— Вы просто издеваетесь надо мной! — выкрикнула Ирина Викторовна. — Но у вас ничего не выйдет! И даже если меня вызовут на этот самый суд — мне ничего не грозит, я чиста перед законом! И я вообще не обязана присутствовать на этом суде! И мы с мужем сможем нанять адвоката, который поставит вас на место!
— Значит, вам все-таки нужен адвокат, — улыбнулась я. — А говорите, что чисты перед законом. Так, значит, в Тарасове вы никогда не были?
— Уходите! — уже в голос кричала на меня Ирина Викторовна. — Уходите, я не могу вас больше видеть!
— До свидания, — спокойно ответила я и вышла в коридор.
Оставшиеся дела в Санкт-Петербурге я рассчитывала решить уже за сегодняшний день. Так оно и получилось, и посещение этого места, надо сказать, оказалось плодотворным. Теперь я могла с чистой совестью возвращаться в Тарасов. Мне было что предъявить Ярославе Ярошенко. Однако, для того чтобы ее защита Варвары Никишиной прошла успешно, материала пока было недостаточно.
* * *
Детский дом — не самое для меня привычное место работы. Своих детей у меня нет, и меня нельзя назвать человеком, который умеет общаться с детьми и устанавливать с ними доверительный контакт. Но такова уж работа частного детектива — она предполагает умение общаться с представителями разных слоев: как возрастных, так и социальных.
На этот раз на вахте сидел другой охранник, я представилась и сказала, что иду к Аделаиде Анатольевне.
Морозникова сидела в кабинете вместе с Валерией и находилась в нервозном и взбудораженном состоянии. Меня она поприветствовала не очень радушно, с таким видом, будто делает мне большое одолжение.
— Что-нибудь опять случилось, Аделаида Анатольевна? — поинтересовалась я.
— Ох, — только выдохнула Морозникова. — Вчера всю ночь не спала. И вроде спать хотелось, так разнервничалась! А как до кровати добралась, все куда-то делось! Мало того, меня то в жар бросало, то пот ручьями тек, хоть переодевайся.
— Да у тебя климакс, наверное, Ада, начинается, — бросила со своего места Сокольникова с оттенком злорадства.
Морозникова встрепенулась и посмотрела на Валерию пронизывающим взглядом.
— Я бы попросила без намеков, — строго произнесла она.
— А в этом ничего такого и нет, — невозмутимо отреагировала Сокольникова. — Ты не волнуйся, дело житейское. «Климадинон» купи, и нервы успокоишь, и настроение поднимешь, да и раздражаться меньше будешь. Окружающие только спасибо скажут, — хихикнула Валерия.
— Чего? — скривилась Морозникова.
— «Климадинон»… Его сестра моя старшая пьет, говорит — никаких проблем.
— Это добавки, что ли? — снова поморщилась Аделаида.
— Нет, обычный препарат, его производят из лекарственных трав. Последние разработки науки! Попробуй… Все же возраст! — Снова Сокольникова подчеркнула то, что моложе своей начальницы, и этот момент ей положительно нравился.
— Так, ладно, я подумаю, — раздраженно бросила Морозникова. — Ты все поняла, о чем мы с тобой говорили? — строго спросила она воспитательницу.
Сокольникова кивнула и поднялась со стула.
— Ну, иди, мне с человеком надо поговорить. — Аделаида закрыла какую-то папку и убрала ее в сейф.
Когда дверь за Валерией Георгиевной закрылась, Морозникова забросала меня кучей вопросов, но отвечать на них я не стала — у меня был к ней свой вопрос.
Я достала из сумки фотографию Ирины Губановой и протянула ее заведующей. Раздобыть этот снимок для меня оказалось совсем несложно: я просто, покинув ее питерскую квартиру, дождалась на улице, когда Ирина Викторовна выйдет из дома, после чего щелкнула ее «Полароидом». Аделаида Анатольевна, нахмурившись, смотрела на снимок.
— Кто это? — непонимающе спросила она.
— Это нынешняя жена Владислава Губанова, — пояснила я. — Посмотрите повнимательнее, может быть, вы все-таки видели ее здесь. Она могла быть в парике, в темных очках…
Морозникова еще пристальнее вгляделась в снимок.
— Нет, — наконец с уверенностью покачала она головой. — Здесь я ее точно не видела. Да и охранник бы просто так не пропустил кого попало.
— Кстати, насчет охранника. Сегодня дежурит тот человек, что и в ночь трагедии?
— Да, — ответила Морозникова.
— Хорошо, мне нужно будет обязательно побеседовать и с ним. И еще — с ребятами.
— А зачем с ребятами? — насторожилась Аделаида Анатольевна.
— Ну, раз уж я провожу расследование, значит, знаю зачем, — улыбнулась я.
Моей беседы с детьми заведующая явно не хотела, но все же возражать мне не стала, поскольку сама же меня наняла.
— Вы с кем хотите поговорить — с ребятами из младшей группы или из старшей? — уточнила она.
— Для начала с ровесниками Сережи. Возможно, если понадобится, то и со старшими.
— Ну хорошо. — Аделаида Анатольевна поднялась с места. — У них сейчас как раз нет занятий, я провожу вас. Только я настаиваю, чтобы этот разговор проходил в моем присутствии.
— Да ради бога, — пожала я плечами. — Пойдемте.
В комнате с детьми находилась не Валерия Георгиевна, а другая воспитательница, которую Морозникова попросила выйти. Мне предложили сесть. Дети поглядывали на меня с любопытством — должно быть, до них уже дошли слухи, что делом об аресте их нянечки занимается частный детектив.
— Ребята, вы вот эту женщину никогда не видели? — Я достала все то же фото Ирины Губановой.
Снимок пошел по кругу, дети смотрели, и все отрицательно качали головами.
— Тогда такой вопрос: кто-нибудь из вас дружил с Сережей Губановым? Кто-нибудь разговаривал с ним по душам?
— Да он сам ни с кем дружить не хотел, — сказал один из мальчишек. — Он все прикалываться любил по-своему, сам…
— Леша, что за выражения! — строго сдвинула брови Аделаида Анатольевна.
— Подождите, — встряла я. — В каком смысле — прикалываться по-своему?
— Ну, шутки там всякие дебильные устраивал, — отведя взгляд в сторону, продолжил Леша. — То соли в компот подсыплет, то шнурки у ботинок между собой завяжет…
— В принципе ничего уж такого в этом страшного нет, — поспешила продемонстрировать свой педагогический опыт заведующая. — Вы все дети, все любите пошалить… Ты вот, Леша, сам на прошлой неделе некрасивое слово написал в тетрадке у Валерии Георгиевны, помнишь?
В голосе Аделаиды Анатольевны зазвучал укор, но говорить она старалась мягко, словно просто журила нерадивое дитя. Леша покраснел и отвернулся.
— Все равно это не то, — буркнул он. — Слово, конечно, некрасивое, только Валерия Георгиевна сама виновата! А зачем она…
— Так, стоп! — В голосе заведующей моментально появился металл. — Я думаю, ты не станешь здесь обсуждать Валерию Георгиевну, просто потому, что не имеешь на это права. Она твой воспитатель, и ты обязан ее слушаться, даже если тебе кажется, что она не права.
У меня было несколько иное мнение на данный счет, но я, естественно, не стала его высказывать: в конце концов, у меня нет педагогического образования и вообще я здесь по другому поводу. Я уже хотела вернуть разговор в нужное русло, но Леша сам продолжил насчет Сергея Губанова.
— Все равно, — упрямо повторил он. — Сережка злой был. И с ним никто дружить не хотел!
— А вот и нет, — неожиданно тихонечко сказала девочка с тонкими русыми косичками. — Помните, он с Антоном дружил… Еще когда Антон здесь жил.
Вот это было уже интересно.
— А что за Антон? Почему — жил? А где он сейчас? — Вопросы посыпались из меня градом, и тут снова вмешалась Морозникова.
— Это Антон Корольков, наш бывший воспитанник, — сказала она. — Но я думаю, что о нем сейчас вспоминать неуместно. Какое он имеет отношение к… к тому, что случилось с Сережей? Он не живет здесь уже полгода, просто потому, что его забрала тетка. Он, кстати, не из неблагополучной семьи, родители его в автокатастрофе погибли, и тетка временно его сдала… Потом она решила все бумажные вопросы — ну, насчет оформления наследства на квартиру, опекунства и всего прочего. И забрала Антошку. Вот и все. Не понимаю, зачем вам тратить время на это, — развела руками Аделаида Анатольевна.
— А они, значит, с Сережей дружили, — задумчиво проговорила я. — Аделаида Анатольевна, вы мне адресок этого мальчика дайте, пожалуйста.
Морозникова только вздохнула, явно недовольная моими намерениями.
— У вас есть еще вопросы к детям? — спросила она суховато.
— Еще немного, — успокоила я ее. — Ребята, а почему же они все-таки дружили, Антон с Сережей? Вот ни с кем Антон не дружил, а с ним почему-то дружил.
Двое из мальчишек переглянулись.
— Ну, смелее, — подбодрила я.
— Да мы не знаем почему. Уходили они часто вместе гулять, и все, — сказал один из ребят.
— Антон — он замкнутый, молчаливый, — вступила все та же девочка. — Он не очень-то стал бы рассказывать, почему они дружат. Может, потому, что Сережка, кстати, не очень над ним подшучивал, не издевался. А потом, у Антона же родители погибли совсем недавно. Это мы здесь привыкли, а он-то, конечно, по дому скучал. Молчал все время…
