Он отдал честь и сказал:
– Лейтенант Дэниелс, армия Соединенных Штатов. Мне сказали, что вы хотите заключить перемирие.
Дэниелс надеялся, что у ящеров хватило ума прислать того, кто говорит по-английски, потому что сам он языка инопланетян не знал.
«Сэм Игер, наверное, их уже понимает – если еще жив», – подумал Остолоп.
Он не видел Игера с тех пор, как около года назад бывший игрок его команды увел в Чикаго захваченных в плен ящеров.
Ящеры, конечно, очень необычные существа, но глупыми их назвать нельзя. Парламентер выпрямился во весь свой скромный рост и ответил:
– Я Вуппа, – он произнес каждую букву «п» отдельно, – командир отряда армии Расы. – Он очень непривычно произносил звуки, но Дэниелс без труда понимал его. – Вы не ошиблись. Мы хотим спокойно собрать раненых, которые находятся в здании, и просим вас не стрелять, пока мы будем это делать. А мы не станем мешать вам уносить ваших раненых самцов.
– И никто не будет шпионить, – уточнил Дэниелс. – Кроме того, во время перемирия ваши солдаты должны оставаться на своих прежних позициях.
Ему еще ни разу не приходилось договариваться о перемирии, однако во Франции он участвовал в сборе раненых именно на таких условиях.
– Мы согласны, – сразу ответил Вуппа. – Ваши самцы тоже не должны занимать новые позиции, пока мы не стреляем друг в друга.
Остолоп собрался сказать, что это очевидно, но счел за лучшее промолчать. Ничто не является очевидным, когда имеешь дело с существами, снабженными когтями, чешуей и глазами, как у хамелеона (тут Дэниелс сообразил, что Вуппе наверняка кажется странным он сам). Если ящеры намереваются обговорить все условия до последней мелочи, он не станет возражать.
– Мы согласны, – заявил Дэниелс.
– Я предлагаю прекратить стрельбу на одну десятую дня Тосев-3, – сказал Вуппа.
– Я уполномочен дать согласие на любое время, не превышающее трех часов, – ответил Дэниелс.
Они с сомнением посмотрели друг на друга.
– А сколько часов содержится в вашем дне? – спросил Вуппа. – Двадцать шесть?
– Двадцать четыре, – ответил Остолоп.
Любой это знает – любой человек, но Вуппа же не человек!
Ящер зашипел.
– Три часа составляют восьмую часть дня, – сказал он. – Мы согласны на ваше предложение. В течение одной восьмой части дня мы и вы прекращаем стрельбу в большом разбитом здании. Мы заберем своих раненых самцов. Именем Императора клянусь соблюдать наше соглашение. – И он опустил оба глаза к земле.
Когда американцы заключали перемирия с бошами, никаких клятв не требовалось, но у немцев и американцев гораздо больше общего, чем у ящеров и американцев.
– Мы тоже будем выполнять наш договор, и да поможет нам Бог, – сказал Дэниелс.
– Значит, мы договорились, – сказал Вуппа. Он вновь выпрямился во весь свой рост, хотя его макушка едва доставала Остолопу до груди, и добавил: – Я заключил с вами договор как с самцом Расы.
Остолоп решил, что его слова следует воспринимать как комплимент, и сделал ответный ход.
– Я заключил договор с вами как с человеческим существом, Вуппа, – сказал Дэниелс и непроизвольно протянул руку.
Вуппа ее взял. Маленькая ладонь ящера оказалась теплой, почти горячей, но пожатие получилось на удивление сильным.
Когда они опустили руки, Вуппа спросил:
– Ваша рука ранена?
Остолоп посмотрел на свою ладонь. Он забыл, какие у него шишковатые пальцы: на руке кетчера навсегда остается множество мелких шрамов. Сколько раз он выбивал и ломал пальцы? Теперь уже и не сосчитать. Вуппа терпеливо ждал ответа.
– Много лет назад, еще до того, как вы сюда прилетели.
– Я сообщу своим командирам, что мы заключили перемирие.
– Хорошо. – Остолоп обернулся и закричал: – Прекращаем огонь на три часа! Не стрелять до… – он посмотрел на часы, – без четверти пять.
Люди и ящеры осторожно выбрались из своих укрытий и разбрелись по огромному зданию, разыскивая раненых товарищей. И люди, и ящеры держали в руках оружие; один случайный выстрел мгновенно превратил бы завод «Свифт» в бойню. Однако никто не выстрелил.
Условия перемирия запрещали перемещение войск. Остолоп намеревался сдержать все свои обещания: если ты нарушаешь данное слово, то должен понимать, что в следующий раз перемирия не будет. Тем не менее он постарался запомнить все места, откуда появились ящеры.
«И если Вуппа не сделал того же, – подумал Остолоп, – значит, он глупее, чем я думал».
Ящеры и американцы сталкивались друг с другом во время поисков и вступали в короткие переговоры. Некоторые офицеры потребовали бы немедленно прекратить это. Остолоп вырос, слушая истории о солдатах, которые меняли табак на кофе во время Гражданской войны. Он внимательно наблюдал за происходящим, но ничего своим людям не запрещал. Дэниелс совершенно не удивился, увидев, что Дракула беседует с двумя ящерами. Когда Дракула вернулся, он широко ухмылялся.
– Что удалось достать? – спросил Остолоп.
– Точно не знаю, лейтенант, – ответил Сабо, – но начальство просит нас добывать приборы чешуйчатых парней – а они охотно со мной поменялись.
И он показал Остолопу какое-то устройство, назначение которого осталось для лейтенанта тайной. Может быть, ребята в очках с толстыми стеклами разберутся.
– А что ты отдал взамен?
Дракулы улыбнулся таинственно и немного хищно.
– Имбирное печенье.
* * *
Дэвид Гольдфарб вошел в зал «Друга в беде» и сразу окунулся в шумное веселье. В баре клубился дым. К сожалению, он шел от камина, а не от сигарет или трубок. Гольдфарб уже забыл, когда курил в последний раз.
Он сразу же направился к стойке. «Друг в беде» был забит людьми в темно-синей форме РАФ[9] – в основном офицерами. Поскольку Гольдфарб был всего лишь специалистом по радарам, ему следовало пропускать старших по званию.
Если бы не военно-воздушные силы, «Друг в беде» уже давно закрылся бы, поскольку пивнушка находилась в Брантингторпе, небольшой деревеньке, расположенной чуть южнее Лестера. Магазин зеленщика, аптека, несколько домов, бар – вот и все достопримечательности. Однако сюда приходили сотни измученных жаждой мужчин, которые работали или служили на экспериментальной базе. В результате для пивной настали дни процветания.
– Гольдфарб! – крикнул кто-то пьяным голосом.
Дэвид обернулся. За соседним столиком сидел Бэзил Раундбуш. Вместе с Гольдфарбом он входил в группу капитана Фрэда Хиппла, которая занималась изучением радаров и двигателей самолетов ящеров. Гольдфарб часто думал, что это примерно то же самое, что познакомить пехоту герцога Веллингтона с бездымным порохом, но продолжал работать.
Рядом с Раундбушем – вот чудо! – оказалось свободное место. Гольдфарб направился туда со смешанными чувствами. Конечно, приятно дать отдых ногам, но, с другой стороны, если он сядет за столик с лейтенантом летчиком, на него не посмотрит ни одна официантка. Высокий, светловолосый красавец с роскошными усами и обаятельной улыбкой, вся грудь украшена медалями – разве он оставит скромному соседу хотя бы самый крошечный шанс!
Гольдфарб и сам имел медаль за военные заслуги… но у него более низкий военный чин, кроме того, природа наделила его средним ростом и худощавым телосложением, а темные курчавые волосы и черты лица безошибочно выдавали восточноевропейского еврея. Рядом с Раундбушем это становилось особенно заметно. Родители Дэвида выехали из Польши незадолго до начала Первой мировой войны. Гольдфарб прекрасно понимал, что очень немногим так повезло.
– Стелла, дорогая! – позвал Раундбуш. На его крик немедленно откликнулась официантка, на лице которой тут же расцвела широкая улыбка. – Пинту горького для моего друга и еще одну для меня.
– Сейчас принесу, дорогуша. – И Стелла ушла, покачивая бедрами.
Раундбуш посмотрел ей вслед.
– Видит бог, я бы с удовольствием ущипнул эту попку! – заявил он.
Его акцент выпускника престижной английской школы звучал здесь довольно странно, но не казался фальшивым.
– Откровенно говоря, я бы тоже не отказался, – сказал Гольдфарб.
Он вздохнул. У него шансов мало, в особенности рядом с Раундбушем, не говоря уже о множестве других офицеров в пивной – да и на всей экспериментальной базе.
Стелла вернулась с высокими кружками пива. Раундбуш прищелкнул зубами. Если бы такое позволил себе Гольдфарб, то немедленно заработал бы пощечину. Стелла кокетливо взглянула на усатого пилота и хихикнула.
«Где справедливость?» – подумал Гольдфарб. Мысль достойная Талмуда – если бы речь не шла о шансах переспать с хорошенькой официанткой.
Бэзил Раундбуш высоко поднял свою кружку, Гольдфарбу пришлось последовать его примеру. Вместо того чтобы провозгласить тост в честь прелестей Стеллы, как предполагал Гольдфарб, Раундбуш неожиданно заявил:
