С тех пор он должен был проводить все свое время в квартирке, расположенной этажом ниже. Впрочем, это его не беспокоило — он лишь смотрел видеофильмы и листал «манга». Иногда Юко приглашала его пообедать или сходить на какую-нибудь выставку. А иногда просила его почитать книжку. Когда Кодзи заканчивал чтение, Юко непременно раздевалась и приглашала его заняться с ней сексом, но он отказывался каждый раз. Юко обижалась и говорила, что, наверно, она не нравится ему, но Кодзи отвечал, что просто не любит прикосновений чужого тела. И хотя Юко не устраивали такие объяснения, она перестала домогаться его, заставляя в качестве «компенсации» смотреть, как она мастурбирует. И Кодзи наблюдал за процессом, вовсю поедая пирожки, мосбургеры или пиццу, которую приносили им на дом.
Человек за плечами у Кодзи зашевелился, и тот дал ему понюхать нашатыря. Сознание медленно возвращалось к незадачливому грабителю. Он открыл глаза, но говорить или двигаться еще не мог. Отметив, что они почти ровесники, Кодзи решил обыскать своего противника, чтобы узнать, с кем имеет дело. Юко могла привести к себе кого угодно — от ученика вечерней школы до самого настоящего якудза. Впрочем, судя по крашеным волосам и пирсингу, особых проблем вроде не предвиделось — достаточно слегка припугнуть, и он и близко не подойдет к дому Юко. Парень почти оправился и принялся ползать на животе, вымаливая прощение. «Такие, как правило, ломаются при первой же опасности», — подумал Кодзи.
Поняв, где он находится, парень попытался кричать. Это было заметно по движениям его губ и сокращению шейных мускулов. Кодзи ударил его палкой по лицу. Из разбитого носа хлынула кровь и залила всю нижнюю половину лица. Носовой хрящ вообще ломается очень легко, причем противник мгновенно теряет способность к сопротивлению. Кодзи насел на парня, требуя его водительские права или удостоверение личности. Но как только тот поднял голову, пытаясь сказать, что у него ничего нет. Кодзи снова огрел его по сломанному носу. Кодзи всегда разбирался с ухажерами Юко на дорожке, ведущей к строительной площадке, — никакого жилья вокруг, никаких свидетелей. Земляные кучи делали это место практически незаметным. А в ста метрах пролегало шоссе, где можно было поймать машину — это обстоятельство было тоже немаловажным. Кодзи не мог сказать точно нравилось ему насилие или нет. Иногда, избивая очередную жертву, он чувствовал себя очень скверно, а иногда это его возбуждало. Но четкой зависимости он проследить не мог, во всяком случае это никак не было связано с личностью жертвы.
Как казалось Кодзи, Юко была склонна к насилию. У нее имелась знакомая, которая приходила к ней, предварительно созвонившись по телефону. Ее звали Кана, ей было около тридцати. Своего рода специалист, она иногда приходила, держа под мышкой кнут. Юко рассказывала потом, какое ей доставляло удовольствие хлестать эту женщину по ягодицам или по груди. Она не могла удержаться от смеха, слушая ее крики и плач. У этой Каны вся спина была изборождена шрамами, а ее груди, кожа на которых была очень тонкой, болтались как у старухи. «Если б только не эта женщина… — часто повторял про себя Кодзи, — если бы только…» Какой, скажите на милость, кайф лупить по сиськам и по жопе молодую девицу? Вспоминая те три недели, проведенные с Фуми в Осаке, он понимал теперь, насколько важными они оказались в его жизни. Фуми было всего двенадцать лет, но она знала все о сексе, включая даже вопросы беременности… За все это время он ни разу нормально не ел, проводя все дни рядом с нею, растянувшись на постели, облизывая ее обнаженное тело… тело двенадцатилетней девочки, которая играла с его восставшим, мокрым, покрытым спермой и слизью членом… тело, которое, словно фосфорическое, ослепительно светилось в лучах заходящего солнца… Ему казалось, что нет ничего прекрасней, чем бесчисленные шрамы, покрывавшие ее спину. Шум компрессора напоминал ему музыку… Уже год, как Фуми жила в Токио.
Не понимая, нравится это ему или вызывает отвращение. Кодзи ткнул парня концом палки прямо в глаз. Парень захрипел и разразился слезами. Он стал что-то предлагать Кодзи, но тот не мог ничего разобрать. Извиваясь всем телом, он запустил руку в карман и протянул Кодзи свое удостоверение личности. Это было удостоверение охранного агентства.
— Гони права, — приказал Кодзи.
— Нет у меня прав, — просипел парень, вывернув для пущей убедительности карманы брюк, куртки и даже рубашки.
Взяв парня за оба уха, Кодзи сказал, что собирается его прикончить. «Я думаю, я сделаю это… Ты сдохнешь… И ты это чувствуешь…» — повторял он, размышляя, сможет он убить или нет. Парень испугался и попытался защищаться. Тогда Кодзи схватил ком земли и запихал ему в рот. Он стал вспоминать, как называется паразит, обитающий в перегное, и перед его глазами выплыло слово «кагемуси». Так по-японски называется червь, живущий в двенадцатиперстной кишке человека. Он был открыт в 1838 году, то есть через год после восстания Осио Хейхатиро, в Милане врачом по имени Анжело Супини во время вскрытия трупа. Названный в честь Супини, у японцев он получил название «Супини-муси». Из его яиц, содержащихся в человеческих экскрементах, выводятся личинки размером три десятых миллиметра. В летние месяцы эти личинки за три-четыре дня значительно увеличиваются в размерах и проникают в организм человека через кожу или через рот, вместе с немытыми овощами. Через два месяца они достигают размеров взрослой особи, то есть одного сантиметра в длину. Питаются кровью. За сутки один такой червячок высасывает около двух десятых кубического сантиметра крови, а сотня паразитов способна поглотить двадцать кубиков. Если его раздавить в пальцах, он буквально взрывается, выпуская из себя целую струю крови. Под микроскопом это сокровище напоминает зерно.
— Ладно, черт с тобой, живи. Но даже не думай о том, чтобы вызвать полицию, — объявил наконец Кодзи.
Парень закивал согласно. Он несколько раз благодарно поклонился и попытался выплюнуть землю, забившую его рот. Кодзи отпустил его и сунул ему в карман удостоверение. Отойдя шагов на двести, он услышал, как парень принялся разговаривать сам с собой. Кодзи напряг слух, но что-либо разобрать было решительно невозможно. Он вспомнил о Фуми, которая работала в lingerie* в районах Кабуки-тё и Синдзюку. Теперь ей было уже семнадцать… В свое время Кодзи попытался снова установить с ней контакт и даже обратился к тому старику, что жил в деревне, где круглый год пахло сушеной рыбой. Вспомнив ее номер, он посмотрел на часы. Было почти четыре часа утра, и Фуми должна была быть дома. Кодзи еще ни разу у нее не был. Фуми как-то пришла к нему, но Юко так разозлилась, что ей пришлось срочно ретироваться. На самом деле Юко не может поддерживать отношений ни с кем. Она даже не знает, как подойти к человеку. И приходит в неописуемый гнев, если Кодзи разговаривает или просто смотрит на других женщин. Правда, Кодзи не возражает — ее дедушка хорошо ему платит.
* Паб, где официантки работают только в нижнем белье.
Парень направлялся к шоссе, которое вело к вокзалу. Кодзи еще мог разглядеть его силуэт, но парень так ни разу и не обернулся. Он шел, продолжая выплевывать изо рта землю. «Надо было дать ему еще, — подумал Кодзи. Отпустив свою жертву, он тотчас же начинал сожалеть, что не дал еще… или вообще не убил. — Эх, жаль, черт возьми!» Он потерял парня из виду, подумал и зашел в телефонную будку.
— Алло!
— Это я…
У Фуми всегда был хриплый голос.
— Это я…
Кодзи вдруг захотелось, чтобы Фуми сейчас была одна.
— Кто это?
Но дело в том, что Фуми не могла уснуть, если рядом никого не было.
— Кодзи!
Он понял, что у нее гость. О Фуми он всегда старался думать исключительно хорошо, хотя и не строил иллюзий о ком бы то ни было.
— А, братишка… — раздалось в трубке. Фуми, должно быть, догадалась, что «братишка» только что кого-то хорошо отделал.
«Он всегда звонит мне после того, как с кем-нибудь подерется», — думала Фуми.
XIII — ТОСИХИКО
Фуми называла этого человека «братишка», но лишь для того, чтобы доставить тому удовольствие… Было четыре часа утра. Она сидела перед телевизором и поглощала онигири и салат с макаронами, купленные в забегаловке на углу. Показывали какой-то американский боевик, но так как она смотрела его с середины, то понять ничего не могла. К тому же онигири, даже тщательно пережеванные, оказались абсолютно безвкусными. Вечером стояла такая холодина, что улицы совершенно опустели, и ее бар закрылся около трех ночи, хотя, как правило, это происходило не раньше пяти. Такое решение хозяин принял после того, как в бар ввалился окоченевший зазывала и объявил, что никаких клиентов они сегодня, видимо, не дождутся. Теперь этот самый зазывала сидел рядом с Фуми. В баре он работал очень давно, ему было двадцать пять лет. Одет он —,был в свитер с высоким воротом и дешевый костюм. Этот парень часто спал прямо в баре, поскольку не имел другого пристанища. Вообще-то он выглядел гораздо старше, но в Кабуки-те не принято интересоваться такими вещами, как имя или возраст человека. Иногда он ночевал у Фуми, но, хотя они и спали в одной кровати, между ними ничего не было.
