Давид возглавлял стратегическое производство, поэтому пользовался уважением в народе, но не зазнавался. Хотя то, что он не смог отказать себе в женской ласке и взял уже пять жён из местных — это, конечно, его не красило. Но человек слаб, поэтому Ос относился к этому с пониманием.
Мастер Никита Платов основал свою «булатную лабораторию» по соседству с кузней Давида.
Эти двое, после длительной беседы на ломаном науатле, установили вооружённый нейтралитет, так как Давид чувствовал в Никите конкурента, а Никите не нравились «нехристианские» методы работы Давида.
«Нехристианскость» методов работы Давида заключалась в том, что он использовал непонятную печь, которая переводит ценную руду в шлак и чугун.
Платов ещё не ставил свою сыродутную печь, которая «покажет, как надо делать железо», предпочтя сначала выполнить заказ Хуицилихуитла на булатные мечи.
Пятьдесят килограмм булата — это огромный объём, которого хватит на несколько лет интенсивной работы.
Давид, как стало ясно из беседы, завидовал Платову, так как тот уже имел высококачественную сталь и ему надо «всего лишь» сделать из неё оружие, на что способен «любой дурак». Но впоследствии практика показала, что булат требовал особого обращения и навыков, которые можно получить только эмпирически, то есть долгой практикой.
Хуицилихуитл хотел, чтобы Платов сделал точные копии подаренной русским государем сабли, только без рубинов и позолоты. Это оружие, а значит, украшения излишни.
Платов и сыновья сейчас сооружали горны и готовились к работе, а Давид мерно стучал по расколотой на четыре куска крице, выбивая из неё шлаки.
Физическая сила и выносливость Давида позволяла ему работать часы напролёт, чем не могли похвастаться даже самые сильные представители народа отоми. Впрочем, это вопрос времени и кормёжки. Подмастерья Давида сидят на мясной диете, поэтому стремительно обрастают мышцами, параллельно получая опыт, которым охотно делится Давид. У него уже два десятка подмастерьев, из которых шестеро имеют статус старших подмастерьев, то есть людей, которым можно доверить некоторые процессы. Желающих вкалывать как проклятый ради незначительного количества качественного железа было мало, но Давид находил таких людей и постоянно расширял штат, так как даже он понимал, что аппетиты правителя его нынешние масштабы производства никогда не удовлетворят. Поэтому растут новые штюкофены, проводятся осторожные эксперименты, нанимаются новые люди — всё ради увеличения объёмов производства стали.
И всё равно, несмотря на предпринимаемые меры, стали отчаянно не хватает.
Освальд про себя называл это металлургическим кризисом, который возник исключительно по вине европейцев. Если бы они не приходили со своими стальными бронями и мечами, Союз бы был доволен и бронзой. Но однажды «распробовав» сталь, Эль Президенте не хотел от неё отказываться или хоть сколько-нибудь себя ограничивать.
Войско ушло на войну, а значит, неизбежны потери элементов экипировки и оружия, что ещё сильнее усугубит металлургический кризис, ведь потерянную сталь не вернёшь…
—… нет, что-то с твоей идеей не так, — вытер Давид пот со лба. — Не будет это работать. Мы и так с этими высокими трубами намучились…
Даже несмотря на то, что Ос в итоге оказался прав с новыми печами, Давид всё ещё оставался консерватором, который счёл успех модернизации даром божьим, которые, как известно, редко повторяются.
— А про заранее подогретый воздух что думаешь? — спросил Освальд.
— Тут не знаю, — пожал плечами Давид. — Но если верить тебе, а я тебе верю, это должно поднять нагрев. А оно нам не надо.
— Почему? — недоуменно спросил Ос.
Он-то знал, что чем выше температура, тем больше металла в итоге получится.
— Свиное железо, (1) — вздохнул Давид. — У нас и в этих печах его зело много выходит, а с большим нагревом его будет ещё больше.
Идея с предварительным подогревом воздуха в печи пришла к Освальду случайно. Он долго думал над проблемой, даже рассматривал прожектёрскую идею получения чистого кислорода, чтобы увеличить температуру плавки, но в итоге додумался до того, чтобы удлинить трубы, что обеспечить ещё большую тягу, а также пристроить к печи дополнительный отсек, где воздух, который будут подавать меха, предварительно нагревался. С увеличением тяги это теоретически должно существенно повысить температуру плавки, что даст им больше качественной стали. Ничего нового он не придумал, так как в Европе такую печь уже давно изобрели, но Освальд об этом не знал. (2)
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ну… — Освальд задумался. — Так-то ты прав, но я считаю, что секрет успеха именно в высоких температурах. А ты, кстати, думал о тиглях?
Ос что-то такое слышал и видел про тигельные плавки металла. По телевизору он несколько раз видел репортажи с металлургических заводов, где расплавленное железо наливали в металлические тигли, где это железо булькало. Но он видел только это и никогда не вдавался в подробности. Зачем? Ведь мир казался ему незыблемым и он считал, что так будет всегда…
«Никто, сука, в здравом уме, не предположит, что окажется в ином мире, где металлургия только начала свои робкие шаги в направлении цивилизации стали и бетона…» — посетила его в этот момент философская мысль.
— Не думал ещё, — покачал головой Давид. — Мне работать надо, давай вечерком приходи, пульке выпьем и обсудим всё?
Видно, что кузнец потерял интерес к разговору, поэтому дальше его теребить будет бесполезно.
— Хорошо, вечером зайду, — кивнул Освальд.
Давид вернулся к явно любимой работе, а Ос направился к мастерской Никиты Платова.
— Доброго дня, — приветствовал он Никиту, кладущего кирпичную кладку.
— И тебе не хворать, Освальд, — ответил Никита. — С чем пожаловал?
— Поговорить хотел о кузнечном деле, — произнёс Освальд. — Есть у меня идея одна…
— Ты с кладкой мне помоги, а заодно и поговорим, — предложил Никита. — Мож, чего дельного подсказу с твоей идеей.
Русский акцент наутля звучал очень странно. Ос слышал русский акцент английского, испанского, на такое уникальное сочетание, которым говорит Платов, ему ещё слышать не доводилось.
— По рукам, — улыбнулся Освальд. — Дело, собственно, вот в чём…
Примечания:
1 — Свиное железо — это чугуний. Как и в сыродутных печах, так и в штюкофенах с блауофенами, на дне плавки образовывался жидкий сплав железия с углеродием, то есть чугуний. В некоторые времена, до появления передельных горнов, человеки-кузнецы не умели ничего сделать с этим чугунием. Чугуний был очень твёрд, но крайне хрупок, так как в нём был переизбыток углеродия. Но уже в XIV веке местами начали появляться небольшие тигли для переплавки чугуния в ковкий железий, но тогда не было интернета и даже журнала «Металлург», поэтому технология двигалась крайне медленно, поэтому даже в начале XVI века в Европе её знали далеко не повсеместно. Правда, железий в этих горнах выходил не ахти какой прочный, но человеки-кузнецы знали парочку способов науглероживания железия для превращения его в сталий… Впрочем, Давид, как мы видим, технологии не знал, поэтому и считает до сих пор, что чугуний — это галимые отходы. А Освальд вообще с металлургией знаком лишь приблизительно и большей частью по видеороликам из Ютуба, поэтому не может зааргументировать Давида в пользу блауофена. Что такое блауофен, спросите вы? Я ждал этого вопроса!
2 — Блауофен — это плавильная печь, изобретённая в середине XV века где-то в землях СРИ. Отличалась она вышеописанными свойствами: более длинная труба, а также дополнительный отсек для предварительного нагрева подаваемого воздуха. Температура действительно достигала сравнительно высоких значений, но это также значило, что свиного железа будет гораздо больше. И действительно! Примерно 30 % выхода металла представляло собой чугуний, который ковке не поддаётся, а значит, пригоден только на выброс. Зато помимо чугуния было 70 % металла более однородного качества.
8. Опустынивание и гринго
