— Ты не проголодалась? — спросил Ливей, занеся над миской палочки для еды.
Я задумалась, стоит ли задавать свой вопрос. Учитель Даомин сказала, что дары запрещены, но… но мне больше не у кого было про них спросить.
— Какие еще есть изначальные дары кроме магии жизни?
Принц так долго молчал, что я уж решила, он тоже не станет ничего говорить.
— Разве нам не запрещено даже упоминать о них?
— Забудь, что я спрашивала, — покачав головой, сказала я. — Не хочу, чтобы ты нарушал запрет.
Он отложил палочки для еды и принялся нервно стучать пальцами по столу.
— Есть еще только один изначальный дар — разум. И раньше он считался одним из самых сильных. Но столетий назад мой отец и его союзники осудили эту магию и запретили ее использование в империи.
Я вновь наполнила чайник горячей водой и, дав чаю настояться, разлила его по нашим чашкам.
— Почему он это сделал?
— Появились ужасающие истории об опытах заклинателей разума: о том, что они пили кровь смертных и питались плотью детей в стремлении поддерживать свою магию и их облик исказился до неузнаваемости. — Он нахмурился. — Возможно, это слухи, ведь они такие же бессмертные, как и мы. Но известно наверняка, что их глаза сверкают, как ограненные камни.
— Но действительно ли эта магия злая? — спросила я.
— Некоторые заклинатели разума лишали людей воли и заставляли выполнять свои приказы. Это отвратительно. Представь, тебя бы заставили напасть на кого-то или причинить боль тому, кого ты любишь.
Я содрогнулась от одной только мысли.
— Но как такое возможно?
— К счастью, немногие способны на подобное. Чем сильнее жизненная энергия человека, тем труднее подавить его волю, потому что для этого требуется обладать большим запасом энергии. Опытный заклинатель магии способен контролировать могущественного бессмертного воина только очень короткое время. — Тень пробежала по его лицу. — Но даже один раз — это слишком много. За мгновение можно разрушить чью-то жизнь. Пленение разума намного хуже плена тела.
— А сколько бессмертных обладают такой силой? Почему нас о ней не предупредили?
— Отец не любит даже упоминаний о магии разума. Это довольно редкий навык, и даже он им не владеет.
В глубине души меня терзал вопрос: не это ли стало причиной ненависти императора к магии разума? Ведь он не мог ее понять, так как этот дар оказался единственным, который ему не покорился. Но я затолкала свои мысли подальше, опасаясь произносить их вслух. Неважно, насколько мы сблизились с Ливеем, он все еще оставался сыном императора.
— Большинство заклинателей разума пришли в империю из Стены Облаков — земель, когда-то принадлежавших нашей империи и расположенных на границе с Золотой пустыней. Когда объявили запрет, несколько человек захотели запечатать свои силы, чтобы переселиться на наши земли. Но большинство отказалось это делать.
— Трудно пожертвовать годами учебы и тренировок, — заметила я, думая о том, сколько пришлось приложить усилий мне на овладение несколькими навыками.
— Те, кто это сделал, получили хорошую компенсацию. Но затем бессмертных Облаков подтолкнул к восстанию амбициозный выскочка, желавший захватить власть и провозгласить себя императором. Когда они объявили, что отделяются от нас, отец сжег древние свитки об их магии и похоронил прах на дне Четырех морей.
Жестокий ответный удар.
— И на этом все закончилось? — спросила я.
— К сожалению, император Стены Облаков поднял пепел и восстановил свитки. Он ослаб, но при помощи темных заклинаний смог даже увеличить свою жизненную энергию. А после того как заключил союзы с Северным и Западным морями, объявил нам войну. Никто не ожидал таких катастрофических потерь: тысячи бессмертных погибли, пока наконец императоры не заключили перемирие. Но отец поклялся, что ни один бессмертный Облаков никогда не вступит на землю Небесной империи.
Я порылась в памяти, вспоминая все, что рассказывала мне Пин’эр о восьми империях бессмертных. Она никогда не упоминала о Стене Облаков.
— Они объединились с другой империей?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Теперь они известны как Царство демонов, — немного помолчав, ответил принц.
Поперхнувшись чаем, я принялась откашливаться и плеваться, и Ливей протянул мне платок, чтобы вытереть подбородок. Говорили, что Царство демонов — страна тумана и мглы, где обитают страшные звери, чудовища и злые колдуны. И почему-то презрение к ним давалось мне легче, чем осознание того, что — как сказал Ливей — они практически не отличаются от нас.
В голове метались мысли, и я не удержалась от вопроса:
— Ты согласен с тем, как поступил твой отец?
Ливей поморщился.
— Отец говорит, что уважения без страха не добиться. И чтобы стать могущественным лидером, нужно править железной рукой и подавлять сопротивление еще большей силой. Так что я для него — одно сплошное разочарование. Он считает меня слишком мягким. Но как бы отец ни давил, я не могу изменить себя.
— Что он делает?
В животе все сжалось от напряжения. Я никогда раньше не видела Ливея таким встревоженным.
Его пальцы, лежавшие на столе, сжались в кулак. А когда принц заговорил, голос звучал очень тихо.
— Он хочет для меня лучшего. Но когда придет мой черед сесть на трон, я не стану править как он.
Протянув руку, я успокаивающе коснулась его напряженных костяшек. Я знала о правлении лишь то, что прочитала в свитках и книгах о великих императорах и императрицах, как смертных, так и бессмертных. Но не сомневалась: Небесную империю — да любую империю — ожидает только лучшее, если ею станет управлять владыка, прислушивающийся к другим мнениям, а не тот, кто требует беспрекословного исполнения приказов.
Мне не особо нравилась Небесная императрица, и еще меньше — император, который пленил маму, хоть я никогда его и не встречала. Но, судя по сплетням и информации, которую мне удалось узнать самой, Ливей совершенно не походил на своих родителей. В отличие от многих людей, занимающих руководящие посты, он не получал удовольствия оттого, что приходилось навязывать свою волю или давить на других. Никогда не унижал меня, как это не раз делали другие. Он превращался то в насмешливого друга, то в терпеливого учителя. И в обеих ипостасях его забота и внимание согревали меня. Каждый раз, когда мы обсуждали уроки или состязались, он подталкивал меня улучшать свои способности, не давая поблажек. Каждую ночь я добиралась до кровати полностью измученной, мое тело ломило, зато в сердце жила надежда стать равной ему.
Лучше всего к этой цели мне удалось подобраться в стрельбе из лука. И неважно, какой из них я использовала: быстрый и легкий, с коротким древком или длинный, обеспечивающий лучшую точность. Через какое-то время несколько командиров даже приказали своим воинам наблюдать за мной во время тренировок. Их присутствие меня нервировало. Я боялась выставить себя дурочкой, уронив стрелу или пустив ее мимо цели. Но стоило натянуть тетиву, как меня охватывало спокойствие. Возможно, в обуздании эмоций мне помогли наставления Дамин, хотя я продолжала считать, что далека от совершенства.
Однажды днем я пришла на стрельбище и увидела, что его перестроили, оставив лишь две мишени. Ливей стоял у стойки с оружием и держал в каждой руке по луку. Чуть позади него маячил генерал Цзяньюнь с группой воинов, среди которых я заметила Шусяо.
— Прошло уже три месяца. Ты забыла? — спросил Ливей.
Стоило вспомнить о своем безрассудном пари, как у меня упало настроение. Но я сумела нацепить беззаботную улыбку, пока забирала у него лук.
— Конечно, нет. Какие условия?
— Как насчет трех стрел? — предложил он. — И победит тот, кто наберет большую сумму очков.
Я кивнула и встала на позицию. Стрела принца просвистела в воздухе, но я не стала смотреть, куда он попал, потому что не могла позволить себе отвлечься ни на миг. Сосредоточив внимание на своей мишени, я выпустила первую стрелу и попала в самый центр. Вторая врезалась в паре миллиметров от нее, пронзив малиновый глаз доски. А третья и вовсе расколола первую пополам. После трех идеальных выстрелов моя уверенность возросла до небес, пока я не увидела, что стрелы Ливея попали в точности как мои.
