И подвела опрометчиво купленная импортная коляска - примета оправдалась. Мальчик родился мертвым. Валентин Иванович в отчаянии изрубил проклятую коляску на мелкие кусочки и выбросил на помойку.
Через полтора года они ждали со страхом своего нового первенца. Страх оказался так велик, что оправдался. Роды проходили тяжело, задерживались, и врач схватился за скальпель. Кесарево сечение спасло только мать - ребенок, опять мальчик, помучился двое суток на неприветливом этом свете и не решился жить...
Пять лет лечилась Раиса Фадеевна, ездила на курорты и в санатории, ходила по врачам и знахарям. Ее ответственно предупредили: вы можете стать матерью, но только опять через кесарево, и шансы - пятьдесят на пятьдесят... У ребенка? У матери! Она решилась...
Юля появилась на свет белый хиленькой, скучной, тоскующей. Только мать, выхаживающая свое единственное и последнее дитя, способна на то, что совершила Раиса Фадеевна. А сколько перенес отец - можно только догадываться. Выходили, подняли на ноги, и уж какая девочка получилась - на радость друзьям, на зависть недругам. И главное, вот все говорят, что-де единственный ребенок в семье всегда избалован. Да глупости это! Вот Юленька, так ведь послушнее и ласковей ребенка поискать надо было. Да и когда выросла - "мамочка!", "папочка!". С ней, с матерью, она всем на свете делилась, даже самые потаенные свои мысли и чувства, все тайны вьшёптывала. В любви вот ей, ясоньке, не везло...
Карамазов слушал и слушал улыбчивый и горестный рассказ матери, спина от долгого сиденья на жестком скрипучем стуле занемела. Наконец он деликатно кашлянул в кулак и спросил:
- Значит, дочь вам и об отношениях с Фирсовым рассказывала?
- Не было отношений, - вдруг буркнул угрюмо отец и опять, подергивая правый ус нервными пальцами, замкнулся, уставился в одну точку. Только теперь Карамазов понял, что хозяин дома тяжело похмелен.
- В том-то и дело, что нет, - всхлипнула мать. - Видела я, ох видела, как теряется она, ясонька моя, в его присутствии, покраснеет вся, глаза опустит - что за оказия, думаю, с чего бы это? А оно вон что оказывается... Всё бы, всё бы она мне рассказала, да не успела... Недавно, видно, всё у них началось, ох недавно... Тут же мальчик вроде у нее появился, учатся они вместе, вот фотографию ей подарил...
У Раисы Фадеевны на постели под рукой лежал альбом, она, должно быть, только что перебирала фотографии дочери. Следователь цепко вгляделся в снимок ушастого светленького паренька с кроличьими кроткими глазами и без труда узнал его - это он взахлеб рыдал вчера над гробом девушки. Интересно!
Родион Федорович попросил это фото и один из снимков Юлии, клятвенно пообещав вернуть их со временем. Потом незаметно глянул на большие настенные часы: ого, уже обед пролетел, а надо еще выяснить самое главное.
- Эта, как ее? Раиса Фадеевна, расскажите мне о последнем дне вашей дочери.
- О каком последнем-то? - спросила мазь и снова беззвучно заплакала. Я ж ее, ясоньку мою единственную, живою видела в последний раз третьего июля, третьего июля...
- Как так? - не понял Карамазов.
- Да третьего-то июля она вдруг раз-раз и в Москву решила мчаться. Она и раньше ездила гостить к Клавдии, сестре моей родной. Но нынче и не собиралась вроде - хотела покупаться, позагорать на Студенце, а в августе ей в пионерлагерь надо ехать вожатой. Надо было... А тут раз-раз - я, мама, к тете Клаве. Хорошо, выходной у меня случился, целый день мы вместе пробыли... Знала бы - нагляделась бы на нее, ясоньку, ох нагляделась.
В Москве всё нормально, Клавдия хорошо встретила, приютила. Юля-то мне часто звонила, я даже ей выговаривала - разоришь, дескать, родственников. А она смеется в ответ: не разорю, говорит, из автомата названиваю. Я и сама им звонила.
Двадцать первого я с ними разговаривала, беспокоилась. Юля мне сказала: я, говорит, уже взяла билет на двадцать второе, на завтра, значит - в субботу уж дома будет. Я и всполошилась. Никак нельзя ей в субботу приезжать - мы ульи не успели за город вывезти: отец один не может, а я до субботы в кафе. Что делать, и ума не приложу. Говорю ей: доченька, так и так, приедь на денек позже, сдай этот билет. Она говорит: ладно. А в пятницу сама уже звонит: нет, ничего не получается, ничего не получается... Там, в Москве-то, летом с билетами - кавардак. Что ж, говорю, тогда встретить тебя не сможем - ульи потартаем в деревню.
- Простите, - перебил Карамазов, - а причем тут улья? Я что-то не совсем понимаю.
- А ведь у Юленьки-то аллергия от пчел. Как укусит пчела - вся в жару, в поту, мается дня три, температурит. А без пчел тоже нельзя - где сейчас меду хорошего достанешь? Вот так и получилось, что развел нас Бог, не дал перед смертью свидеться...
Родиона Федоровича особенно щипало за сердце, когда мать начинала говорить о дочери словно о живой. Но совсем уж стало смурно на душе, когда она, всё сильней и сильней рыдая, начала хватать его за руки.
- Ой, да кто ж такой смог убить ее, девочку мою маленькую-у-у?.. Да неужто Бог не покарает его-о-о? Да когда же вы его найдете? Я ему в горло вцеплюсь зуба-а-ами-и! До каких же пор он будет ходить по земле-е? Ой не могу-у! Ой не могу-у-у!..
Валентин Иванович бросился жену отпаивать, прикрикнул на нее строго, укутал одеялом. Женщина начала затихать, плач перешел во всхлипы и слабые стоны.
- Ну, я пойду, - решительно встал Родион Федорович. - Я уверен, что преступников мы найдем быстро. Следов они много оставили, да и машина не иголка... Обязательно найдем!
Хозяин вдруг быстро прохромал из комнаты и вернулся через пару секунд с бутылкой, двумя гранеными стаканчиками и тарелкой пирожков.
- Давайте, товарищ, помянем дочку... По русскому обычаю.
Он так просительно и вместе с тем строго глянул на следователя, что тот не посмел - да и не хотел - отказаться.
- Спасибо, - прошептал отец и слабой рукой нацедил водку в стаканчики...
* * *
Родион Федорович позвонил в управление и предупредил, что поехал в Будённовск.
По дороге на вокзал он зашел в ресторан "Студенец", присел у стойки и попросил налить двести граммов водки. Он выцедил теплую и, судя по всему, разбавленную водку из захватанного бокала, запил прокисшим гранатовым соком, закусил обязательной в комплексе волокнистой котлетой и маленько уравновесился.
- Еще? - презрительно кривясь, предложила жирная барменша, увешанная золотом и драгоценными каменьями.
- Нет, - машинально сморщился Карамазов, расплатился и вышел.
Он продвигался сквозь студенистую жару к вокзалу, и вдруг до него дошло, что идет он мимо своего родного дома. Зайти, что ли? Марина должна быть на службе...
Он открыл дверь и, боясь происшедших перемен, заглянул из прихожей в комнату. Нет, слава Богу, ничего не изменилось. Родион Федорович посидел в любимом кресле у окна, повздыхал, потом прошел на кухню, попил воды из-под крана, еще раз огляделся и покинул обитель своих былых счастливых дней.
На вокзал он успел как раз к отходу вечернего дизеля.
7. Кабинеты
- Выпил вчера? Сорвался? Спать во сколько завалился?
Шишов вел допрос на кухне, где братья-следователи соображали будний завтрак. На сковороде сердилась и кашляла глазунья на четыре зрачка, в эмалированной чашке истекали алым соком крупно растерзанные помидоры, чайник на плите настропалился, как ретивый гаишник, дать свисток.
- Этот, как его? Николай, ты лучше свежий анекдот послушай, откликнулся Карамазов. - Слушаешь?.. Значит так: объявили в нашем Баранове месячник безопасности движения. Ну, как всегда, объявить объявили, а провести забыли. Месяц кончился. Вызывает наш Командор подполковника Пилюгина - что да как? Тот козыряет: так и так, товарищ полковник, сегодня итоги подведем.
Выезжает, значит, гаишная "Волга" на улицы и пристраивается за первой же попавшейся черной "Волгой". Смотрят - та перед каждым светофором останавливается, поворачивает где надо. Словом, все правила соблюдает...
Карамазов обдал заварник кипятком, всыпал ложечку чая. Священнодействуя с заваркой, он сознательно томил слушателя, но Николай невозмутимо резал батон и, казалось, нимало не увлекся интригой рассказа.
- Ага, вот тут и начинается - слушай. Обгоняют наши доблестные гаишники "Волжанку", останавливают. Подполковник подходит, козыряет водителю и торжественно так: "Товарищ, вы - победитель месячника безопасности движения. Вот вам премия - двести рублей". Тот деньги берет и говорит: "Слава Богу, наконец-то я права себе куплю!" Женщина, которая рядом, как закричит: "Да вы его не слушайте! Он, когда пьяный, чё попало болтает!" Пассажир с заднего сиденья перегнулся и говорит: "Говорил я вам: не надо на ворованной машине в город ехать!" А четвертый подымается, глаза протирает: "Что, уже граница?" Смешно?
Коля Шишов, уже резво подтирая корочкой пустой полукруг сковородки со своей стороны, хмыкнул:
- Ничего. Смешно. Только не может Пилюгин деньги отдать. Так сразу. Десять бумаг прежде составит.
