снова: мы – боги с анусами.
Историческая ценность работы Фрейда заключается в том, что она глубже проникает в суть того, насколько своеобразным животным является человек. Это животное было запрограммировано инстинктами, чтобы блокировать восприятие и автоматически обеспечить себе спокойствие и предпринимать решительные действия. Человек вынужден сам изобретать ограничения для своего восприятия и вырабатывать невозмутимость для жизни на этой планете. Таким образом, ядро психодинамики и формирования человеческого характера лежит в изучении самоограничения и ужасающей цены за него. Враждебное отношение к психоанализу в прошлом, настоящем или будущем, всегда будет таковым и к признанию того факта, что человек живет во лжи к себе о собственном мире. Этот образ, согласно Ференци и Брауну, есть жизненная ложь. Мне особенно нравится то, как Маслоу обобщил это представление мысли Фрейда:
Величайшее открытие Фрейда, лежащее в основе психодинамики, заключается в том, что главной причиной большинства психологических расстройств является боязнь знания о себе: о своих эмоциях, импульсах, воспоминаниях, способностях, потенциалах – о своей судьбе. Мы открыли, что страх знания о себе часто имеет ту же структуру – и даже параллелен – страху окружающего мира.
И что же из себя представляет этот страх, как не страх реальности мироздания в отношении к нашим силам и возможностям:
В основном этот страх имеет защитный характер, в том смысле, что оберегает наше чувство собственного достоинства, нашу любовь и уважение к самим себе. Мы обладаем свойством бояться любого знания, которое может заставить нас презирать или заставить чувствовать себя неполноценным, слабым, не нужным, порочным или бесчестным. Мы защищаем себя и наш идеальный образ через подавление и подобные ему виды техники. С их помощью мы избегаем осознания неприятной и опасной правды о жизни78.
Отдельно взятая личность, если хочет ощутить теплое чувство собственной ценности и простой безопасности, вынуждена заниматься подавлением в глобальном смысле, защищая себя от всего спектра переживаний. Чувство ценности и поддержки – это то, что природа дает каждому существу через запрограммированные инстинкты, заложив в саму пульсацию жизненного процесса. Но человек – бедное обнаженное существо – должен сам зарабатывать свою внутреннюю ценность и обеспечивать себе безопасность. Во взрослом мире он должен подавить свое ничтожество и неудачи, чтобы жить согласно взрослым командам и кодам. Он должен подавить в себе собственное чувство физической и моральной неадекватности. Причем, это касается не только его добрых побуждений, но также и чувства вины и злобных устремлений: пожеланий смерти и чувства ненависти, которые возникают в результате фрустрации и блокировки другими взрослыми. Он должен подавить в себе неадекватность своих родителей, их опасения и страх, потому что в ином случае ему будет трудно чувствовать себя в безопасности. Ему также нужно подавить собственную анальность, компрометирующие телесные функции, подтверждающие его смертность и положение в природе как расходного материала. Учитывая все это, а также то, что осталось невысказанным, он должен подавить само великолепие внешнего мира.
В последние годы своей работы Фрейд, как и Адлер ранее, пришел к пониманию того, что ребенка на самом деле беспокоит природа его мира, а не внутренние стимулы. Он стал меньше говорить о влиянии эдипова комплекса и больше о «человеческой запутанности и бессилии перед лицом пугающих сил природы», «ужасов природы», «болезненных загадок смерти», «наших страхов перед лицом жизненных опасностей», и «величайшей необходимости судьбы, против которой не существует средства»9. И как только он подходит к центральной проблеме тревожности, то уже не говорит – как в более ранних работах – о переполненности ребенка внутренними инстинктивными стремлениями. Вместо этого формулировки Фрейда становятся более экзистенциальными. Теперь тревожность больше становится реакцией на глобальную беспомощность, отречение, судьбу:
Поэтому я утверждаю, что страх смерти следует рассматривать как аналог страха кастрации и что ситуация, на которую реагирует эго, – это состояние заброшенности или покинутости защищающим супер-эго – силами судьбы, – что ставит крест на защищенности от любой опасности10.
Эта формулировка свидетельствует о значительном расширении перспективы. Добавьте к этому одно или два поколения клинической работы, и мы получим восхитительно верное понимание того, что действительно заботит ребенка; как его излишне переполняет собственная реальность, как он должен избегать слишком многих мыслей, ощущений – слишком много жизни. И в то же время, как он должен избегать смерти, которая прячется позади и за каждой беззаботной деятельностью, которая во время его игр постоянно смотрит через плечо. В результате теперь мы знаем, что человеческое существо характеризуется двумя наиболее значительными страхами, от которых другие животные защищены: страхом жизни и страхом смерти. В научном мире на первый план их вывел Отто Ранк, основав на них всю свою мыслительную систему и показав, что для понимания человека эти страхи являются центральными. И в то же время Ранк писал, что в центр экзистенциальной философии их вывел Хайдеггер. Он утверждал, что для человечества страх «о бытии в мире» так же важен, как и страх от самого «бытия в мире». Страх смерти и страх жизни, страх опыта и индивидуализации11. Человек с неохотой двигается в подавляющий его окружающий мир с настоящими опасностями; он старается не потерять себя во всепоглощающих желаниях других, не потерять контроль, чувствуя хватку и острые когти других людей, зверей и машин. Как любое живое существо, человек чувствует, на какую планету попал – кошмарный, демонический, безумный мир, в природе которого есть миллиарды развязных индивидуальных организменных желаний разного рода – и это все не считая землетрясений, метеоритов и ураганов, у которых есть свои адские желания. Любая вещь, имея целью значительно расшириться, всегда пожирает остальных. Аппетиты могут быть невинными, потому что они даются от природы, но любой организм, пойманный мириадами противоречащих друг другу целей этой планеты, является потенциальной жертвой самой этой невинности – и он отшатывается от жизни, чтобы не потерять свою собственную. Жизнь может поглотить человека, истощить его силы, накрыть его с головой, лишить самоконтроля и вывалить на него столько нового опыта, что он взорвется. Она может дать ему новые сферы ответственности, требующие значительной силы, новые возможности, новые шансы. Но всегда есть опасность осечки, случайности, упущенного шанса, и, конечно же, смерти, последнего поглощения, полного погружения и отрицания.
Величайшее научное упрощение психоанализа заключается в концепции, что весь ранний опыт является попыткой ребенка отрицать страх своего появления, страх потерять поддержку, остаться одиноким беспомощным и напуганным. Личность ребенка, его образ жизни – это его способ изгнания из сознания реального факта собственной естественной слабости. Для этого он использует силу других, а также
