— Помощь не нужна?
Вздрогнув, Энн чуть не выронила банку из рук. Опять он застал меня врасплох, подумала она, ощущая нервную дрожь и сладкое, почти девическое волнение.
— Шел домой и увидел свет, — сказал он, прислонившись к косяку.
На секунду их глаза встретились, и воспоминание о поцелуе заставило ее покраснеть.
— Мне осталось упаковать вот это. — Женщина жестом указала на личные вещи. — Ну, и кое-что нужно перенести — манеж, например.
Поколебавшись, она обошла вокруг стола и с коробкой в руках вышла. Порыв ветра рассыпал ее волосы по щекам. Она почти обрадовалась морозу, надеясь, что он поможет остудить в ней жар.
— Спасибо за цветы и…
Он сошел с крыльца и присоединился к ней.
— Тебе понравилось?
— Ну, конечно. — Вообще-то она не хотела этого говорить, но, задумавшись, где он в такое время года нашел весенние цветы, она проговорилась: — Я про цветы.
— Я понял.
— А ленч… Очень остроумный. — Ухмыльнувшись, он склонился над коробкой.
— Он тебе понравился?
Она не могла лгать. Этот голос и улыбка растопили ее волю к сопротивлению.
— Да, мне было очень приятно.
— Несмотря на то, что существует еще салат из проростков люцерны, я подумал, что этот вариант тоже окажется на редкость славным. Не правда ли, все это очень забавно?
Энн встревожилась, чуя подвох в вопросе.
— Что именно забавно?
— Что между нами столько общего.
Энн вспомнила образцовый порядок, царящий в его доме, и тот хаос, который она неизбежно устраивала на каждом новом месте, и со смехом сказала:
— Неужели?
Пит продолжал, словно не заметил, что ему противоречат:
— И хотя я не большой поклонник популярной беллетристики…
Энн, прищурясь, поглядела на него. Когда это он успел заметить книжку, которую она засунула в сумку с детскими вещами?
— Я обожаю вечером послушать музыку и почитать. А чем ты любишь заняться после работы?
— Чем люблю заняться? — Они снова зашли в дом, и Энн потянулась к детской кружке, которую забыла на верхней полке. Она почувствовала, к чему эти вопросы, и не спешила с ответом.
— Вот именно. Танцевать? Играть в гольф? Ну, так что же?
Он понимал, что смущает ее своими вопросами, но ничего не мог с собой поделать. В какой-то момент — то ли после поцелуя, то ли после ее ухода, то ли после прочтения благодарственной записки — ему страстно захотелось быть с ней еще и еще. По правде сказать, он вообще не знал, что так бывает.
— Плавать, — выпалила она, найдя выход. — Мы очень любим плавать.
— То есть, как это «мы»? — озадаченно спросил Пит, разом припоминая, что есть на свете мужчина по имени Майкл.
— Мы — это я и Рейчел. Она еще слишком мала, чтобы ходить в одиночку.
— Рейчел плавает в бассейне?
— Да, теперь даже младенцам дают уроки плавания.
— Звучит, однако, как шутка.
— Если и шутка, то очень веселая. Рейчел это занятие чрезвычайно нравится.
— А тебе — нравится? — Какой-то момент она соображала.
— Ты хочешь сказать, что я пренебрегаю собой?
— Ну, об этом только ты сама можешь судить. — Она мягко посмотрела на него, затем открыла коробку, чтобы уложить позабытую кружку.
— Я состою в клубе любителей здоровья. Я хожу в гости к подругам. Я играю в теннис и бренчу на гитаре. Это ты сутки напролет занимаешься работой, а вот я — нет. Но при этом я не какая-то там двадцатилетняя вертихвостка, я — мать. У меня на руках крохотное существо, и от того, приму ли я правильное решение или сделаю непоправимую глупость, зависит его будущее.
— Ты блестяще справляешься со своей ролью, — сказал он, следя за каждым движением ее тела. — Ты бесподобная мать.
Энн замерла. Скажи он ей, что она необыкновенно хороша собой, или что он верит в ее карьеру в качестве служащей линдсеновского универмага, или что она классно целуется, — все это польстило бы ей, но не более. Но он сказал самое важное, что ей когда-либо приходилось слышать в жизни.
— Когда у тебя выходной?
— Выходной? — Энн нахмурилась, чувствуя, что он опять поймал ее на слабости.
Пит засмеялся.
— Ты повторяешь вопрос, вместо того чтобы ответить.
— Что до меня, то на этой неделе я могу освободиться в любой день, который покажется удобным.
— Весьма странно слышать такое утверждение от заядлого трудоголика. — Энн поспешно вынула из сумки коробку с мылом, вспомнив, что это вещь Кэрин.
— Неужели ты не веришь, что я способен изменить свою жизнь? — Он засмеялся при виде скептической гримасы на ее лице. — Ну, хотя бы чуть-чуть. Кроме того, я знаю отличное местечко, где продают гамбургеры с проростками люцерны.
— Ужасное сочетание.
— А я, чудак, решил, что соблазню тебя таким предложением, — сказал он шутливо.
Разместив на дне коробки бутылку с пятновыводителем, она задала сама себе вопрос: почему, собственно, он так настойчив.
— Пит, послушай. Твоя жизнь размерена и расписана на сто лет вперед. А я… Я не уверена, настанет ли у меня в жизни день, когда все утрясется и уладится.
— Но ведь это всего лишь временные трудности, — мягко сказал он.
Она вздохнула и честно призналась:
— Я тоже надеюсь, что так.
— Тогда назови мне истинную причину.
Энн медленно досчитала до десяти, понимая, что борется не с ним даже, а с собой, с собственным искушением.
— Я не интересуюсь…
— Мной? — живо спросил он, стоя по другую сторону стола.
— Всем тем, о чем до сих пор шла речь, — сказала она, не способная сказать категорическое «нет».
Ответ прозвучал неубедительно для них обоих. Не находя больше слов — не говорить же ей о том, что ему нравится ее горловой смех, — Пит подошел к Энн и пальцем поднял ее подбородок.
Что ей оставалось делать? Наверняка он привык назначать свидания женщинам более светским образом, но не сама ли она вынудила его к этому?
Отступив на шаг, женщина опустила глаза и, кусая губы, сказала:
— Мне всегда нравилось кататься на коньках. — Он недоверчиво засмеялся:
— На коньках?
— Вот именно. Вы катаетесь на коньках, мистер адвокат?
Подхватив ее вызывающий тон, он ответил:
— К вашему сведению, миссис, я с пеленок играю в хоккей.
Энн вновь охватило ощущение, что ее переиграли на подаче.
— Хоккей? — растерянно пробормотала она.
— Как все мальчишки нашего округа, я целую зиму напролет гонял шайбу. — Не удержавшись перед искушением прикоснуться к ее волосам, он поймал темный завиток на указательный палец и зачарованно смотрел на него. — Среди взрослых это считалось менее предосудительным, чем бросаться снежками с крыши.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
