Нет, не совсем так. Есть, конечно, выход. Можно выучить азбуку глухонемых и найти себе подходящего партнера. Лучше еще и безрукого – чтобы он не мог написать правду обо мне. Но разве найдешь этих безруких глухонемых, когда надо. Я уже почти рыдаю.
– Эй, – окликает меня Фрэнк, входя в дом из сада. – Что случилось? Отчего такое печальное лицо? Привет, милая, – говорит он Хани, потрепав ее по пухленькой щечке.
– Пйивет, – радуется она.
– Нормальное лицо, – отвечаю я и натянуто улыбаюсь, дабы подтвердить, что я в прекрасном расположении духа и счастлива, как воробей в весенний день, чик-чирик! – Как дела на работе, дорогой?
– Фозерингтон из отдела финансов – такой зануда, – отвечает Фрэнк (всегда-то он понимает шутки). – Тут для меня хватит или мне бутер перехватить? – Потом заглядывает в холодильник: – Сок?
– Да, пожалуйста, достань для Хани. Еды полно, и вообще – ты же ее готовил, так что имеешь на нее полное право.
– Отлично. – Фрэнк достает тарелки и надевает Хани клеенчатый нагрудник. – Готовишься к завтрашнему вечеру?
– А что будет завтра вечером?
– Завтра вечером будет пятница, Стелла, и мы с тобой идем развлекаться.
– Ах да. – Я вспоминаю, как обрадовалась, когда Фрэнк предложил мне пойти с ним на вечеринку и научить искусству флирта. Сейчас кажется, что это было тысячу лет назад, в далеком прошлом, до того, как моя сексуальная жизнь потерпела крах.
– Сначала намечается тусовка в Шордиче, потом вечеринка в Сохо, а потом, если тебе к тому времени еще не надоест, можно податься на Олд-стрит.
– Знаешь, приезжают папа и Руперт. Мне неловко оставлять их одних.
– Стелла, – сурово говорит Фрэнк, – я сам слышал, как ты их предупреждала, что вечером тебя дома не будет.
– М-м-м, – облизываюсь я, – потрясающе вкусно. Ты добавил сюда кардамон?
– Да, и корицу.
– Ты здорово готовишь. – Я наваливаю себе еще риса. – А почему ты никогда не готовишь для своих женщин?
– Потому что еда их не интересует. И не увиливай.
– Хорошо. Насчет завтра. Я не знаю, Фрэнки, смогу ли пойти.
– Почему? И почему ты такая красная?
– Потому что переполнена благодарностью и уважением к тебе.
Фрэнк закатывает глаза.
– Правда, Фрэнк, насчет завтра я еще не решила.
– Дорогая, ты падаешь в моих глазах.
– Я могу встречаться только с глухими, – шепчу я, опуская голову. – Или с безрукими немыми. Да все нормально, и похуже бывает. Фрэнк, у тебя нет знакомых глухих мужчин? Пожалуйста, это очень важно. Правда, это сильно сужает круг поиска партнера.
– Ты что, обкурилась? – спрашивает Фрэнк. – Несешь какую-то чушь.
Я смотрю на Хани, которая пытается одной рукой есть рис, а второй гладить пластилиновую “улитку”.
– Я...
– Что, Стелла? Ты заболела? Девочка моя, ты о чем?
– Я... это... ну, то есть... – Нет, я не могу ему сказать. Мне так стыдно, что уши горят и в трубочку сворачиваются.
– Так что? Ты это, или то, или совсем того? Говори же, Стелла!
– Я не могу тебе сказать. То есть могу, но потом мне придется тебя убить.
– Да что с тобой? – Фрэнк начинает злиться.
– Я издаю ужасные звуки во время оргазма, – выпаливаю я со всхлипом.
Фрэнк ставит на стол стакан с соком и смотрит на меня с открытым ртом.
– Только не смейся, умоляю тебя, – театрально хнычу я.
– Я и не смеюсь, – уверяет он, но уголки губ уже ползут вверх, и от бессилия я кидаю в него комочек риса.
– Какие звуки?
– Я... я... хрюкаю.
– О господи! Господи боже мой.
Он старается сохранить серьезное и сочувственное лицо, но не слишком удачно – я прекрасно вижу, что он готов расхохотаться.
– Слушай, у меня жизнь на глазах рушится, – скорбно говорю я. – Попытайся хотя бы сделать вид, что тебе меня жаль.
– Хрюкаешь? Вот так? – Фрэнк издает смачный хрюк.
– Да, наверное.
– Что, вот так прямо и хрюкаешь? – Он хрюкает три раза подряд, с каждым разом все громче, и потом с недоверием таращит на меня глаза.
– Пятачок, – говорит Хани с набитым ртом. Потом тоже хрюкает, разжеванная курица разлетается по всему столу, и Хани хихикает. Смешно ей.
– Хани, я этого не говорил. – Фрэнк уже откровенно давится от смеха. – Хрю. Хрю, хрю. ХРЮ!
Тут к нему радостно присоединяется Хани, и вскоре кухня уже напоминает шумный свинарник.
– Да уж, – успокоившись, говорит Фрэнк, – утонченная дама. Парижская штучка.
– Забудь, Фрэнк. – Я стараюсь оставаться невозмутимой и серьезной, но на самом деле готова сквозь землю провалиться от стыда. И зачем только я ему сказала. Такое чувство, что у меня под мышками ежики завелись.
– Стелла?
– Пожалуйста, не начинай. Зря я тебе рассказала. И вообще, в бессознательном состоянии человек за свои действия не отвечает...
– Хрррррю, – грубо перебивает меня Фрэнк. – Хрю-хрю.
– Зато ты за последние три месяца как минимум одной женщине кончил прямо в глаз, так что мы с тобой квиты.
– Чушь собачья, – начинает Фрэнк, но я не даю ему договорить, потому что твердо знаю – прямо в глаз и кончил.
– У меня есть неопровержимое тому доказательство – я слышала это собственными ушами. Поэтому давай договоримся вести себя как взрослые люди. Да, нам известны нелицеприятные факты из жизни друг друга, но мы постараемся о них забыть.
Фрэнк почистил яблоко для Хани и теперь рассеянно кормит ее. Но видно, что он сейчас не о яблоке думает.
– Но, Стелла, откуда ты это знаешь?Тоже слышала собственными ушами?
– Конечно нет. Я в такие моменты как бы отключаюсь. Разве во время оргазма ты себя контролируешь? И уж тем более никому в голову не придет вслушиваться, какие звуки он издает.
– Тогда ты не можешь знать наверняка.
– Кое-кто мне об этом сказал.
– Кто? Этот кто-то наверняка пошутил.
– У этого кого-то нет чувства юмора. К тому же это и не смешно. И, как я уже сказала, забудемоб этом, хорошо? Давай поговорим о чем-нибудь другом. Например, что мне завтра надеть?
– Дедуля, – бормочет Фрэнк, будто его осенила гениальная догадка. – Тот дедок, с которым ты переспала.
– Да, Холмс, вы угадали. Браво. А теперьможем мы сменить тему?
– Ну и зверинец у этого старикана был. Тигр переспал споросенком.
– Фрэнк! – кричу я, а Хани вслед за мной: “Фыэнк!”
Фрэнк молчит, с перекошенным лицом продолжая кормить мою дочь яблоком. Я вижу, что он едва удерживается от истерического припадка – от усилий не заржать того и гляди глаза из орбит выскочат. Я бросаюсь к раковине и с остервенением принимаюсь за тарелки. Чувствую взгляд Фрэнка на своей спине.
– А кто-нибудь еще, Доминик например, говорил тебе об этом?
– Нет.
– Никогда?
– Нет, никто никогда не говорил мне: “Стелла, ты орешь как свинья недорезанная, когда кончаешь”. Странно, правда?
– Не сердись, Бейб. Скорее всего, это случилось с тобой всего один раз.
– Сомневаюсь. И не называй меня “деткой”, будто я шлюха какая. – Я снимаю с Хани слюнявчик и поднимаю ее на руки.
И тут Фрэнка прорывает. – Я это сказал не в смысле “детка”, а в смысле... – гогочет он.
До меня наконец доходит.
– Да-да, Бейб, так звали поросенка в кино. Ха. Ха. Обхохочешься, как смешно. Мы с Хани пошли готовить комнаты для гостей, – сообщаю я с достоинством. – И между прочим, это была очень злая шутка.
Поднимаясь по лестнице, я слышу, как Фрэнк сначала громко хохочет, потом заходится непристойным гоготом. Слышу, как он хлопает себя по бедрам. Потом что-то роняет. Да он там просто обезумел от смеха.
– Хью, – тихо хрюкает Хани, уткнувшись мне в шею. – Ой, паасенок.
– Нет, милая. Ох, поросенок. Ох, как стыдно поросенку, – говорю я печально.
9
Пятница, утро, хаос. Из еды в доме только сухари, бананы и остатки вчерашнего карри. Я как раз собиралась сбегать за продуктами в супермаркет, но тут звонит телефон. Это Руперт. Говорит, что решил из Шотландии добираться не поездом и не самолетом, а на своей машине, поэтому не может точно сказать, во сколько приедет завтра.
– Поэтому, – сообщает он мне, – я попросил Крессиду – это девушка, с которой у меня свидание, Крессида Леннокс, – чтобы она сразу пришла к тебе к половине седьмого. Я к тому времени буду уже у тебя или где-то близко. Ты не против?
Полагаю, что нет. Руперт заказал столик в ресторане “У Одетты”, что в десяти минутах ходьбы от моего дома.
– Нет, я не против. Только, пожалуйста, постарайся быть вовремя. У меня приезжает папа, к тому же я собираюсь на вечеринку, и мне надо подготовиться. А если тебя здесь не будет, мне придется сидеть в гостиной и развлекать твою подружку, вместо того чтобы наводить марафет перед выходом.
– Тебе понравится Крессида, – беззаботно отвечает Руперт. – Можете поболтать о детях и всяком таком.
– С чего это? Потому что у нас обеих есть матки?
Руперт неприлично фыркает. За что я его люблю, так это за покладистость – он никогда не обижается на мои злые шутки.
