Докладчик замолчал.
«Кажется, я схожу с ума, – подумал Тагоми. – Надо уйти отсюда. У меня приступ. Тошнит, рвет… я умираю!» Он с трудом поднялся, выбрался в проход и побрел, почти ничего и никого не видя. «В уборную!» Он побежал по проходу.
К нему повернулось несколько голов. «Какой позор! Не мог найти другого времени и места для обморока? Уволят…» Он выскочил в дверь, распахнутую перед ним служащим.
Сразу прошла дурнота. Вернулось зрение. Перестали вращаться стены и пол.
«Всего лишь приступ головокружения. Функциональное расстройство вестибулярного аппарата. Диэнцифалон, промежуточный мозг, доставшийся в наследство от пращуров, дает о себе знать.
Подумать о чем–нибудь успокаивающем. За что ухватиться?
За религию? Или за прошлое? „А сейчас потихоньку начинаем гавот. Отлично, отлично, у вас прекрасно получается. Вы схватываете на лету…“ – Частица узнаваемого мира. „Г. и С. Гондольерс. Школа европейских бальных танцев“. – Он закрыл глаза. – Уходящий мир…»
– Сэр, вам помочь? – спросил служащий посольства.
– Благодарю, – с поклоном ответил Тагоми. – Я пришел в себя.
«Может, все они смеются надо мной? – подумал он. – В глубине души?»
Внимательное, участливое лицо слуги. Ни тени насмешки.
«…Зло – везде. Оно, как цемент, скрепляет наше общество… Не могу в это поверить. Не могу этого вынести. – Он расхаживал по вестибюлю и слушал гул автомобилей, доносящийся с Саттер–стрит. – Нет, религия не поможет. Что мне делать? – спросил он себя, направляясь к выходу из посольства. Привратник отворил двери, и мистер Тагоми сошел по ступенькам к стоянке лимузинов.
Зло незримо. Оно – неотъемлемая часть нашего мира. Оно везде. Изливается на нас, разъедает мозги, тела, сердца и впитывается в асфальт.
Почему?
Мы – слепые кроты. Копошимся в земле, тычемся рыльцами в потемках. Ничего не ведая. Я понимаю это… но не знаю, куда ползти. Остается верещать от страха. И удирать.
Жаль.
Смеются надо мной, – подумал он, идя к машине. – Где мой портфель? Ах да, остался в кресле».
Все смотрели, как он кивает шоферу и неуклюже садится в автомобиль.
«Отвезите меня в больницу», – хотел сказать он. И – вслух:
– «Ниппон Таймс Билдинг». Помедленнее, пожалуйста.
Он смотрел в окно на машины, магазины, ультрасовременные высотные здания. На безликий поток пешеходов.
Добравшись до кабинета, он поручил Рамсею позвонить в один из отделов Торгпредства – «Добычу полиметаллических руд» – и попросить, чтобы по возвращении из посольства заведующий отделом связался с ним.
Ответный звонок раздался около полудня.
– Наверное, вы заметили, что на собрании мне стало дурно, – сказал в трубку Тагоми. – Очевидно, это всем бросилось в глаза. Особенно мое поспешное бегство.
– Я ничего не заметил, – ответил чиновник из «Полиметаллических руд». – Но, не увидев вас после заседания, встревожился, не случилось ли чего.
– Вы очень любезны, – уныло поблагодарил мистер Тагоми.
– Вовсе нет. Я уверен, все были поглощены докладом мидовца и ничего кругом не замечали. Вас, наверное, интересует, о чем говорилось после вашего ухода? Вы успели выслушать первую часть доклада?
– Да, вплоть до Зейсс–Инкварта.
– Затем докладчик подробно осветил экономическую ситуацию в Рейхе. На Родных островах сложилось мнение, что намерение Германии обратить население Европы и Средней Азии в рабов, уничтожив всю интеллигенцию, буржуазию, патриотически настроенную молодежь, грозит экономической катастрофой. До сих пор немцев спасали только достижения в науке и технике. Образно говоря, чудо–оружие.
– Да, – подтвердил Тагоми. В одной руке он держал трубку, а другой наполнял чашку горячим чаем. – Как спасли их в войну снаряды ФАУ и реактивные истребители.
– Немцы – мастера на подобные штучки, – продолжал чиновник из «Полиметаллических руд». – Но сейчас они опережают нас только в областях атомной энергетики и развлечений – согласитесь, запуск ракет на Венеру и Марс очень напоминает цирк. При всех объемах германского импорта, как подчеркнул докладчик, снаряжение подобных экспедиций не дает никакой экономической выгоды.
– Но со стороны выглядит эффектно, – заметил Тагоми.
– У докладчика мрачные прогнозы. По его убеждению, большинство высокопоставленных нацистов боятся смотреть правде в глаза. Тем самым они усугубляют тенденцию к мероприятиям, для которых требуется tоur de force,[35] – мероприятиям авантюрным, с непредсказуемыми последствиями. Сначала – приступ маниакального энтузиазма, затем страх и отчаянные призывы Партай. Вывод докладчика: подобная ситуация способствует приходу к власти самых безответственных и безрассудных претендентов. Нам следует готовиться к худшему. Судя по всему, ответственные и здравомыслящие элементы потерпят поражение в начавшейся борьбе.
– А кого он считает худшими? – Тагоми глотнул чая.
– Гейдриха. Доктора Зейсс–Инкварта. Геринга. Такова точка зрения Имперского правительства.
– А приемлемыми?
– Бальдура фон Шираха и доктора Геббельса. Но на этот счет он был очень краток.
– Что он еще говорил?
– Сказал, что сейчас мы больше, чем когда–либо, должны сплотиться вокруг императора и Кабинета.
– А потом, видимо, была минута молчания в знак соболезнования?
– Да.
Тагоми поблагодарил собеседника и повесил трубку. Но звук селектора не дал ему спокойно допить чай.
– Сэр, вы хотели выразить соболезнования германскому консулу, – напомнила Эфрикян. И добавила после паузы: – Мне зайти с диктофоном?
«А ведь верно, – подумал Тагоми. – Совсем из головы вылетело».
– Да, зайдите.
Она вошла и спросила с улыбкой:
– Вам лучше, сэр?
– Да. Благодаря витаминам. – Безуспешно порывшись в памяти, он попросил: – Напомните, пожалуйста, как зовут консула.
– Пожалуйста, сэр. Барон Гуго Рейс.
– Mein Herr, – начал диктовать мистер Тагоми, – известие о безвременной кончине вашего вождя герра Мартина Бормана повергло нас в пучину скорби. Эти слова я пишу со слезами на глазах. Вспоминая доблестные подвиги герра Бормана, не жалевшего усилий для защиты германского народа от внешних и внутренних врагов, вспоминая его жесткую, бескомпромиссную борьбу с малодушными, которые предали тысячелетнюю мечту человечества о космосе, куда устремилась светловолосая, голубоглазая нордическая раса в своей… – Он замолчал. Надо было как–то закончить фразу. Эфрикян ждала с выключенным диктофоном.
– Мы живем в великое время, – задумчиво произнес он.
– Записывать, сэр? – встрепенулась секретарь. – Это текст?
– Нет. Я обращался к вам, – ответил Тагоми.
Она улыбнулась.
– Перемотайте назад, – попросил он.
Зашуршала пленка. Из двухдюймового динамика зазвучал металлический голос: «…не жалевшего усилий для защиты…» – казалось, в динамике бьется и пищит насекомое.
– Закончим так, – произнес он, дослушав запись, – …решимости возвеличить и принести себя в жертву, и тем самым занять нишу в истории, из которой никто во всей Вселенной не сможет ее вытеснить, я испытываю невыразимую горечь утраты… – Тагоми умолк и задумался. – Мы все – насекомые, – сказал он вдруг. – Слепо бредем к чему–то ужасному или, наоборот, высокому, чистому. Вы согласны? – Он поклонился. Эфрикян, сидевшая с диктофоном в руках, слегка поклонилась в ответ. – Напечатайте и отправьте, – велел он. – С подписью и всем прочим. Если сочтете нужным, внесите поправки.
В дверях секретарь остановилась и с интересом посмотрела на него.
Эфрикян ушла, и Тагоми стал разбирать накопившиеся бумаги. Но почти тотчас из селектора донесся голос Рамсея:
– Сэр, вас просит мистер Бэйнс.
«Это хорошо, – подумал Тагоми. – Теперь можно начинать важный разговор».
– Соедините. – Он взял трубку.
– Мистер Тагоми? – послышался голос Бэйнса.
– Добрый день. Простите, в связи с известием о смерти канцлера Бормана утром я был вынужден…
– Мистер Ятабе еще не дал о себе знать?
– Еще нет, – ответил Тагоми.
– А вы предупредили своих подчиненных? – похоже, Бэйнс волновался.
– Да. Его немедленно проводят в мой кабинет. – На самом деле Тагоми напрочь забыл об этом и теперь мысленно сделал заметку: проинструктировать Рамсея. «Выходит, без пожилого господина мы не можем начать переговоры?» Тагоми встревожился. – Сэр, мне не терпится начать. Не могли бы вы продемонстрировать изделия вашей фирмы? Хотя у нас такой сумасшедший день…
– Произошли изменения, – сказал мистер Бэйнс. – Необходимо дождаться мистера Ятабе. Вы уверены, что его еще нет? Обещайте, что, как только он появится, меня поставят в известность. Пожалуйста, мистер Тагоми. – У него был напряженный, срывающийся голос.
