Сжав зубы, с раздувшимися от волнения ноздрями, она опустилась в кресло напротив клерка, уже деловито сосредоточенного, но начинавшего нетерпеливо и нервно постукивать ногой по полу. Оценка и опись имущества – всегда дело тяжелое, даже если оно обходится без воплей, слез и брани. Эта дамочка не первой молодости совсем не плохо была тут устроена, зря она выбрасывает из дому гульнувшего муженька. Мэтр Верме всегда говорит: Если у вас сгорит полдома, страховая компания вам возместит убыток. При разводе вы потеряете немного больше, но тут уж остаетесь без страховки. Так что и это доступно только богачам.
– Дом будет продан позже, – сказал клерк, желая разрядить тяжелую атмосферу ожидания. – Сегодня мы займемся только мебелью. С этим управимся быстро. Я уже подготовил соглашение.
– Но оно еще не подписано! – сказала Алина.
Сказала подчеркнуто сухо, громко, ибо в эту минуту в дверях появился Луи.
Он вошел вместе с каким-то человеком, которого Алина тут же узнала: это был судебный исполнитель, приносивший ей самый первый вызов в суд. Ее перехитрили; но если он заручился помощью этого человека, значит, боится помощника нотариуса. С подчеркнутой незаинтересованностью оба законника принялись за переговоры.
– Нет брачного контракта, нет личной собственности, нет изъятий по личным мотивам, все имущество общее: это просто! – бормотал один.
– А у вас есть квитанции? – спрашивал другой. Алина вытащила из ящика связку счетов. Помощник перелистал их, вынул один.
– Начнем с этой комнаты, раз мы здесь находимся, – проговорил он. – Буфет был приобретен пятнадцать лет тому назад за...
– Он – часть мебельного гарнитура, который не может быть разрознен, – сказала Алина. – Эта мебель мне нужна для детей. Но ее не следует оценивать по продажной цене. Гарнитур куплен со скидкой.
– После девальвации он стоит вдвое дороже, – уточнил Луи.
– Будем применять расчетную таблицу? – спросил клерк, посмотрев на судебного исполнителя.
– Если следовать таблице, в выигрыше будет тот, кто оставляет гарнитур себе, – ответил судебный исполнитель. – Я не могу советовать мсье Давермелю...
– Если детям нужна эта мебель, будем придерживаться таблицы, – проворчал Луи.
Ему не надо было долго демонстрировать свою готовность. Чиновники сами заторопились, сообразив, что муж хочет поскорей закончить дело, чтобы использовать полученные деньги, и потому они наскоро проводили свою опись под командой Алины. Детям, как оказалось, была нужна кухонная мебель, обстановка их комнат, стиральная машина, холодильник, простыни, одеяла, белье, посуда. Когда пришли в спальню, Алина вооружилась свое самой язвительной улыбкой и сказала:
– Кровать, конечно, двуспальная, так что же, я должна уступить ее своей преемнице?
Заминка возникла возле пианино, столь нужного девочкам, чтобы играть гаммы, но на нем Луи играл ещ в детстве.
– Да, оно досталось нам из семьи этого господина, – вымолвила Алина. – Но ведь дети носят фамилии Давермель.
Луи отдал и пианино – вернее, выменял его не без огорчения на секретер в стиле Людовика XVI – подарок тети Ирмы. Алина тут же заявила, что это вещь старинная.
– Ну, тогда отправьте его на распродажу, – сказа Луи.
Судебный исполнитель усомнился в подлинности вещи, тогда Алина допустила, что это, возможно, стилизация. И тут же добавила, что стенные часы в стиле Наполена тоже подделка, хотя ей подарил их отец, а ем подарил управляющий имением, который сам получил эти часы от маркизы – своей хозяйки, – когда она освобождала дом от ненужных вещей. Судебный исполнитель считал, что часы старинные. И помощник нотариус тоже. Тогда Алина вышла из себя, заявила, что они все сговорились, и отказалась продолжать разговор. Пререкания продолжались целых полчаса, и уже совсем за бесценок пошли люстры, ковры и куча всяких безделушек – лишь бы завершить соглашение. Луи пока сохранял хладнокровие. Алина, однако, догадалась, что с хочет все провернуть возможно быстрее, и решила во пользоваться этим. Наседка превратилась в хищного ястреба. Уже осталось оценить только мастерскую, и Алина согласилась с тем, что содержимое этой комнаты полностью принадлежит Луи. Однако сделала исключение книг по искусству. А вот как быть с картинами, нагроможденными в одном из углов комнаты, не знала. Адвокат Лере предупредил ее: по положению, творчество художника является также собственностью его супруги, словно она его соавтор. Но Луи упрямо держался за свою мазню. Требовать более дорогой оценки картин было бы выгодно для Алины – но не слишком ли это лестно для Луи. Лучше унизить его, проявив пренебрежение.
– Все это, конечно, никакой ценности не имеет, – сказала Алина. – Я бы, пожалуй, оставила только портреты детей.
– Нет, – ответил Луи. – Для меня это единственная возможность видеть их каждый день у себя дома. А вам, вам ведь поручено их воспитание.
Его решительный тон меньше удивил Алину, чем странное обращение на «вы». Что может быть хуже – когда тебя отталкивают, перечеркивают прошлое. Может, он и любит своих детей. Но кто же дал ему их?
– Пусть так, – ответила Алина. – Тогда я ничего не подпишу.
– Послушайте, мадам, – возмутился клерк, – речь ведь идет о картинах, не имеющих никакой ценности, вы сами так сказали, а мсье Давермель – их автор. Мы почти уже закончили, а вы хотите все поломать, и из-за чего?
– Я не подпишу, – упрямо повторила Алина.
– Тогда и я начинаю колебаться, – холодно добавил Луи. – В пользу мадам было сделано слишком много уступок. Я на это соглашался из чувства приличия. Даже зная, что кое-что утаивалось. Но если мы не можем достойно завершить соглашение, я попрошу вас, господа отметить, что здесь не хватает, например, столового серебра, полученного мною в наследство от моей бабушки. Могу сказать вам, где оно находится. У меня есть друзья на этой улице, и они мне сообщили.
Глазевшие по сторонам клерк и судебный исполнитель старались не улыбнуться и скрыть возникшее осуждение. Насторожившись, Алина забормотала:
– Ах, ты смеешь обвинять меня, шпионить за мной! – Стремясь скрыть охватившую ее панику, она тут же ушла в гостиную. Готова была казнить себя. Нет, не за то, что так поступила. Только за неблагоразумие. Ведь соседки, оказавшись на ее месте, сделали бы то же самое: что можно, надо спасти. Но Луи, такой обходительный с посторонними, такой грубый с нею, даже несмотря на свой отвратительный поступок, сумел околдовать всю улицу. Мерзкий кот! Жаль, что он так хитер и не решался бегать за кошками в своей округе, уж тогда бы вряд ли он был здесь таким любимец. Но надо что-то предпринимать, и срочно. Скомпрометировать услужливую Жинетту, подвергнуть ее обвинению в сокрытии – нет, невозможно!
– Вношу уточнение, – говорил за ее спиной Луи. – Моя свояченица мадам Фиу сегодня утром положила в свою машину чемодан.
Алина повернулась:
– Я одолжила Жинетте столовое серебро для приема гостей. Ну и что?
В день описи имущества такое оправдание выглядит нелепо. Но все-таки это хоть какое-то оправдание. Под понимающими взглядами трех мужчин Алина уже начала беспокоиться о двадцати луидорах, запрятанных в сахарницу, о жемчужном ожерелье свекрови, которое было у нее на шее, – ей казалось, что Луи пересчитывает каждую жемчужину.
– Где эта бумажонка? – крикнула она. – Я подпишу все, что угодно, если вы избавите от присутствия этого господина.
Бумага уже была на столе.
– Пожалуйста, вашу девичью фамилию, – сказал ей клерк.
Алина, яростно царапая пером, подписала.
Прошло пятнадцать минут, но Луи все еще был тут. Законники, которых он с облегчением выпроводил, расстались с ним на тротуаре, и вдруг Алина потянула его за руку. Луи позволил привести себя обратно в гостиную, и Алина молча сняла ожерелье.
– Оно было подарено вашей матерью, – сказала она. – Верните его ей.
Луи отказался. Она, конечно, на это и рассчитывала. Но сочла необходимым вернуть его уважение, пусть дорогой ценой, а это уже свидетельствует о многом. Ее усталая, сгорбившаяся фигура говорила об остальном. Ярость сменилась упадком духа, и смотреть на Алину было тяжело. Луи хорошо знал эти короткие передышки; после них она вновь обретала дыхание и превращалась в ту же ведьму. Однако он был так же недоволен собой, как и Алина. Я, ты – ведь мы оба вели себя подло. Понимание – уже почти прощение, только надо об этом молчать. Враги, даже если они невиновны, не прощают друг друга. Но если оба чувствуют смущение, то это уже путь к лучшему.
– Налить тебе виски? – спросила Алина.
Луи, еще не пришедший окончательно в себя, молча кивнул. Он пил стоя, маленькими глотками, держа в руках один из уцелевших хрустальных стаканчиков, некогда составлявших подаренный им к свадьбе сервиз. Хрусталь, чувства – как все хрупко. Луи искоса посматривал на мебель фирмы «Мобиляр», уже ему не принадлежавшую. Стало быть, надо развестись еще и с вещами. Значит, и с самим собой. Алина, пытаясь казаться безразличной, пробормотала:
