Уже долгие месяцы и годы учитель пребывал в тоске и унынии, пока в его дверь не постучал странный парень непривычного вида, который принес ему в подарок еду и кувшин вина. Он много слышал об искусном риторе Леонтии и пришел выказать ему свое уважение. Леонтий с удивлением разглядывал молодого германца в хорошем плаще и с богато украшенным ножом на поясе, который жонглировал словами, словно ярмарочный плясун камешками. Он не был образован, как и все варвары, а потому учителю быстро наскучил. Однако воин смог удивить его.
— Учитель Леонтий, а не хотели бы вы уехать далеко отсюда? Туда, где нет ни одного епископа, но зато есть сотня мальчишек с горящими глазами, которым вы сможете передать все знания, что копили много лет?
— Таких земель не бывает, — грустно усмехнулся Леонтий. — По крайней мере таких, где живут нормальные люди. Таких, с кем можно просто вести беседу. Ты, воин, прости за прямоту, весьма неглуп, но абсолютно невежествен. Уверен, ты не сможешь процитировать ни одного стиха Овидия.
— Григорий! — гаркнул вдруг странный германец, а в домишко просунул неровно обросшую макушку худощавый парень, на лице которого было написано неуемное любопытство. — Ну-ка, выдай уважаемому учителю что-нибудь из Овидия! И ты хотел обсудить с кем-нибудь диалектику Зенона. Всю голову мне этим Зеноном пробил, паразит. Знать бы еще, кто это такой. Задачу понял? Выполняй!
И Самослав, а это был он, вышел из домика на окраине. У него еще были тут кое-какие дела, и они не терпели отлагательства. Агентура в лице почтенного купца Приска стоила слишком дорого, чтобы разбрасываться ценной информацией.
* * *
Река Луара, которая делала изгиб вокруг города, давала работу не только лодочникам, рыбакам и прачкам. Тут, с незапамятных времен, когда этой землей еще правили благословенные римские императоры, работали водяные мельницы, снабжавшие мукой всю округу. И именно к одной из них ехал сейчас Самослав, зная о той беде, что постигла уважаемого мельника Халло, происходившего из старинной готской фамилии.
Мельница была домом его семьи уже несколько поколений. Халло жил прямо здесь, в длинном доме, построенном по обычаю германцев, рядом со своим детищем. Он и его сыновья жили вместе, как и водится у готов и франков. Вместе они и трудились здесь, честно зарабатывая себе на жизнь. Беда заключалась в том, что мельница приглянулась его милости графу. Полная безнаказанность аристократов, что захлестнула королевство франков после казни старой королевы Брунгильды, привела к тому, что все больше и больше свободных людей становилось перед выбором: либо превратиться в дичь для любого, кто имеет оружие, либо принять покровительство кого-то из знатных людей. А иногда и такого выбора не было. Упрямца могли бросить в темницу и пытать, пока он не подписывал купчую на свой надел, оцененный в десятую часть стоимости. Кое-где монахи просто переносили межевые столбы, и несчастный узнавал, что живет на церковной земле, и теперь он арендатор, а не вольный крестьянин. Старый общинный суд умирал, а его милость граф всегда был на стороне таких же, как и он сам, богачей.
Халло уже проиграл в таком суде. Дикое поначалу обвинение в убийстве тянулось уже давно, и оправдаться он не мог никак. У его дома нашли мертвую молодую женщину, и он никак не мог доказать, что убийца не он. Все стало еще хуже, когда графский викарий нашел ее мужа и выяснил, кто она. У нее был ребенок, и она могла еще иметь детей. А по Салическому закону за убийство свободной женщины, способной к деторождению полагался штраф в шестьсот солидов. Если бы она не могла иметь детей, то заплатить пришлось бы «всего» двести. Даже две сотни имперских золотых были неслыханной суммой, совершенно неподъемной для простого мельника. А уж шесть сотен...
Халло сидел на чурбаке и тупо смотрел на текущую мимо него равнодушную реку. Его всегда успокаивал вид воды. Но не сегодня. Сегодня его окончательно признали виновным и приговорили к штрафу по закону. Он не прошел испытания кипятком, и на его руках были ожоги. Даже бог был против него... А что еще нужно для того, чтобы признать вину? Рахинбурги, лучшие люди, сидевшие в суде присяжных, были подкуплены или запуганы. А это значит, что теперь мельницу заберет его милость граф, а его семья пойдет в вечную кабалу. Был еще один старый закон, по которому виновный мог бросить в кого-то из родственников горсть земли, и тот тоже становился ответчиком. Но таких денег не было ни у кого из них. Впрочем, Халло мог уплатить виру за убийство своей жизнью, но и после этого мельницу все равно забрали бы. Мельник уже подумывал достать верный сакс, приставить к сердцу и упасть на землю. Хорошая, быстрая смерть, после которой вечно гореть ему в адском пламени. От обдумывания этой захватывающей перспективы и отвлек мельника молодой парень в богатом плаще, который смотрел на него бесшабашным взглядом пронзительно-синих глаз.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— А что любезный, эта мельница продается? — задал он неожиданный вопрос.
— Ты, парень, видно, издалека приехал, — тяжелым взглядом посмотрел на него кряжистый мужик, всю свою жизнь таскавший на горбу мешки с зерном и мукой.
— Издалека, — блеснул белозубой улыбкой парень. — Так что, продаешь?
— Я бы продал, — равнодушно пожал могучими плечами мельник. — Да только тебе тут жизни не будет. Его милость граф Атаульф эту мельницу уже своей считает. Не сможешь ты тут работать, только деньги зря потратишь. Он ее все равно отберет, на то решение суда есть.
— А ты чего мои деньги считаешь? — усмехнулся парень. — Пятьдесят солидов даю и место, где ты за эти деньги новую мельницу построишь.
— Врешь! — тяжело взглянул на него мельник из-под кустистых бровей.
— Считай! — бросил тяжелый кошель ему на колени парень, пробивая насквозь острым взглядом.
— Да как же..., — промямлил мельник, глядя на золото в кошеле. — Да это же... Тебе же купчую не дадут... Граф не позволит.
— А, насрать! — весело сказал странный парень. — Мои условия ты слышал. Полсотни солидов и место под новую мельницу. Материал для стройки и новый дом за это золото купишь. И вот еще что. На двести миль ты там один мельник будешь! По рукам?
— По рукам! — решительно сказал мельник. — А что это за место такое?
— А тебя отведу, я как раз туда еду! Сделка?
— Сделка! — решительно мотнул головой мельник. И проревел в сторону дома: — Берта! Собирай вещи! Кунигунда! Эльфрида! Да где эти бестолковые кобылицы? Мы отсюда уходим! Я мельницу продал!
На двор посыпались сыновья, дочери, невестки и их малолетние дети. Никто ничего не понимал, никто не верил в чудо. Можно сбежать с деньгами от ожидавшей их страшной доли? Так чего тянуть? Все уже давно ощутили себя бесправными литами, которые должны кланяться всем, даже графской собаке. Хуже была только участь раба — серва.
Через час телеги были собраны, а на них сидели бабы, ребятишки, и было навалено немудреное имущество. Полтора десятка человек, все семейство мельника Халло выжидательно смотрело на нового хозяина.
— А это еще не все! — смог тот удивить. — Идите-ка на мельницу и все нужные штуки там поснимайте. Мы их с собой увезем. Чтобы железного гвоздя там не осталось!
— Так мельница же молоть не сможет! — несмело сказал Халло. Сыновья поддержали его удивленным гулом.
— Мельница моя? — спросил парень. И сам себе ответил. — Моя! Значит, все, что там есть, тоже мое! И я тебе это дарю! Все это слышали!
Одуревшие от непонимания мужики пошли внутрь, и с затейными матюками на двух языках, минут за сорок вытащили из мельницы все, что представляло хоть малейшую ценность. Они погрузили добро на телеги и вновь вопросительно посмотрели на чудака, который разорил дотла свое же собственное имущество. Его спутники, которые были похожи на купцов примерно также, как на преподавателей изящной словесности, окружили хозяина, и явно ждали какого-то приказа.
— Бранко, Мстиша, сжечь тут все! — резко сказал парень, моментально потеряв все обаяние, которое излучал еще минуту назад. Наоборот, в его жестах появилась властность человека, привыкшего отдавать приказы. Те, не рассуждая, достали приготовленные заранее пучки соломы, и вскоре все немалое хозяйство, где еще час назад жила большая трудолюбивая семья, полыхало веселым пламенем.
