Дом придворного мага изнутри оказался таким, как я и предполагала: светло, уютно, много интересностей. Потолки низкие, коридоры узкие, тянет холодком, освещение магического рода, и никакой тебе электропроводки или пошлых свечей. А диковинок-то сколько! Каждая вещица оригинальна, и вещиц этих множество — некоторые даже под ногами встречаются. Встретивший нас эльф был, видимо, кем-то вроде слуги Падрайга. Поглядев на Ириана многозначительно, а меня проигнорировав (радоваться этому или нет?), он сообщил, что маг, дескать, занят сотворением очередного амулета и примет нас позже.
Проведя нас в гостиную, эльф предложил присесть, а сам встал в углу, заложив руки за спину и вздернув подбородок. Эта поза ему наверняка казалась важной, а меня только рассмешила. Подавив смешок, что был не к месту, и решив, что этот эльф-слуга опасается оставлять нас одних (авось украдем что?), я стала неторопливо, с удовольствием изучать обстановку в комнате.
Черепов друидов здесь не было — припрятаны, небось, как ценные экземпляры, в другом месте. Зато есть много чего другого занимательного, включая красивые шторы, интересного вида горшки с затейливыми узорами и предметы, разгадать назначение и внешний вид которых представляется настоящей головоломкой.
Эльф-слуга, словно чувствуя, как мне все любопытно, не сводил с меня глаз, но когда одна его серьга — а в его острые ушки были вдеты многочисленные серьги — замерцала, сказал Ириану, что маг освободился. Ириан встал, оглянулся на меня, велел ждать и ушел за слугой.
В одиночестве я пробыла недолго. Немного погодя слуга явился с другим гостем, высоким эльфом такого вида, который и ожидаешь от эльфа: высокое, стройное остроухое создание с длинными темными волосами, зелеными глазами и тонким красивым лицом.
Эльф этот явно мной заинтересовался. Я продолжила изучение комнаты, но почувствовала, как меня тщательно рассматривают, и весь исследовательский настрой пропал. Поглядев на эльфа, я с удивлением отметила, что он высматривает мои уши. Ах вот чем вызвано его пристальное внимание: он никак не может понять, кто я, ведь мои уши прикрыты волосами.
«Вот это да, — подумала я, чувствуя себя польщенной, — он не может определиться: эльфийка я, или нет».
Эльф не сдержал своего любопытства и, подойдя, спросил:
— Кто ты, прекрасная?
Какая девушка не растает, если ее назвать «прекрасной»? Кокетливо намотав локон на палец, я озорно спросила:
— А кто ты?
— Тот, кто очарован тобой, — ответил эльф.
Его миндалевидные глаза, удивительно красивые, имели цвет настоящих изумрудов, и изумруды эти сияли в оправе густых, черных как сажа ресниц, бросающих стрельчатые тени на лицо. Многие эльфы, которых я успела повидать, выглядели почти так же, как люди, если не считать острых ушей, и в их лицах не было совершенства, от которого сердце замирает. Но этот эльф был отмечен той красотой, которую обычно приписывают божественным сидхе. Его портили только острые уши, но разве можно это считать недостатком?
— Из какого ты холма? — спросил зеленоглазый, и меня захлестнул восторг. Он всерьез считает меня эльфийкой!
— Угадай, — продолжила игру я.
— Аодхаган? Матенхейм? Нуадха?
Я лукаво улыбнулась, разглядывая его одежду. Черно-зеленые одежды сидят на нем отменно, подчеркивая отличное сложение и горделивую осанку; черные гладкие волосы удерживаются невероятной красоты обручем, на котором какой-то умелец вывел фантастически сложные, но и фантастические красивые узоры.
— Зачем тебе знать, откуда я?
— Чтобы понять, как завоевать твое расположение.
— Ты его уже завоевал.
— Как твое имя, прекрасная?
Откровенное восхищение в его глазах смутило меня, и я нервно заправила мешающий локон за ухо. Глаза эльфа вспыхнули, как изумруды, на которые попал свет.
— Человек! — воскликнул он. — Ты — человек!
Прежде чем я успела что-то сказать, он громко и заливисто рассмеялся. Отсмеявшись, он взглянул на меня по-новому, уже без восхищения, и протянул:
— Стало быть, ты тот самый человечек, которого Ириан притащил в холмы в дар королю. Что ж… в дар королю он мог бы выбрать кого-то и получше.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Минуту назад ты считал меня прекрасной, — сухо напомнила я, жалея теперь, что вздумала с ним флиртовать.
— Теперь вижу больше, — проговорил он, приглядываясь. — Первые морщинки. Ты уже начала увядать, когда тебя привели в холмы. Нет, такая дара не годится королю. Он достоин лучшего — самых совершенных, самых свежих цветочков.
— Я пришла в холмы не как дара, а как фейриолог, и всего на три месяца, — холодно сказала я.
— Тешь себя иллюзиями, пока не надоест, — ответил эльф. — Скоро ты перестанешь цепляться за ту свою человеческую жизнь и холод, который сейчас излучаешь, сменится теплом и желанием кого-то из нас привлечь. Да, — прошептал он, протягивая руку и касаясь моих волнистых распущенных волос, — скоро ты начнешь предлагать себя не только эльфам, но и оборотням, даже гоблинам, чтобы только кто-то счел тебя нужной и попросил оставить. А я, так и быть, снизойду до тебя.
— Оставь ее!
Я вздрогнула, а зеленоглазый эльф рассмеялся снова. Широко улыбнувшись, он демонстративно медленно выпустил прядь моих волос из рук и, глядя в лицо Ириана, протянул:
— Сдается мне, этот блеклый повядший цветочек ты не для короля выбрал, а для себя. Она — это действительно лучшее, на что тебе можно рассчитывать, Ириан.
— Осторожнее, Лойнаг, — тихо произнёс рыжий, — а то как бы не пришлось тебе ответить за свои слова.
— А кто бы меня призвал к ответу — ты, человек?
— Я сидхе, и моя внешность этого не меняет.
— Тешь себя иллюзиями, пока не надоест, — сказал ему Лойнаг те же слова, что и мне, отошёл от меня и направился за слугой к магу.
Ириан подошел ко мне, взял за руку и сказал отрывисто:
— Мы уходим.
— Ты же хотел оставить меня у Падрайга?
— Он отказался тебя приютить.
Кивком приняв объяснение рыжего, я пошла за ним. Кажется, у Ириана тоже настроение испортилось, если судить по мрачности его лица и плотно сомкнутым губам. А я… я никак не могла успокоиться. Грубияны и нахалы мне встречались и раньше, так почему же я никак не могу выкинуть слова этого Лойнага из головы? Сам смотрел на меня восхищенно, холм выпытывал, и тут на тебе: «блеклый повядший цветочек»…
Остановившись, я спросила у Ириана:
— Почему ты меня выбрал? Я ведь и правда не красавица и по возрасту не подхожу для дары, тем более дары короля. Если бы я была безупречна, это было бы понятно. Но так… я не понимаю.
— Я выбрал тебя, потому что на тебе единственной зацепился мой взгляд. Да, я не увидел в тебе особой красоты, но я увидел тебя саму, а это что-то да значит. А Лойнаг… я не могу его судить. Мы видывали людей, самых разных, и все они рано или поздно теряли себя в холмах, сдавались магии, поддавались жажде вечной жизни и молодости. Самые гордые из них по прошествии веков начинали лебезить перед фейри, потому что ужаса боялись быть изгнанными в мир, где никого уже не осталось из их родных, в мир, где есть болезни и смерть.
— Думаешь, со мной случится то же самое? — шепнула я.
— Уверен, — ответил Ириан и пошел дальше.
— Ах, вот как? Посмотри на себя! — сердито крикнула я ему в спину. — Вспомни свою лачугу! Не настолько это все хорошо, чтобы мне голову терять и домой не возвращаться! И вообще, если ты помнишь, меня от вас, сидхе, натуральным образом тошнит!
Рыжий покачал головой, и я, чисто на эмоциях, показала ему шиш. Он прав: красотой особой я не отличаюсь, умом изощренным тоже, зато у меня есть характер. Этот самый характер не позволит мне унизиться и стать чьей-то дарой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Попомни мои слова, Ириан: если я и останусь в холмах, то только королевой!
Падрайг обещал как можно быстрее изготовить новый оберег гостя, а пока только дал Ириану смесь, с помощью которой можно восстановить испорченный символ бытовых чар в его лачуге. До лачуги мы добирались долго, платье мое потеряло вид, да и туфли тоже, зато прическа лежала волосок к волоску — спасибо чарам того волшебного гребня. Уставшая, я не жаловалась: не таковы здесь расстояния, чтобы умирать от пешей прогулки.
