А до них если и есть там кто-то, так разве что бушменоиды какие-нибудь или пигмеи. Те – могли, конечно, добраться до острова за тысячелетия. Вроде бы, встречаются в мальгашских легендах упоминания о каких-то коренных жителях острова малорослых, которых они называют вазимба. Но и бушменоиды, и пигмеи – не земледельцы ни разу, а охотники-собиратели, ну пусть будут рыболовы береговые, раз уж сумели Мозамбикский пролив как-то и на чём-то преодолеть – не могло их таких ни быть до хрена исходно, ни размножиться до хрена уже на месте А это же совсем другое дело получалось, примерно как с той же Капщиной, только ещё соблазнительнее. В общем, обнадёжил нас Серёга, мы тут размечтались, губы на Мадагаскар раскатали, а теперь вот обратно их закатываем при виде лодки на берегу – ага, с характерным малайско-полинезийским балансиром, млять!
![]()
Естественно, она оказалась не одна – ещё несколько в заливе за косой, заметив наши суда, ломанулись к берегу. Спалились мы, короче. Сейчас или толпу вооружённую соберут, если их здесь до хрена, или в лесу заныкаются, если силы у них не таковы, чтобы с нами ими померяться. Хотя значение тут имеет, конечно, не столько объективная сила, сколько их представление о своей и о нашей, оцениваемой визуально и стереотипно. Вряд ли они представляют себе, что такое кольчуга и уж точно не имеют ни малейшего понятия о нашем огнестреле. Но с другой стороны, они ведь могут понадеяться и на отравленные стрелы, выпускаемые из луков или духовых трубок. Трубка, кстати, очень характерная для малайцев, заведомо слабее лука, и стрелочка к ней лёгонькая, так что без сильного яда её и применять-то бессмысленно. И знакомиться с этим ядом очень не хочется, но проверить, что за хрень у них тут происходит, всё-таки надо.
– Кольчуги на всякий пожарный нужны, – заметил Серёга.
– И из ружжа шмальнуть куда-нибудь, чтоб видно было, что оно у нас не просто хлопушка, а может и дырку в организме сделать, – добавил Володя, тоже в необходимости высадки не сомневавшийся.
Тщательно промеряя лотом глубину, дабы ещё и не сесть тут на мель, подошли поближе к берегу на вёслах – ага, всеми тремя судами. На якоря встали так, чтобы берег и пространство за ним простреливались из носовых орудий. Отобрав пятнадцать человек из всех трёх экипажей, мы вооружились, спустили с судов на воду лодки, погрузились в них и аккуратно, не торопясь, пристали на них к берегу.
– Макс, взгляни-ка! – подошедший к туземной лодке геолог указывал пальцем на что-то в ней.
– Что ты тут интересного увидел? – свёрнутая рыбацкая сеть на дне долблёнки, убого сплетенная из грубой волокнистой бечевы явно не заслуживала изучения.
– Не пойму, чем это дерево обработано. Мне кажется, чем-то очень тупым и уж точно не железным. Ты же у нас спец по производственной деятельности.
– Млять, и в натуре! – я заценил следы обработки на выдолбленной внутренней полости челнока – мелкие и частые, да ещё и в самом деле чем-то эдаким, заточенным под довольно тупым углом, а приглядевшись, заметил точно такие же следы и снаружи, и на балансире, и на соединяющих его с лодкой поперечных жердях, – Понятно, что тигельной стали у этих нищебродов быть не может, но и кричное железо, если проковано хорошо, то и точится острее, и работают им поинтенсивнее, с хорошими ударами. А тут не долбили и не тесали по-человечески, а вроде как клевали. Тут похоже на рабочие приёмы кубинских сибонеев, но у них кремнёвые топорики и тёсла с острым сколом, а тут – ты прав, ровнее срез, но больше похоже на клевок чем-то туповатым.
– Не может быть какой-то неолитический каменный инструмент – ну, в смысле, из мягкого камня и шлифованный?
– Точно! Работяга боялся испортить хрупкий инструмент, поэтому и стружку по щепке буквально снимал слабенькими ударами, и заточил его под туповатый угол, чтобы лезвие не выкрашивалось. Да, ты прав – явный неолит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
– Так тогда, получается, ещё есть надежда, что не всё так хреново. Юля же чего говорила? Что настоящие малайцы – это развитая бронза с началом перехода к железу уже к третьему веку до нашей эры. А тут неолит, так что это, скорее всего, предыдущая волна, протомалайцы. У них и земледелие-то если и было, то очень примитивное и по сравнению с охотой и собирательством вспомогательное – так, на гарнир к дичи. Рис они уж точно не возделывали. А переселились вообще рыболовы, которые земледелием могли и вовсе не заниматься, и тогда их вряд ли намного больше, чем охотников-собирателей.
– Так погоди, ты же на чём основываешься? На неолите у бедноты? Так он же и в эпоху бронзы у неё никуда не исчез. Бронза – это для солидных людей, а не для таких.
– В целом – да, но тут одна тонкость – Малакка богата оловом, эдакая местная Британия, так что у настоящих малайцев с ней дело обстоит гораздо лучше. Собственно, у них поэтому и переход к железу затянулся – не так нуждались в нём, как те же индусы. В общем, я считаю, что признак хороший и обнадёживающий.
– Проверять надо, короче, – резюмировал спецназер.
Лодки, сбежавшие от наших судов в заливе, пристали к берегу возле основания косы, и мы направились туда. На берегу осмотрели и их, обнаружив на всех аналогичные следы неолитической обработки без применения какого-то нормального металлического инструмента. Может, Серёга и прав. На одной из пальм подал голос какой-то незнакомый нам птиц, и я кивнул на него Володе – ежу ведь понятно, что местные наблюдают за нами из зарослей, и самое время продемонстрировать им наши возможности – не причиняя им реального ущерба заведомо, то бишь не выказывая враждебности, но при этом наглядно и убедительно. Тот кивнул, поднял винтовку, тщательно прицелился и завалил птица. Эти в кустах, возможно, и обосрались от грома с молнией среди ясного неба, а так и не подойдя к подстреленному пернатому и вообще никак им не заинтересовавшись, мы им наглядно показали и смысл выстрела – не птиц этот нам нужен, а ваше понимание, что можем так и вас, если в дурь попрёте. После этого мы медленно двинулись по тропинке которая вела от пляжа к кустам, и за её поворотом увидели несколько убогих хижин по краям поляны. Я бы сказал, даже почти шалашей – стены плетёные из пальмовых листьев на каркасе из тонких колышков, да и крыши такие же. Дротик навылет прошьёт, не говоря уже о стреле, а тем более – о пуле. Вытянутые в плане, в отличие от круглых бушменских и пигмейских шалашей, а за ними – млять, уж не бананы ли? Ага, так и есть – пара-тройка десятков – ну, хоть и безграмотно, но пусть будут всё-же деревья, потому как для травы они великоваты.
![]()
– Не земледельцы, значит, ни хрена? – подгребнул я геолога, кивнув в сторону этой пародии на плантацию.
– Ну, я же не сказал, что земледелие совсем исключено, – отозвался тот, – Ты рис тут где-нибудь видишь или хотя бы солому от него? Ведь была бы наверняка, если бы они его здесь возделывали. Так что надежда есть.
– Ага, надежда умирает последней. Так, не трогать здесь ничего и в халабуды их не заходить! – напомнил я сопровождавшим нас бойцам, – Они за нами наблюдают и пусть видят, что мы не грабить пришли.
– А просто взять их под свою защиту от всякой разбойной сволочи и обложить за это регулярной данью, – схохмил спецназер, и мы рассмеялись.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
– Вот именно поэтому ничего и не трогать, – пояснил я, – У обезьян же принято свои притязания на власть разнузданным поведением демонстрировать. В том числе и на собственность подчиняемых демонстративно посягая. Что мы не пираты, они уже должны были понять. Чем скорее поймут, что мы и не нагибаторы-государственники, тем меньше будут нас мариновать, ныкаясь в зарослях.
– Ты думаешь, они знакомы с принципом государственности? – спросил Серёга.
– Ну, что-то же заставило их попереться через весь Индийский океан. Просто от тесноты в такую даль, да ещё и с реальным риском утопнуть на хрен, в поисках места, где поселиться, обычно не плывут. Что им, в родной Индонезии береговой линии было мало? Не иначе, как от нагибаторов своих тамошних слиняли, да так, чтобы те на хвоста к ним сесть уж точно не смогли.
