— И это весь план? — Спросила Камилла. — Затаиться здесь, как в безопасном убежище?
— Они действительно думают, что кто-то охотится на нашу семью? — Спросил Трентон. — Почему?
Трэвис казался все более раздраженным с каждым вопросом.
— Это возможно.
— На всю семью? — Спросил Трентон.
— Возможно, — ответил Трэвис.
— Оливия! — Сказал Трентон и побежал по коридору на выход.
ГЛАВА 7
Лииз
НА 24 ЧАСА РАНЬШЕ
Я сидела в захудалом гостиничном номере с отваливающейся белой краской на стенах и старой мебелью. За время работы на ФБР я побывала во многих подобных дырах, но никогда с новорожденным ребенком. С тех пор, как мы заселились, я держала малышку на руках, опасаясь отпустить ее, предварительно не проверив всю комнату с ультрафиолетом.
После короткого стука Агент Хайд приоткрыла дверь.
— Это я.
— Входи, — сказала я, наполовину с облегчением, а наполовину с раздражением. Она вернулась с пустыми руками, хотя я и попросила ее принести чистые простыни, подушки и одеяла — не те, что выдавали в этом мотеле — и целый список других вещей.
— Знаю, о чем Вы думаете, — сказала Хайд. Ее грязные светлые волосы были зачесаны назад и связаны на затылке. Она была лучшим агентом Куантико после меня. Я была рада, что она была здесь, хоть она и не казалась мягкой и пушистой. Я тоже хотела бы выглядеть твердой, собранной и невозмутимой, но было сложно делать это в моем расстегнутом бюстгальтере для кормления, попахивающем отрыжкой младенца.
— Ты понятия не имеешь, о чем я думаю, — ответила я.
— Они уже в пути.
Может, она и знала.
— Лучше бы этому быть правдой. Он знает, как я ненавижу округ Колумбию, и этот мотель ужасен.
— Ну, это как жертва ради общего блага. — Когда Хайд увидела выражение моего лица, она сглотнула. — Прошу прощения, Агент Линди. Неудачная шутка. Но после того, что случилось с Сальватором Каттоне в девяностых, мафия сторонится Колумбии, и это самое безопасное место для вас.
— Это хранилище спермы и микробов? — Спросила я. Хайд была невозмутима и оставила вопрос без ответа. Я посмотрела наверх и вздохнула. — Как он?
Она выронила только одно слово:
— Задет.
Я опустила взгляд, рассерженная, что из-за гормонов не контролировала эмоции. Слезы покатились по моему носу и закапали с его кончика на розово-коричневую пижамку Стеллы. Всего несколько дней назад слезы были чужды мне. Теперь же это было единственным, что я делала.
У Бюро было всего пятнадцать минут, чтобы предупредить нас о том, что Карлиси разделились и уже были близко. Они ехали с целью убить Томаса и Трэвиса. Одна их группа была прослежена до Куантико, другая — до Калифорнии. У того, кто стрелял в Трэвиса, была неверная информация, которую мы специально распространяли, создавая ему прикрытие, когда его раскрыли, но было лишь вопросом времени, когда они выследят его до Иллинойса.
Всего пятнадцать минут, чтобы придумать план, согласно которому Томас рисковал жизнью на лужайке перед нашим домом. Снайперы были наготове, когда ниже по дороге послышался визг машин. Когда бандиты начали поливать наш дом пулями, один из снайперов прострелил заднюю шину арендованного Ниссан Альтима, а другой выстрелил в бронежилет Томаса. Мой муж упал вниз и оставался на земле, пока не приехала скорая. Ниссан умчался прочь, но был пойман спустя двадцать минут погони. После того, как мафиози бросили машину и побежали пешком, агенты нагнали их. Кто-то из них вытащил пистолет и был убит. Остальных арестовали. Томас не мог добиться лучшего исполнения плана.
Я все еще могла чувствовать ощущение его губ на моих, когда он целовал меня, прежде чем выйти за дверь. Это был прощальный поцелуй, и я не знала, встретимся ли мы еще или нет. Была вероятность, что мы больше не увидимся.
Бенни был мертв, а мы, наконец, загнали в угол одного из его людей, который был согласен свидетельствовать против Карлиси — никчемного игрока из Вегаса, который выбивал деньги из мелких стриптиз-клубов. По совместительству этот игрок оказался отцом Эбби Мэддокс, с которым она не общалась. Мик Эбернати теперь был под стражей. Эбби передала нам пятнадцатисантиметровую стопку бумаг на собственного отца, не оставляя ему никакого выбора, кроме как дать показания против оставшихся членов семьи Карлиси. Мы знали, что они не остановятся без кровопролития, и надеялись, что люди Бенни поверят в смерть Томаса, что спасет Трэвиса или меня от дачи показаний.
Я могла бы планировать это всю свою жизнь и все равно не была бы готова к тому, что отца моего ребенка застрелят на лужайке перед нашим домом. В этот момент из моих глаз полились непрекращающиеся слезы.
В дверь постучали, и Хайд с пистолетом наготове проверила, кто это был, после чего пропустила человека в штатском с большими пластиковыми пакетами.
— Добрый день, агент Хокинс.
Он кивнул Хайд, а затем мне:
— Агент Мэддокс.
— Линди, — поправила его Хайд. — Она все еще Линди.
— Прошу прощение, — сказал он, запнувшись. — Я думал...
Я могла лишь потрясти головой в ответ, чувствуя, как снова начинают слезиться глаза. С каждым разом это все больше раздражало меня. Почему у людей так хорошо получается спросить о том, что в данный момент бьет сильнее всего?
Томас несколько раз делал мне предложение, но замужество не было в моих планах, а я всегда придерживалась плана. В день, когда на свет появилась Стелла, мои планы поменялись, и я решила, что это не так уж и плохо. В следующий раз, когда мы увидимся с Томасом, он пообещал снова сделать мне предложение. Никаких самолетов, делающих надписи в небе, никаких цветов, никакой Эйфелевой башни или другой театральщины, у нас просто был новый план. И теперь мне надо было лишь убедиться, что я снова его увижу.
Агент Хокинс достал тонкое одеяльце и начал разбирать пакеты.
— Постельное белье для двуспальной кровати и одеяло, как вы просили. Простыни для детской кроватки, подушки, тряпки и Лизол [1] . Все простыни постираны, та, что для кроватки, с тем средством, что вы сказали.
[1] Лизол — дезинфицирующая маслянистая жидкость красно-бурого цвета.
— Спасибо, — сказала я, глядя, как он уходит.
Пока я заворачивала Стеллу в тонкое одеяльце, Хайд уже протерла кроватку. Я развернула маленькую простынь и понюхала ее, чтобы убедиться, что ее стирали с детским мылом. Я глубоко вздохнула, вспомнив, как Томасу нравился этот запах, когда мы подготавливали детскую. Детскую, которую мы даже не использовали.
Я приготовила кровать Стеллы и аккуратно положила туда ее крохотное тельце, завернутое в одеяльце. Она ворочалась и плакала, пока я меняла ее подгузник, но успокоилась, когда я протерла ее зарастающую пуповину спиртом и застегнула пижамку от самых лодыжек до груди. Я положила ей в рот соску, и она начала сосать ее, постепенно расслабляясь и засыпая. Стелла выглядела такой крошечной в этой грязной гостиничной колыбельной. А ведь у нее была восхитительная новенькая детская в нашем доме, которую она едва успела увидеть. Она не заслужила этой кишащей микробами комнаты.
