принц выбрал кисть, обмакнул ее в глянцевую тушь и уверенными мазками принялся что-то изображать на бумаге. А через несколько минут протянул рисунок мне.
— Это для тебя, — сказал он, когда я даже не сдвинулась, чтобы взять его.
Я уставилась на бумагу. Вернее, на свой портрет. С поразительным сходством Ливей изобразил, как я смотрю вдаль, играя на флейте. Дрожащими руками я забрала рисунок.
— Ты очень хорошо рисуешь, — тихо сказала я. — Хотя не должен делать это для меня каждый раз, когда стану для тебя играть. Возможно, это и не входит в мои обязанности, но мне не требуется ничего взамен.
— А как же тогда мне компенсировать свои недостатки? — с невозмутимым видом спросил принц. — Ведь у меня их так много.
Я рассмеялась, вспомнив наш разговор днем.
— Тогда мне достаточно одного.
Он улыбнулся.
— Спокойной ночи, Синъинь.
Я поднялась на ноги и пожелала ему добрых снов. Закрывая двери, я заметила, что Ливей вновь взял кисть и склонился над столом. Сердце наполнилось теплом, я отвернулась и посмотрела в небо над головой.
