которой я отказался. Я задумался: что делать дальше? Тут подходит работник навеселе и говорит:
– А что ты долбишь?
– Посмотрю, как вы, уважаемый, будете долбить, – говорю ему я.
– Я что, на идиота похож? Если бы я работал по твоей методе, то ни здоровья, ни желания работать уже не было бы. Пошли, треснешь кружку и все будет на мази.
Ладно, думаю, кружка не хуже, чем лом.
Выпили. Он выводит нас к новой отметке ямы: выкапывает 40 сантиметров в глубину, потом идет к мешкам, вынимает куски от шин, запаливает их и бросает в яму.
– Вот, через 10 минут перетащи в свою, а мою почисти, сантиметров 10 будет.
Так дело пошло веселее. Разговаривали, бражку пили, а глубина становилась все больше и больше. Сразу в десяти ямках горели покрышки, делали свое дело.
Так же в нашей местности копают и могилы, вот технология… Да, в любой работе есть свои тонкости.
Ямы мы выкопали, столбы поставили и нас перебросили в Налгекан, что сразу за Анамжаком. Там мы кое-где меняли провода. Стоим, а к нам подходит со станции железнодорожник в потертой форме, просит лампочку поменять на столбе. Мастер с электриком взяли когти и пошли, а я за ними. Начал просить, чтобы это разрешили сделать мне. По возрасту и допуску мне это было не дозволено, но кто видит в деревне?
Разрешили. Лезу на когтях с лампочкой за пазухой, душа поет, столб качается. Я добрался до самой верхушки, но плафон висел на другой стороне. Решил перебраться, но один коготь соскользнул. Я полетел вниз. Посередине столба сумел обнять его мертвой хваткой – вишу, ногами болтаю, не могу зацепиться когтями, а мужики, которые рядом пилили дрова, кричат: «Прыгай, до земли немного осталось!»
Мне удалось спуститься, но лампочка лопнула. Мастер долго матерился, мол, не дай бог бы что случилось. А мне обидно: на столб слазил, но задание не выполнил.
Вообще, обучение в техникуме подкреплялось большим количеством практик, на которых нас учили мужики строго, но хорошо. Вот на той практике на ГРЭС, где я неудачно пошутил, за три месяца мы научились многому, начиная от ремонта и заканчивая техникой безопасности. А еще получили второй разряд электрослесаря и третью форму допуска. Правда, нас с Валеркой ее лишили, и потом мы снова сдавали экзамены. А дело было связано с ключами, которыми можно открывать двери в вагонах. Ключ представлял собой полый треугольник. Вот мы с Валеркой и сделали себе пару дубликатов. Делается такой ключ просто: берешь трубку, кладешь ее в немного раздвинутые тиски, бьешь молотком, переворачиваешь и так три раза. Потом выяснилось, что такие же замки стоят на входе в ОРУ, где располагались высоковольтные сооружения. Валерка сказал как-то: «А что сидеть в обед, пошли поспим». Мы туда пришли, увидели сварочный аппарат, оставленный рабочими, и решили учиться сварке. Электроды вначале липли, как медом намазанные, а когда дело пошло, нарисовался наш начальник цеха. После этого сразу организовали собрание, на котором мы искренне раскаялись. Искупали наши грехи мы путем мойки изоляторов высоковольтных выключателей, которые были высокими, скользкими и очень грязными.
Но прошли и через это, нас снова допустили к сдаче, но гоняли на экзаменах так, будто в космос отправляют…
Потом мы с Валеркой попали на практику в «Читинские сети» к сокурсникам Валеры до флота.
Вот это была практика! Все попробовали: и кип, и электрозащиту. А еще там было весело. В то время в Чите появились вина, типа «Токай». Парни Валерки были с деньгами, угощали нас дома после работы. Хорошие были ребята, добрые, спецы отличные. Мы частенько бывали у них в гостях. Но запомнил я только фамилию одного из них – Елина.
На преддипломной практике произошло мое воскресение. Мы были в Атамановке, надо было проверять изоляцию трансформаторов тока. Я залез в ячейку и стал прикреплять концы. Как такое случилось – до сих не понимаю. Опытный мастер до моей отмашки подал напряжение и весь ток, ампер пять, пошел по мне, меня дернуло, как прокаженного. Вдруг они увидели мою эпилепсию. Вытащили, а я потерял сознание. Очнулся на холоде возле подстанции. Смотрю, а у меня руки черные, как сажа, не гнутся то ли от мороза, то ли от удара электричеством. Кое-как встал, зашел в помещение, а у мастера и электрика волосы дыбом встали. Они бросили меня, думали, что помру. Так еще позвонили и сообщили начальству, что меня найти не могут. Это выяснилось позже, когда начальство приехало.
Что интересно, сажа сходила хорошо. Я посмотрел в зеркало – выглядел как негр. Мужики стали просить взять вину на себя, дескать, задел я сам, забыл обесточить трансформатор. Тогда я и понял, что они бросили меня, но согласился, все же у всех семьи – они ж не виноваты. Валерка все потом уговаривал меня поехать и морду им набить, но я подумал, что им хватило того шока, который они испытали при виде мертвеца. Хотя обидно было бы, если бы я замерз.
Но судьба оставила меня на свете, однако скажу, электричество – это серьезная вещь… И с ним нужно обращаться крайне аккуратно.
А я еще раз про судьбу. Были у нас друзья в Томске, Родичевы. Нелля работала в больнице № 3. У нас и у них были сыновья одного возраста – наш Валера и их Вадик. Началась Чечня, и я отправил туда Валеру, хотя мог отмазать его, как сына Волкова. А Нелля через своих врачей комиссовала Вадика. Понятное дело, каждая мать хочет сыну мира. Любая война наносит травму человеку, и Валере не просто далась эта страница жизни, но он живет. Вадик остался дома, а через два месяца попал под электрический удар, и теперь его нет.
Поэтому прятаться или не прятаться – выбор ваш…
XIII
Я иногда думаю: а правильно ли я прожил жизнь? А мог бы я большую пользу принести стране, своим людям? Одно скажу: своим людям мог бы дать больше.
Я не исполнил мечту детства: я хотел родителей свозить в Москву… Самую главную мечту не исполнил и уже не исполню, к сожалению, никогда. Так и хочется крикнуть: «Не забывайте делать добро близким вовремя…»
Уже на последнем курсе я поехал на курорт Дарасун, где отдыхала наша мама. Повидались, но по какой-то причине мы не попали в столовую, она не смогла покормить меня, своего сына. Я и забыл про это сразу, а она всю жизнь вспоминала. Такая мелочь, но она так переживала.
Всю свою жизнь я
