региона, но идти в гэта по вязкой мокрой грязи совсем не хотелось. В лису Мизуки, конечно, не превращается, поскольку является полукровкой во втором поколении, но повадки лисы у кицунэ сохранились. Поэтому небольшая девушка свернулась клубком на спине крупного японского юноши как младенец. Так пара прошла с Фудзи к долине, а затем вошла лес, который находился по пути к Аичи. Дождь давно закончился, но Ямамото оставалась на руках, лисица — хитрое животное, которое выбирает самое теплое место. Дайске все еще был сам не свой, смерть мастера настолько повлияла на юношу, что уже тяжело было понять, что у него в голове. После смерти родителей Уннава не мог тронуть пальцем и мухи, а теперь всякая смерть была так же ему противна, но он уже не избегал ее. Он принял смерть, теперь мы видим уже не нашего старого и доброго Дайске… А кто знает…
Спокойный, ритмичный шаг Уннавы, отстранившегося от действительности и ушедшего в свои мысли, сменился резким прерывистым выдохом. Мизуки спрыгнула с рук слегка сонная и не понимающая, что происходит, сумка с вещами упала в еще сырую землю. В просветах меж высокой травы начали показываться темные бордовые пятна. Уннава раздвинул растительность руками, правая нога юноши была раздроблена в области колена крупным медвежьим капканом. Мизуки вздрогнула, девушка серьезно напугалась, а потом к ней пришло осознание, кто попал в капкан. Из-под слегка разорванного кимоно Дайске побежали красные лучи света, глаза юноши загорелись алым, а изо рта на выдохе поплыли небольшие потоки пара. Уннава взял обеими руками капкан, словно он был сделан из бумаги, и просто раздвинул захват в разные стороны, а затем и вовсе переломил механизм в обратную сторону. Красное свечение стихло, Мизуки предприняла довольно логичное решение и полезла в сумки Уннавы.
— Зачем ты столько всего несешь?
— Не знаю, я носил много вещей, когда Седьмой был… Когда мастер был со мной.
— Прости. Дайске, много вещей, которые ты несешь, тебе больше не нужны.
— Думаю, ты права, но все же там есть еда и вода для…
— Для кого?
— Я пью тебя, уж прости за прямоту, а ты, ты вообще помнишь, когда ел последний раз?
— После «пробуждения» ни разу, — Дайске постучал по механизму на груди.
— Вот-вот, думаю, что тебе не надо есть, раз уж ты теперь полудемон.
— Наверное, тогда мечи, боккэны, все это нужно для тренировок!
— Ты пережил многое, больше, чем кто-либо, ты не должен был все это терпеть, — Мизуки обняла парня.
Глаза Уннавы наконец-то расслабились, а затем и все мышцы лица, он стал спокоен, похоже…
— Что оставим?
— Все, что не будет тебе напоминать про твое ужасное прошлое, тебе нужно забыть плохие моменты, чтобы ты мог жить дальше. Например, зачем тебе боккэны, если у тебя теперь есть Громовержец?
— А что не так с ним?
— Ну, блин, Уннава! — раздраженно возмутилась Ямамото, а юноша умилился.
— Ну прости, я просто хочу тебя послушать побольше.
— Ты издеваешься? У тебя же есть неразрушаемый меч, который прилетает к тебе по твоему желанию, к чему тебе все эти, брось их, и Громовержца тоже брось, просто потом позовешь его, или как там это у тебя происходит?
Дайске согласился с Мизуки, по итогу ревизии за спиной у юноши остался один мешок с деньгами и одеждой, который на фоне прошлого огромного груза, который превышал Уннаву в несколько раз в весе, смотрелся просто смешно. Пара продолжила путь по лесу, но Дайске шел впереди Ямамото и был начеку, так… На всякий случай.
Спереди, там, где чаща уже скрывала все от глаз наших путников, послышался то ли вой, то ли истошный крик, разобрать было сложно. Дайске и Мизуки напряглись, Уннава вытянул руку в сторону и повел пальцами по воздуху, словно перебирая по невидимым клавишам рояля. Где-то сзади послышался глухой треск, это дерево, к сожалению, оказавшееся на пути Громовержца, было пробито мечом насквозь. Меч влетел рукояткой прямо в ладонь Дайске с такой силой, что крепко стоящего в стойке юношу продвинуло на несколько шагов вперед, слегка вкопав его в землю. Мизуки интуитивно сделала шаг назад, думая об опасности впереди, имея в виду не только источник или возбудитель крика из чащи, а еще и Дайске, как бы странно это ни звучало. После смерти Седьмого и всего случая в храме Уннава почти неуловимо для окружающих, но очень сильно изменился, Мизуки это знала, она уже видела взгляд Дайске, такие же хрустальные, абсолютно пустые глаза Ямамото видела у своей матери, когда отец девушки умер, защищая дом и свою семью… Это не испуганное лицо, это взгляд человека, который принял всю боль, впитал до последней капли.
Глава 21. Знаменитость Аичи…
Если так подумать, то Дайске в какой-то момент был ярким представителем бунбу итти, только не совсем в его изначальном значении. Он и писарем побыл, хотя, скорее, подручным оруженосцем и верным другом, а теперь и сам уже был бы буси, если бы не статус. Учитывая возможности Громовержца и силу самого Уннавы, подпитанную могущественным контрактом демона, он теперь точно был Кэнсэй Японии, может, и не первый, но точно не последний. А если учитывать еще и то, что вряд ли какой-то человек сможет убить Уннаву, то бой насмерть наш Кэнсэй бы точно выиграл. Возвращаясь с небес на землю, наши путники уже входили в деревню Аичи, удачно миновав все прочие возможные неприятности маршрута.
В деревне, вернее, в довольно крупном и развитом жилом поселке, по сравнению с родным храмом Дайске или деревней Мизуки, было много минок, даже несколько крупных домов, но всего три квартала. Люди выглядели счастливыми, хоть и уставшими. Из-за украшений и празднеств на улице было понятно, что вчера в Аичи был какой-то фестиваль. Густая черная пыль на некоторых частях дороги, копоть и запах сгоревшего пороха подсказывали, что вчера запускали много фейерверков. Внимание Уннавы сразу привлек странный очень большой дом с архитектурой, не характерной для Японии, но зато открытыми дверями, следовательно, подходящий для наших путников. Уннава и Ямамото вошли в дом. Внутри он представлял собой просторное жилище, почти всю площадь которого занимали разные механические детали из металла, куски бумаги и прочий мусор. Вдали, среди теней, выдаваемый лучами солнца, бьющими через полости в давно не латаной крыше, сидел странный человек. Мизуки остановилась на месте как вкопанная, поменялась в лице и закрыла лицо руками. От странной фигуры невероятно воняло, к тому же он был абсолютно голый: старое, потертое кимоно сползло с тела настолько, что уже просто лежало рядом. Не выходя из
