Зинка бросает на меня быстрый взгляд.
- Купила я уже... - говорит она.
У меня замирает сердце - неужели только себе купила? Я знаю, что у Зинки от тех денег, из "святого родника", оставалось еще порядочно медяков. Куда же она их дела? Оглянувшись на дверь, Зинка вытаскивает из-за пазухи узелок и кладет мне на кровать.
- Вот, на все деньги купила, - говорит она.
В узелке не меньше двух десятков резинок.
- Разве я знала, почем они? - растерянно говорит Зинка. - Куда их теперь девать?..
Я хохочу. Павлик тоже улыбается, а Ленька, поморщив лоб, рассудительно говорит:
- Разделить на всех, поровну.
Но разделить на всех поровну не удается, потому что знакомых ребят больше, чем резинок. Приходится некоторые разрезать пополам. Леньке тоже достается половинка.
- Лучше бы совсем не давали, - обиженно говорит он, однако свою половинку запрятывает под подушку. Остальные Зинка снова завязывает в узелок.
- Завтра раздам ребятам в школе, - говорит она.
Я завистливо вздыхаю - когда-то еще я пойду в школу!
ОТКРЫТИЕ
Через несколько дней мы с Ленькой уже гуляем по улице. Закутанные до самых носов топчемся возле дома. Пушистые от инея стоят в палисаднике вишни. Их ветки, свисающие чуть не до самой земли, искрятся на солнце.
Хрустит под ногами промерзший снежок. Мороз порядочный. Он щиплет за нос и, если постоять на месте, начинает точно иголочками покалывать пальцы на ногах. Мы с Ленькой все время ходим, едва таская ноги, обутые в валенки с галошами. Из окошка, улыбаясь, на нас посматривает мама.
- Ленька, идем, - киваю я, чувствуя, что нас вот-вот позовут домой.
Ленька быстро смекает, в чем дело, и мы, стараясь не смотреть на окно, сворачиваем за угол. Здесь - тень. Как с северного полюса, веет на нас холодом. Сумрачный голубоватый снег сугробом подпирает дом. Где-то здесь, за этим сугробом, прилепилась к стене наша печка. И вдруг мне приходит на память тот вечер, когда я заболела.
- Ленька, - говорю я, - помнишь, я тебе рассказывала про глаз, который на меня смотрел?
- Помню, - кивает Ленька и смотрит на меня округлившимися от страха глазами.
Потом мы оба, как по команде, задираем носы кверху и начинаем изучать бревенчатую стену нашего дома. Где-то здесь притаилась та волшебная дырочка, через которую можно заглянуть к нам прямо на печь.
- Смотри-ка, что это? - шепчет Ленька.
Скосив глаза из-под платка, который все время сползает мне на лоб и мешает смотреть, я вижу слева какую-то пристройку, прижавшуюся к завьюженной стене нашего дома.
Подойдя ближе, мы видим, что это маленький дощатый коридор с крылечком.
- Пойдем? - предлагает Ленька и первым карабкается на крыльцо. Я из-за Ленькиного плеча заглядываю внутрь.
- Капустой пахнет, - потянув носом, говорит Ленька.
Я еще стою на крыльце, а Ленька, осмелев, шагает через порожек.
- Апчхи! - раздается вдруг где-то совсем рядом.
Мы с Ленькой бросаемся наутек. По дороге кто-то из нас задевает старое жестяное ведро, и оно с грохотом катится по лестнице. Пересчитав ступеньки, мы растягиваемся возле крыльца: я, ведро и Ленька. Ведро осталось лежать, а мы с Ленькой тотчас вскочили на ноги, собираясь улизнуть на нашу солнечную сторону, как вдруг услышали смех. Поправив платок, который закрывал от меня полсвета, я увидела высокую тоненькую девушку в кожушке и белом шерстяном платке. Глядя на нас, она весело смеялась. Мы тоже заулыбались.
- Целы? - спросила девушка, отряхивая смущенного Леньку от снега. Ой, дедуся, здорово же ты их напугал! - воскликнула она вдруг.
Я обернулась и увидела на крылечке деда в наброшенном на плечи полушубке и с кисетом в руках. Он открыл рот, прижмурил глаза и громко чихнул.
- Разве я такой грозный, а? - спросил он, взглянув на нас добрыми, выгоревшими голубыми глазами.
- Да нет, - солидно сказал уже оправившийся от смущения Ленька, просто... мы еще с вами не знакомы...
- Ну, так пошли в хату знакомиться, - сказал дед весело.
"Хата" оказалась небольшой комнатушкой, чуть побольше коридорчика, а веселый дед - колхозным сторожем. Он рассказал нам, что его все просто зовут дед Сашка и что ночью он сторожит, а днем спит.
- А это моя внучка Устенька, тоже колхозница, - сказал дед Сашка, показывая на девушку.
Устенька была больше похожа на снегурочку. У нее под белым платком оказались две толстых темных косы с кудрявыми завитушками на концах. Веселые глаза с пушистыми ресницами так и искрились, и она поминутно улыбалась, сверкая белыми, как сахар, зубами. Мы с Ленькой, сидя на лавке, смотрели на нее во все глаза. Быстро двигаясь по комнате, она смахнула со скамьи какую-то соринку, заглянула в печь.
- Ты ел, дедуся? - спросила она и, обернувшись к нам, сказала: - А гостей чем будем угощать?
Дед Сашка прищурил один глаз, заглянул в печь.
- Пирогов у нас нонче нет, а картошку я почти всю съел, так что извиняйте...
- Мы сыты, - поспешила заверить я, зная Ленькину повадку угощаться при каждом удобном случае.
- Ну, гостей не спрашивают, сыты они али нет... Так вот, ежели желаете, могу угостить вас моченой брусникой, - сказал дед Сашка.
Пока мы с Ленькой угощались брусникой, Устенька, наскоро перекусив, начала одеваться.
- Ну, я побежала, дедуся, - сказала она.
Мы тоже собрались уходить.
- А... ты куда пойдешь? - спросила я Устеньку, когда мы вышли на улицу.
- На работу, - сказала Устенька, - лен трепать.
- Как это "трепать"? - не поняла я.
- Пойдем, посмотрите, если охота, - предложила она.
Мы с Ленькой нерешительно переглянулись.
- А далеко? - спросила я.
- Вон в тот овин, - показала она на длинный сарай за оврагом. - Там у нас весело.
- Пошли! - решительно сказал Ленька, поправляя съехавшую на нос шапку...
Сунув головы в полуоткрытую дверь овина, мы попятились назад. На куче льна, окруженный женщинами, сидел наш отец и читал вслух газету.
- Все равно пошли, - шепнул Ленька.
Отец нас, казалось, не заметил, и мы, прячась за Устеньку, благополучно пробрались в дальний угол. Возле стенки лежали бурые снопы льна, тут же возвышалась огромная груда седой кудели.
- Устенька, а как ее делают? - спросила я.
Устенька взяла пучок льна, подняла с пола деревянную лопатку и, держа лен на весу, начала его сечь. Со льна посыпалась ломкая труха, и через несколько минут в руках у Устеньки был мягкий, шелковистый пучок волокна.
- Ой, да это же совсем просто! Я тоже так могу, - воскликнула я.
Устенька с улыбкой протянула мне лопатку. Я взяла пучок льна и что есть силы начала его колотить. Мне уже стало жарко, а волокно не получалось. Лопатка выскальзывала из рук, лен больно хлестал меня по лицу.
- Лопатка тяжелая, - сказала Устенька. Она ушла поискать лопатку полегче, а мы с Ленькой стояли и с опаской поглядывали на отца. Он уже кончил читать и, складывая газету, сказал:
- Может, что кому не ясно, спрашивайте...
- Да вроде все ясно, - за всех ответила Зинкина мать.
- Ну, раз вопросов ко мне нет, можете работать, - сказал отец, подымаясь.
- У меня один вопрос, если можно, - вдруг смущенно сказала Устенька. Вот... Орлика поймали и в крепость засадили... А дальше что, выбрался он оттуда или нет?
Мы с Ленькой рты разинули: откуда она знает про Орлика? Отец тоже удивленно поднял брови и почему-то нахмурился. Женщины стояли и выжидательно смотрели на него. И вдруг он улыбнулся и весело сказал:
- Убежал Орлик. Скоро к нам в колхоз приедет - невесту себе выбирать...
Девушки засмеялись. Отец зашагал к выходу, бросив нам на ходу:
- Пошли домой, команда.
Мы с Ленькой переглянулись: "Заметил все-таки, а казалось, и не смотрел даже..." В дверях я обернулась. Женщины, стоя кружком, проворно трепали лен. Среди них я не сразу узнала Устеньку. Свой белый платок она сняла и теперь стояла до самых бровей повязанная пестрой косынкой. Быстро и ловко мелькали ее маленькие руки. Вздохнув, я поплелась за отцом. Мы шли и молчали. Отец тоже молчал.
- А почему ты нас не ругаешь? - спросил вдруг Ленька.
Отец приостановился и, пряча улыбку, сказал:
- А я думаю, что вам дома достанется...
Дома, как и предсказывал отец, нам порядком влетело. Мама сказала, что вообще не будет нас пускать во двор, пока не поправимся окончательно, а бабушка разворчалась на целый день. Пришлось беспрекословно ложиться спать после обеда. Вечером мы с Ленькой залезли на печь. Я первым делом решила отыскать ту дырочку, из-за которой было столько недоразумений.
Дырочка нашлась сразу. Обыкновенная, круглая, кем-то проковырянная в стене, она слабо светилась тусклым огоньком. Не успела я приложиться к ней глазом, как увидела, что кто-то смотрит на нас с той стороны.
- Это же Устенька! - воскликнула я. За стенкой послышался смех. Сложив губы трубочкой, Устенька прошептала:
- Что, будет ваш отец сегодня дальше сказку рассказывать?
- Его дома нет, - прошептала я.
- Ой, жалко как! - сказала Устенька. - Так хочется узнать, чем кончилось. И женщины ждут, я им потом рассказываю...
