Случалось также, что мы обнаруживали следы прочесок лесов еще до нашего прихода туда. На траве, на песке видны были параллельные тропки: вражеские цепи проходили всегда очень густо. Можно было допустить, что в этих местах велся поиск другой группы, подобной нашей, но нам о другой какой-либо группе ничего не было известно. Мы принимали все на свой счет.
«Центр» приказал нашей группе переместиться в район города Гольдапа, где мы должны были продолжить разведку местности, установить, продолжаются ли в этом направлении укрепления линии «Ильмен-хорст». Предстояло пройти около ста километров на юго-восток от того места, где мы находились. Известно, что наш путь всегда был длиннее, чем расстояние по карте. Нельзя было идти по прямой. Нужно было петлять, обходить населенные пункты, города, наиболее опасные места, днем прятаться от чужого взгляда.
Командир группы Николай Шпаков внимательно изучал маршрут по карте. Предстояло преодолевать реки и каналы, железные и шоссейные дороги. Нужно было быть готовым к любым, самым неожиданным трудностям и опасностям. Утешало то, что по пути встречались лесные массивы, которые всегда служили естественным укрытием.
Вышли в новый дальний путь, как обычно, с наступлением сумерек. Прошли быстрым шагом километров пять-шесть, норовя поменьше петлять вокруг кустов, обильно разросшихся на зыбкой торфяной почве. Глаза понемногу приспособились к темноте. Но звездное небо вдруг померкло, стало совсем низким. Налетел, шелестя травою, порыв ветра. С каждой минутой ветер усиливался, становясь по временам таким напористым, что мы вынуждены были останавливаться, чтобы перевести дыхание. Над нами поплыли густые темные тучи. Где-то сзади полосовали небо молнии, доносились перекаты грома.
— Гроза будет, нужно торопиться, — говорил Шпаков после каждой нашей минутной остановки. И говорил он это хотя и не во весь голос, но и не приглушенно, не переходя на шепот, как мы уже привыкли разговаривать во вражеском стане. И в этой новой для него интонации невольно ощущалось, что приближающаяся гроза на какое-то время отдалила опасность, которая таилась вокруг нас. И хотя сама по себе гроза была мало приятной в таком походе, но все же мы как-то легче вздохнули, спало нервное напряжение, в котором мы находились постоянно. В такое время, когда вот-вот налетит грозовой шквал, все живое ищет укрытия, и зверь, и человек. Очевидно, укрылись в уютные уголки и наши преследователи.
Сначала редкие, но очень крупные капли падали на наши головы. Как-то по-особенному травами запахла земля. Нужно было получше приспособить свою амуницию, плотнее застегнуться, надежнее спрятать от дождя те вещи, которые не терпят влаги. Неплохо было бы и нам самим укрыться — были у нас плащ-палатки. Но в походе они очень неудобны. Они то надуваются ветром, то облипают ноги, сдерживая шаг, тормозя ходьбу. И все же не это главное — наброшенные на голову башлыки лишают возможности хорошо слышать, что делается вокруг, а уж нам-то ухо следовало держать остро. Поэтому решили идти открыто, подставив себя дождю и ветру, не прячась от непогоды. Мы были в пестрых маскировочных куртках и шароварах, которые, намокнув, становились более жесткими и плотными и не так пропускали влагу.
Тревожно зашумело ржаное поле, среди которого мы оказались. Ветер до земли пригибал колосья, упругие стебли звенели, как провода, шумели колосьями, все поле дышало и колебалось, словно разбушевавшееся море. Ударила молния, и дождь хлынул как из ведра. Чтобы не потеряться в кромешной тьме, мы шли цепочкой, держась друг за друга. Молния по временам добела освещала наш путь, и мы спешили напрямик, не боясь наскочить на что-либо. Засады в такую грозу на открытом месте мы не опасались — считали ее маловероятной. Шли быстро, ступая как попало и где попало, — дождь смоет следы.
Внезапно донесся какой-то подземный гул. Мы остановились, прислушиваясь. Гул нарастал, приближался, но мы не могли понять, что это такое. Вдруг мимо нас пронесся огромный табун лошадей. Он прогрохотал, как горный обвал, совсем рядом, обдав нас клочьями земли и грязью. Мы только успели облегченно вздохнуть от того, что опасность миновала, как вновь повторилось то же самое. Только теперь обезумевший от страха табун с храпом несся в обратную сторону. И снова так близко, что мы едва не были смяты этой лавиной. Сполохом осветило поле, оглушительно грянул гром, отдаляясь перекатами, и лошади тревожно заржали, шарахнулись в разные стороны, распустив по ветру гривы, подобные на пляшущие языки черного пламени.
— Скорее за мной! — крикнул Шпаков. И мы бросились за ним к небольшой группке деревьев, что увидели впереди. Нужно было спасаться от лошадей, которые носились по полю. Возможно, услышав людей, они и искали защиты от грозы возле них.
— Все-таки нам везет, — тихо, как бы сам себе, проговорил Целиков, когда мы укрылись за деревьями и опасность миновала. — Если бы кони прошлись по нашим костям, то перемололи бы их в муку.
Никто не ответил ему, но каждый понимал, что результат был бы именно таким.
Сразу же за деревьями начиналось новое поле, огражденное глубоким рвом и колючей проволокой. Ров был широкий, полный воды. Но нам, вымокшим до нитки, она была теперь не страшна. Вода доходила почти до пояса, но медлить было нельзя: в темноте снова нарастал топот — лошади метались из края в край по пастбищу. Мы спешно перебрались через канаву, перелезли забор и вошли в лес, который оказался слева от нашего курса. Мы не собирались заходить в него, но теперь решили остановиться там и немного передохнуть. Мы остановились под шатром разложистого великана, возможно дуба, в темноте нельзя рассмотреть и не до этого было. С нас текла вода.
Выжмем портянки, что ли? — не то спросил, не то предложил Иван Целиков.
— Не мешало бы, — отозвался Иван Овчаров.
Их предложение поддержал и Мельников: во всем, солидарны были три Ивана.
Мы начали разуваться, выжимать портянки. Овчаров снял даже штаны. В промокшей одежде каждого было по пуду воды.
— Там огонек светится, — сказал Юшкевич, показывая в сторону.
— Подойдите со Зварикой и узнайте, что там такое, — приказал Шпаков.
Мы обулись и подошли к опушке. Вскоре Юзик и Генка вернулись.
— На дворе грузовики стоят, часового нет, — докладывал Зварика. — Там воды по колени, но мы подошли к самому окну. За столом спит, положив голову на руки, какой-то фриц в солдатской форме. Видимо, часовой спрятался от дождя.
— Нужно его взять, — решил Шпаков.
— Но он может проснуться раньше, чем мы переступим порог, — резонно заметил Юзик. — Можно влипнуть.
— А что, если я пойду, — вызвалась Аня. — Если немец проснется, скажу, что на крыльце больная женщина, попрошу, чтобы помог ей. Ну, скажем, в больницу нам нужно, но попали под грозу, сбились с дороги. Если он пойдет на это, вы его прихватите, а если что — застрелю.
— Пойдем, там увидим, — ответил ей Шпаков.
Подошли к хутору, прислушались, присмотрелись к черным крытым грузовикам. Тихо. Только, как в барабан, бьет по брезенту мелкий дождь.
Троих Иванов Шпаков послал обследовать грузовые автомашины, а мы с ним, стараясь не плескать сапогами по воде, подкрались вдоль стены к окну. В той же позе спал за столом солдат. У стены, рядом с ним, стояла винтовка.
— Ты, Аня, иди, сделай, как говорила, а мы подстрахуем, — шепнул ей Николай.
Аня сняла пятнистую куртку, ступила на крыльцо, а Шпаков дернул меня за плечо, кивком головы поманил идти вместе с ним.
Дверь в сени оказалась незапертой. Втроем мы бесшумно подошли ко второй двери, нащупали ручку. Аня открыла. Немец приподнял голову, протянул руку к винтовке, ожидая, что скажет эта промокшая женщина в берете.
— Можно мне войти? — спросила она по-немецки.
Из сеней нам хорошо были видны через открытую дверь двухъярусные нары, а возле них ряд выставленных солдатских сапог с широкими голенищами. Значит, мы попали в казарму. Солдаты похрапывали под шум дождя. Из дома тянуло тяжелым спертым воздухом, кислым запахом кожаной амуниции, гуталином и дешевым одеколоном. «Вот фугануть бы пару гранат — ни один не уцелел бы», — невольно промелькнула мысль. Но диверсии не входили в наши планы. Мы — разведчики.
— Да, да, — ответил солдат и не спеша поднялся из-за стола, держась правой рукой за ствол винтовки. Он сделал шаг навстречу Ане и негромко, чтобы не тревожить сон остальных, спросил: «Что случилось?»
— На крыльце больная женщина, помогите…
Едва солдат перешагнул порог, как мы со Шпаковым наложили ему кляп, заломали руки и без лишнего шума вытащили во двор. Аня закрыла за нами обе двери. Ничто не указывало на то, что мы подняли тревогу.
Пленного отвели в поле, присели возле канавы и допросили. Оказалось, что мы попали в расположение связистов пехотного полка, который ожидает своей отправки на фронт. Ясно, нас интересовало, известно ли солдатам что-нибудь о русских парашютистах.
