прошу, даруй моему творению жизнь, используй этот доспех.
— Я подумаю… А как называются эти твои латы?
— О, ты не поверишь! «Стальной самурай».
— Охотно верится, название же очевидное и простое.
— Да? Ну, в общем-то, да, пожалуй, ты прав…
— Но, спасибо за то, что пустил нас переночевать, за эти доспехи, спасибо тебе, Томас, за все.
— Да, пожалуйста…
Дайске скептично отнесся к такому неожиданному подарку, который к тому же очень дорогой. Поэтому Уннава пока с опасением посматривал на Дэвенпорта, всю ночь он тренировал технику рядом с Мизуки, чтобы защищать ее. Честно говоря, ему даже нравилось чувство, что он может защищать кого-то, а еще больше ему нравилось то, что этот «кто-то» — его любимая.
Странное чувство, то ли ты рад тому, что можешь обеспечить безопасность дорогого тебе человека, то ли счастлив, что твои навыки не простаивают даром, кто его знает. Но… «Легко жертвовать собой ради близкого, тяжело жертвовать близким ради себя». Дайске не помнил дословно, но четко понимал смысл слов, когда-то сказанных ему Седьмым, вот и вспомнил их в подходящий момент, как ему показалось.
Уннава, стоя в стойке, махал руками вверх и вниз, потом снова вверх, а затем так же вниз, сопровождая все планомерными и размеренными движениями ногами и, конечно, четким и плавным дыханием… Техника Дайске уже была почти так же хороша, как у его учителя, из-за беспрерывных тренировок по ночам Уннава крайне быстро развивал искусство меча, но было одно явное, крайне заметное различие: в схватках Уннаву то ли потому, что он совсем молод, то ли из-за сильной эмоциональной нагрузки, а может из-за простой неопытности, поддавался эмоциям, терял малейший контроль над мечом, над оппонентом, над собой… Таких грубых, нелепых, небрежных ошибок никогда не позволит себе искусный мастер меча, а уж тем более владелец Громовержца. Уннава это тоже понимал, поэтому не останавливался, так же Дайске прекрасно осознавал, что он сейчас единственный, кто может защитить Мизуки, продолжить дело Седьмого, уберечь от опасности обычных людей, все это свалилось на плечи одного подростка. Он вечно метался от ощущения, что он громадная скала, которая перед лицом цунами даже не дрогнет, к глубокому, навязчивому образу, где он стоит ослабленный израненный, все вокруг в крови, родители смотрят на него с огорчением, Седьмой презрительно отвернулся от никудышного преемника, а Мизуки плачет на коленях, потому что он не смог, никого не защитил, не справился, вновь подвел близких себе людей. Ему порой кажется, что он силен настолько, что может почти все, но чаще он точно знает, что так слаб, что аж хочется кричать, орать во всю глотку до потери сознания… Вот в чем плавали мысли Дайске Уннавы все последнее время, а сам юноша тем временем сделал уже настолько много повторений, что его ноги вкопались в сырую землю. Дайске пришел в себя, он опомнился: из дверного проема дома южного варвара на него с удивлением смотрела Мизуки, она была то ли напугана, то ли растеряна. Вокруг Уннавы оседал теплый пар, покидавший его уста, растрепанное кимоно все меньше сияло в ночи красноватыми просветами. Глаза парня потускнели, ушел кровавый оттенок…
— Ты делал медленно повторения на воздух, как будто у тебя есть меч, я засыпала под твои ритмичные вдохи, все было спокойно, как и каждую ночь раньше… — озадаченно начала Мизуки.
— Прости, что напугал тебя, не знаю, что на меня нашло… — смущенно перебил Дайске.
— А потом ты словно отключился, начал все быстрее и быстрее делать технику, потом твои плавные выдохи переросли в сбитое громкое дыхание, которое перебивал свист ветра от скорости махов. Ты начал отрабатывать так быстро, что мне стало страшно и я окончательно проснулась.
— Прости, я сильно задумался, извини, что разбудил, — Уннава попросил прощения и хотел было обнять Мизуки. Он разжал кулаки, мысленно выпустив воображаемый меч на землю, мышцы лица расслабились, превращая его лицо из сосредоточенного на занятии в какое-то полусонное, умиротворенное.
Когда юноша пал на колени и хотел прижать к себе очаровательную Ямамото, то Мизуки сначала отдернулась от него, словно испугавшись.
— Я не хотел, прости, — вырвалось из уст Дайске, он полностью пал на оба колена, его спина, словно на нем лежало несколько тонн груза, неестественно согнулась, а лоб с силой ударился в пол дома так, что вокруг полетели мелкие, но все же заметные щепки.
Дайске не издавал больше ни звука. Мизуки была растеряна, она не совсем понимала, что ей делать. Тут, нарушая тишину, недавно вновь образовавшуюся в ночи, послышались редкие, еле заметные глухие звуки: капли слез стекали по лицу Уннавы, бились о грязный паркет и растворялись в пыли…
Ответ что делать так и не пришел Мизуки, скорее, это было что-то интуитивное. Девушка медленно приблизилась к Дайске, подняла его голову так, чтобы соленые глаза посмотрели на нее хотя бы на мгновение.
— Теперь я тоже демон или просто монстр? — прошептал на выдохе Уннава.
Мизуки молча продолжала смотреть на него, а затем ответила:
— Ты все тот же идиот, которого я люблю… — спокойно произнесла Ямамото.
Затем Мизуки сильно-сильно прижала Уннаву к себе, кто-то посентиментальней мог бы предположить, что она обнимает его. Оба ощутили небывалое спокойствие.
— Прошу, только не отпускай, — произнес Уннава.
— Ты тоже, — всхлипнула Мизуки.
Тишина ночи вновь восстановилась… Дыхание пары стало таким спокойным, потом синхронизировалось и замедлилось…
Тут в помещение, будто ночной коршун, ворвался Томас Дэвенпорт!
— О, а вы что еще не спите? Рассвет уже скоро… — закончив свой монолог, так же странно и неожиданно, как и появился, европеец растворился в глубине дома. Судя по звукам, доносившимся из-за ширмы, Дэвенпорт плюхнулся на футон, а потом почти мгновенно захрапел, погрузившись в сон, полностью разрушив атмосферу, воцарившуюся между влюбленными…
Глава 24. Слабое место!
Светало. Из-за горизонта лениво катился огненный шар, слепя ранних пташек… Дайске сидел в сейдза, размышляя о сторонних вещах, как вдруг резко встал, видимо от пришедшей в голову хорошей мысли. Этим неаккуратным движением и была разбужена Мизуки. Уннава обсудил идею с девушкой, получил полное неодобрение и сомнение, поэтому крайне уверенно пошел реализовывать свою задумку.
Уже через час, а может, меньше, на одной из улиц Аичи стояла целая толпа зевак.
— Подходи, подходи! Сломай, сбей, сколи, ступи — деньги сразу получи! — все еще немного стесняясь, выкрикивал Дайске, держа катану на вытянутой руке, стоя прямо посреди улицы в небольшой толпе. Уннава уже имел полный карман денег, ведь попытки тоже небесплатные. В очереди появлялось все больше людей все с большими предметами: позади стоял крупный мужчина
