Людмила была сантиметров на двадцать ниже своего механика, поэтому ей пришлось встать на цыпочки, чтобы заглянуть внутрь двигателя. Шульц повернулся и быстро поцеловал ее в щеку. И тут же с довольной улыбкой отступил на пару шагов. На этот раз он вел себя почти как джентльмен. Людмила покачала головой и вздохнула:
– Тебе не следовало так поступать.
– Почему? Может быть, однажды мне улыбнется удача, – ответил он без всякого смущения. – Ведь майору Ягеру повезло.
Людмиле оставалось надеяться, что под маскировочной сетью достаточно темно и Шульц не заметит, как она покраснела. Она чувствовала, что щеки стали пунцовыми. Да, у них с Ягером завязался короткий роман, когда она летала с Молотовым в Берхтесгаден. Ягер попал туда же – Гитлер вручал ему медаль за доставку взрывчатого металла в Германию.
– Майор – настоящий джентльмен, – заявила Людмила. – А ты… – Она окончательно смутилась.
В бесклассовом обществе, которое строил Советский Союз, не следовало говорить или даже думать о джентльменах, а тем более отдавать им предпочтение.
– Возможно, – сказал Шульц. – Но я здесь, а он – нет.
Людмила зарычала от ярости. Шульц расхохотался. Больше всего на свете Людмиле хотелось оказаться как можно дальше от него. Она молча поднырнула под сеть – на большее сейчас рассчитывать не приходилось.
Солдаты тут же бросились поправлять маскировку.
– Товарищ летчик, вас уже ждут, – сказал один из них.
– Спасибо, – ответила Людмила и быстро зашагала по траншее к землянкам.
Вход закрывала еще одна маскировочная сеть. Людмила отодвинула ее и вошла внутрь.
Всегда оставалась надежда, что ее рапорт примет полковник Карпов, командир базы, но удача опять от нее отвернулась. За складным столом сидел Никифор Шолуденко. Землянку освещали четыре свечи. Людмила тихонько вздохнула; она шла на базу пешком от самой Украины – вместе с офицером НКВД. Так что его присутствие здесь, как и в случае с Шульцем, только на ее совести. Отчего отношения с Шолуденко не улучшались.
– Садитесь, товарищ летчик, – предложил он, указывая на потертое кресло. Шолуденко, как и Людмила, разговаривал по-русски с украинским акцентом. – Вот, выпейте. Вам станет легче после опасного полета.
И протянул Людмиле стакан с какой-то красноватой жидкостью. Слабый чай? Она сделала пару осторожных глотков. Нет – перцовая водка, такой хорошей ей уже давно пить не приходилось. Людмила еще немного отпила из своего стакана.
– Пейте, пейте, – повторил Шолуденко. – Это поможет вам расслабиться.
Что ж, он хочет, чтобы она расслабилась. Она допила водку. Иногда сражаться с ящерами легче, чем разговаривать с офицерами собственной армии.
* * *
В нескольких километрах южнее Пскова артиллерия ящеров вела прицельный огонь по укрепленным позициям русских и немцев, которые удерживали инопланетян на северо-западных подступах к городу. Джордж Бэгнолл наблюдал за взрывами снарядов из псковского Крома, старой каменной крепости, воздвигнутой на слиянии двух рек – Великой и Псковы. Бэгнолл надеялся, что до Крома орудия ящеров не достанут.
Рядом вздохнул Кен Эмбри.
– Им там крепко достается!
– Я знаю, – ответил Бэгнолл. – Они расплачиваются за свое недоверие к нам.
Эмбри фыркнул, хотя шутка Джорджа не показалась ему смешной. Кен был пилотом бомбардировщика, на котором Бэгнолл служил бортмехаником. Англичане доставили в Псков радар, чтобы помочь русским в войне с ящерами. Из-за спешки операцию не удалось толком подготовить. Никто не сообщил англичанам, что Псков контролируется и русскими, и немцами. Русские заключили с немцами союз, основанный на ненависти к ящерам. Однако любви друг к другу новые союзники не испытывали.
В импровизированный рабочий кабинет вошли Николай Васильев и Александр Герман – один коренастый, с черной бородой, другой с рыжими бакенбардами, похожий на лису. До появления ящеров они командовали первой и второй партизанскими бригадами так называемой Лесной республики и наносили удары по нацистам, захватившим Псков. Теперь воевали вместе с генерал-лейтенантом Куртом Шиллом, который возглавлял все немецкие войска в районе Пскова.
– Джентльмены, – сказал Бэгнолл по-английски, а потом добавил по-русски: – Товарищи.
– Это не одно и то же, – недовольно проворчал Александр Герман. – В России были джентльмены. А в Советском Союзе есть только товарищи – от джентльменов мы избавились.
Он улыбнулся, обнажив желтые заостренные зубы, будто хотел показать, что уже скушал парочку джентльменов на завтрак.
Александр Герман, еврей, говорил на идиш, а не на немецком, и Бэгнолл с трудом его понимал. Но русский Бэгнолл знал еще хуже – всего несколько десятков слов, которые ему удалось запомнить после появления в Пскове.
Командир партизан повторил свои слова по-русски для Николая Васильева.
– Да! – Голос Васильева раскатился по всему помещению. Он провел пальцем по горлу, показывая, что произошло с джентльменами старой России, после чего добавил одно из немногих немецких слов, которые знал: – Капут!
Бэгнолл и Эмбри, родившиеся в семьях среднего достатка, переглянулись. Даже в разгар жестокой войны энтузиазм, связанный с уничтожением огромного количества людей, вызывал у них изумление.
– Надеюсь, вам удалось договориться о разделении полномочий? – осторожно проговорил Бэгнолл.
На сей раз Александр Герман обратился с вопросом к Васильеву, ответ которого показался Бэгноллу длинным и невнятным.
– Получилось очень даже неплохо. Возможно, дело в том, что вы, англичане, оказались честнее, чем мы думали, – наконец сказал Герман.
Когда Бэгнолл перевел его слова Эмбри, пилот ответил:
– Генерал Шилл сказал нам то же самое.
– В том-то все и дело, старина, – подмигнул Бэгнолл и перевел свое замечание на немецкий, чтобы его поняли командиры партизанских отрядов.
Красные не хотели, чтобы Шилл отдавал приказы их людям, а тот скорее согласился бы проглотить свой монокль, чем разрешить русским руководить немецкими солдатами, – но для защиты Пскова требовалось объединенное командование. В результате обе стороны договорились, что они имеют право апеллировать к англичанам, если сочтут какой-либо приказ невыполнимым. Так с тех пор и поступали.
– Если вам удастся сделать так, чтобы мы и нацисты были в равной степени недовольны происходящим, значит, вы справитесь со своей задачей, – заявил Александр Герман.
– Просто великолепно, черт возьми, – пробормотал Кен Эмбри.
– Очень хорошо, – без колебаний перевел его слова Бэгнолл. Он с готовностью принес в жертву подтекст, сохранив общий смысл. К достигнутому согласию следовало относиться чрезвычайно бережно.
Васильев и Александр Герман подошли к висящей на стене карте. Ящеры все еще находились в двадцати километрах от города. Они уже довольно давно не предпринимали серьезных атак – «заняты где-то в другом месте», полагал Бэгнолл, – однако люди день и ночь строили новые укрепления. Впрочем, оказалось, что летом ночи в Пскове совсем короткие.
Бэгнолл ждал, когда русские начнут задавать вопросы, требовать или жаловаться на что-нибудь. Они молчали. Васильев показал на схему строящихся укреплений и принялся что-то втолковывать Герману. Они обменялись несколькими фразами, после чего ушли – возможно, решили взглянуть на укрепления своими, глазами.
– Все получилось слишком легко, – проворчал Эмбри, когда русские убрались прочь.
– Не каждый же день должны происходить катастрофы, – ответил Бэгнолл – и тут же пожалел о сказанном. По собственному опыту он знал, что катастрофы в последнее время стали таким же распространенным явлением, как ласточки в небе. Он сменил тему. – Ты обойдешься без меня в течение получаса? Я хотел бы немного прогуляться.
– Не возражаю, – ответил Эмбри. – Ты мне очень помог, а здесь как-то уж очень сумрачно.
– Точно – и не только из-за тусклого освещения, – ввернул Бэгнолл.
Эмбри рассмеялся, хотя оба знали, что Бэгнолл не шутит.
Выбравшись из-за каменных стен псковского Крома, Бэгнолл с облегчением вздохнул. Теперь, когда пришло настоящее лето, Псков стал довольно приятным местом – если на время забыть о разрушениях, которые принесла с собой война. Пахло свежей зеленью, погода стояла теплая, солнце улыбалось с голубого неба, по которому бежали легкие перистые облака. Щебетали коноплянки, крякали утки. Одно плохо: для того чтобы дождаться четырех приятных месяцев, приходилось пережить восемь месяцев ледяного ада.
Ящеры долго бомбили Советский мост (Бэгнолл обратил внимание, что пожилые жители Пскова иногда называют его мостом Троицы) через реку Пскову. Их атаки отличались поразительной точностью, одна из бомб угодила в центр пролета. Люди перебирались на противоположный берег, настелив поверх пробоины доски, но машина обязательно сорвалась бы в реку.
