– Польза от вашего присутствия может быть огромной, – возразила Изольда и жестом отпустила стоявшего у стены Алексей Сеича, попросив его закрыть за собой дверь как можно плотнее. – Это разговор не для ушей прислуги, – пояснила она и обменялась с Норой исполненными значения взглядами.
– Итак, в чем суть проблемы? – Ивангер выжидательно уставился на Изольду серыми проницательными глазками, увеличенными стеклами очков до размеров двух монет рублевого достоинства.
Изольда не стала ходить вокруг да около, с ходу предложив адвокату сто тысяч зеленых за подмену завещания более приемлемым для нее лично вариантом. Ивангер пришел в ужас, на минуту утратил дар речи и некоторое время только махал руками, словно пытаясь отогнать от себя призрак непрофессионализма.
– Мало вам? – вмешалась в торг Кибельская, переглянувшись с клиенткой. – Ну что же, тогда перейдем к более надежной валюте: та же сумма, но в евро, вас устроит?
Ивангер начал всячески отказываться, отбиваться от искусительниц руками и ногами. Попытался урезонить настойчивых дам, объясняя, что в их кругах деньги ничто по сравнению с репутацией, что он член московской коллегии адвокатов и, если выйдет наружу факт подделки завещания, ему придется застрелиться или облить себя бензином и поджечь на пороге суда в знак раскаяния.
Но даже эти страсти не произвели на Изольду большого впечатления: ее не так-то просто было сбить с толку. Сейчас, когда на пути к миллионам стояла всего-навсего одна хрупкая преграда в виде реноме какого-то стряпчего, ничто не могло ее остановить.
Конечно, можно было бы перенести основной удар на Диму, но устранять его физически в силу сложившихся обстоятельств им с Норой было не с руки: почти одновременная кончина отца и сына неизбежно вызвала бы кривотолки и подозрения. Поэтому она предложила упрямцу последовательно полмиллиона, потом целый миллион евро, однако комичный с виду адвокат оказался твердым орешком: он стоял на почве закона неколебимо, как скала, и на все предложения отвечал твердым отказом.
– Есть такое понятие, как честное имя! – Адвокат перешел на крик в конце концов. – Поймите, наконец, Всеволод Ивангер не продается и не покупается, зарубите себе на носу.
– Но я же не призываю вас продавать ваше имя, уважаемый Всеволод Аронович, – возразила безутешная вдова; дотянувшись рукой до лица адвоката, она нежно погладила его по красным от негодования щекам внешней, а потом внутренней стороной ладони. – Я прошу только о дружеской услуге. Я знаю, вы женаты, но мы могли бы стать близкими друзьями, очень близкими, совсем-совсем… – проворковала она, с порочной улыбкой поправляя пеньюар на соблазнительно просвечивающей сквозь него груди.
Ивангер отпрянул от Изольды и выставил перед собой пухлые ручонки:
– Нет, нет и нет!
– А еще мы могли бы вместе отдохнуть на вашей вилле в Испании, – продолжала в том же духе Изольда, не обращая ни малейшего внимания на возражения юриста. – Ошибаетесь, теперь у вас есть вилла в Испании. И это в придачу к моей дружбе и глубочайшему к вам уважению. Соглашайтесь, что вам стоит!
Адвокат резко встал, показывая всем своим видом, что разговор закончен. И тут в бой вступила Нора.
– Ну-ка сядь на место, – командным голосом предложила она Ивангеру. – Что ж, если ты не хочешь по-хорошему…
Удивленный ее тоном адвокат машинально выполнил приказание и тяжело опустился на стул. Нора подошла к нему, мягким движением сдернула с его носа очки и предала Изольде. Потом взяла юриста за подбородок обеими руками, посмотрела в глаза. Взгляд ее стал невыносимо тяжелым, всепроникающим, настолько тяжелым, что адвокату захотелось закрыть лицо руками, но сделать это он почему-то не смог. Он вообще не был в состоянии пошевелиться, даже когда глаза Норы из голубых стали угольно-черными и стало невыносимо страшно. Адвокат с ужасом почувствовал, что воля к сопротивлению тает, улетучивается куда-то, словно пар или дым сигареты. Лицо его приняло бессмысленное, чуть ли не идиотское выражение, глаза остекленели, рот приоткрылся, и на сей раз в ответ на очередное предложение Норы он безучастно мотнул головой в знак согласия.
Кибельская с торжествующим видом подмигнула клиентке: обе довольно рассмеялись. Дело было сделано. Правда, адвокат выглядел неважно – как зомби, а глаза у него по степени осмысленности напоминали две оловянные пуговицы. Изольда подала ему очки, однако водружать их на нос адвокату пришлось Норе. Она знала, что через пару часов упрямец придет в себя и выполнит заложенную в его сознание программу. Взяв адвоката под руку, она, коротко кивнув на прощание Изольде, поволокла его к выходу. Тот переставлял ноги, как автомат, и даже не оглянулся на свою работодательницу. Как только дверь за ними закрылась, Изольда с облегчением перевела дух. Потом повернулась к портрету Татьяны, висевшему на противоположной стене, погрозила ей пальцем и злорадно подмигнула.
Нугзар с чувством захлопнул за собой дверь квартиры на Котельнической. Дожидаться лифта не хотелось: он сбежал вниз по лестнице, прыгая через ступеньки. Столкновение с магом такого уровня, как Нора, стоило ему огромной потери сил. Все их последние совместные попытки воспользоваться Тьмой, чтобы пополнить запасы энергии, срывались одна за другой. Он уже догадался, что это не случайность, что кто-то сознательно вредит им, помогает жертвам вырваться из зоны их влияния, но с какой целью? Нугзар просто терялся в догадках.
Он до самого утра бродил без цели по улицам ночной Москвы, размышляя о своей жизни и наступивших в ней переменах. Время от времени отвлекался на редких прохожих и, как скупец, поднимающий рассыпанные кем-то монеты, собирал энергию, которую так бездумно они растрачивали. Вот парень толкнул случайно девушку, и она ненавидяще зыркнула на него. Пустячок, а приятно…
По дороге ему попались человек пять доноров, но их слабенькие эмоции не могли компенсировать энергетической анемии, которая началась у Нугзара. Он ясно сознавал, что еще пара дней – и старение примет катастрофические размеры.
Он дошел до вестибюля станции «Таганская» и остановился покурить, предвкушая, как войдет в вагон, и минимум тридцать человек лишатся в этот день удачи. В подземелье это сделать так же легко и просто, как вынуть соску изо рта младенца. Нугзар очень любил метро и часто им пользовался, хотя Нора подшучивала над ним и не одобряла это увлечение. Она вообще не признавала демократичности ни во взглядах, ни в одежде. Женщина, что тут скажешь! Ей главное – пустить пыль в глаза да окунуться с головой в зависть пустых людишек, поедающих взглядами ее шикарную машину или изысканное платье.
Нугзар огляделся по сторонам и заметил полного, средних лет мужчину в деловом костюме и броском галстуке, который вальяжно подошел к серебристой красавице «инфинити» и расположился за рулем, не глядя по сторонам. Лицо у него было настолько самодовольным, что Нугзар с нехорошей улыбкой тряхнул кистью руки в сторону пижона. С ногтя указательного пальца мага сорвался синий светящийся шарик, который с быстротой молнии понесся к машине. Шарик ударил в правое переднее колесо, и оно лопнуло со звуком пистолетного выстрела.
Удовлетворенно хмыкнув, Нугзар выбросил окурок в урну и, даже не оглянувшись, вошел в метро, словно в теплое море: в этом замкнутом пространстве энергия человеческих тел сливалась в один сплошной поток излучения, медленно стекающий на перрон по ложбинам эскалаторов.
Нугзар заряжался отрицательной энергией, получая ее от раздраженных, озабоченных своими проблемами пассажиров. Глупые люди, спустившись в подземелье, пытаются отгородиться от других книжками и газетами, стараются не обращать друг на друга внимания, но все равно остаются идеальными объектами для откачки жизненных сил. Этому способствовало и место, и скученность, а самое главное, перманентная раздраженность пассажиров. А если случалась ссора с взаимными оскорблениями, Нугзар получал двойное удовольствие: так радостно было наблюдать, как они выясняют отношения…
Конфликты возникали из-за малейшей мелочи, например, если кому-то наступили на ногу… Воистину, ничтожные существа эти москвичи, недостойные сожаления. Сколько их выйдет сегодня из вагона на подкашивающихся ногах и придет домой в подавленном настроении! А сколько из них сорвет на близких свое раздражение!
Но никто не сопоставит свое состояние с тем, что они ехали в одном вагоне со смуглым, черноглазым человеком, который к тому же не прикоснулся к ним даже пальцем…
С тяжелым сердцем переступил Дима порог родного дома: ему вдруг показалось, что все здесь стало чужим и враждебным. В прохладном холле его поджидала Изольда, одетая в черное короткое платье, больше уместное в коктейль-баре, чем в дни траура. Волосы у мачехи были уложены в высокую прическу, щеки слегка подрумянены, а губы были ярко-красного цвета и выглядели вызывающе. Она сидела в глубоком кресле, закинув ногу на ногу, совершенно не смущаясь тем фактом, что короткая юбка едва прикрывает нижнее белье.
