– Скорее, ужалит. Языком. Так все-таки, Евграфыч, – вставая из-за стола и выкладывая рядом с блюдом медно звякнувшую россыпь, произнес Айсман, – почему мне не стоило браться за эту работенку? У палки два конца, а дальше?
– Дальше с Большого Острова есть два пути, – серьезно проговорил Евграфыч. – Назад… и вперед.
Айсман замер.
– Старик, ты чего? – потрясенно пробормотал он. – Какое еще «вперед»? Куда?
– А это уже вопросец не ко мне, – Евграфыч пожал плечами. – Тут я пас. Это, – добавил он, – ты у своей девки спросишь… когда до Острова дойдете.
ШВЕЙЦАРЕЦ
На фотографии она улыбалась. Обещающе. «Интересно, – подумал Швейцарец, – случайный ли ветер перечеркнул пол-лица рассыпавшимися прядями? Или этот эффект – придумка фотографа?»
В любом случае, получилось отлично. Напрочь отсутствует характерная «мертвящая» статичность – наоборот, каждый миг ждешь, что замершая на полдороге рука продолжит движение, смахнет упавшие на лицо… золотые? Похоже, хоть и по черно-белому снимку точно не скажешь… смахнет упавшие на лицо золотые нити, улыбка станет шире и…
– Эту фотографию, – вкрадчиво произнес иерарх Дяо, – вы можете забрать себе.
– Эту?
– Были другие, – сухо отозвался Шио. – Анна сумела позаботиться о них.
– А ее спутник?
– На простых солдат, думаю, вы понимаете, редко расходуют столь ценную вещь, как фотопленка, – сказал толстяк. – Даже на десятников, даже на тех, чье рвение и заслуги неоднократно отмечались иерархией. Вот… эти портреты, исполненные лучшими художниками Храма, по заверениям бывших товарищей Энрико, весьма схожи с… хм, оригиналом.
«Энрико. Что-то не похож ты на испанца, Энрико, – вглядываясь в тонкие линии карандашных набросков, подумал Швейцарец. – Конечно, испанцы бывают… вернее, испанцы были разные – что стало с родиной Сервантеса сейчас, точно известно лишь волнам Атлантики. Но все же… что за книжка запала тебе в душу? «Он песенку эту твердил наизусть… откуда у хлопца испанская грусть! Ответь, Александровск, и Харьков, ответь: давно ль по-испански вы начали петь?[8]»
– А почему, – вслух произнес он, – вы не послали за ней своих воинов?
– Мы послали за ней своих воинов.
– Но тогда, – не дождавшись продолжения, сказал Швейцарец, – получается, что вы не верите в успех вашей собственной погони.
– Мы верим, что погоня завершится успехом к вящей славе Храма.
Толстяк был не прост, ох не прост. Хитрая лиса старой, довоенной закалки… его игру с ходу не просчитаешь. Нет, даже не так – его Игры, ведь подобные умники редко ограничивают себя одним лишь планом. Зато сложные, многоходовые, взаимодополняющие, частично перекрывающиеся и тому подобные комбинации такие вот Дяо любят столь же сильно, как рыба любит плавать в воде.
– Итак, – резко произнес Шио, – что ты решил?
– Шио, – толстяк укоризненно качнул подбородками. – Вовсе нет нужды торопить нашего гостя с принятием решения. Когда речь идет о деле столь исключительной важности, поспешность может лишь навредить, тогда как разумная взвешенность, обстоятельность…
– Я был не прав. Разумеется, нашему гостю нужно время на подумать.
Вид «попугая», впрочем, явственно свидетельствовал как раз об обратном, а именно об испытываемом иерархом Шио крайнем нетерпении. Какого хрена, беззвучно кричали его пальцы, перемещавшиеся вдоль края столика со скоростью, достойной пианиста-виртуоза. О чем тут думать? Есть задание, весьма несложное по виду, есть неслыханно высокая награда – какие могут быть раздумья? Примкнуть штыки, прогорланить «ура!» – и вперед, на врага!
– Я правильно понял, – тихо спросил Швейцарец, – что моя задача сводится исключительно к ликвидации?
– Вы поняли абсолютно правильно, – толстяк с предельно задумчивым видом разглядывал стоящий перед ним полупустой бокал. – Вам нет нужды рисковать, пытаясь захватить их целыми и невредимыми… и вообще живыми.
– Какие доказательства выполнения задания вас устроят?
– Вашего слова будет более чем достаточно.
«Не подозревал, что мое слово стоит таких чертовых деньжищ, – мысленно поразился Швейцарец. – Разве что… Разве что иерархи уверены – выплачивать эти деньги им не придется.
Нет, не то. Слишком просто, слишком банально… для Его Толстомордия иерарха Дяо. Шио мог бы – да что там – почти наверняка и мечтает поступить именно так. Но не Дяо».
– Это радует, – сказал Швейцарец. – Не люблю таскать дурнопахнущие предметы на большие расстояния.
– Я-то думал, тебе этот запашок по нраву, – фыркнул Шио.
Швейцарец аккуратно положил рисунки на столик и посмотрел на «попугая».
Он не пытался вложить в этот взгляд ничего особого – всего лишь представил себе, как на переносице иерарха возникает круглая темная дырочка… и как эта же голова, неумело, несколькими ударами отделенная от тела, стоит на блюде посреди столика.
Он просто смотрел, как стремительно побледневший Шио отворачивается, пряча взгляд.
– Расстояние, увы, вам необходимо будет преодолеть и в самом деле немалое, – вздохнул толстяк. – За прошедшие с момента побега недели… две… они могли пересечь большую часть Сибири.
– Они уже на побережье.
Эта фраза прозвучала неожиданно даже для самого Швейцарца. Всплыла из глубины подсознания. Но произнеся ее, он вдруг понял – так оно и есть.
– Ничуть не удивлюсь, если так оно и есть, – сказал Дяо. – Восстановление Транссиба является одним из самых больших послевоенных достижений…
«…Почти невероятным», – мысленно закончил Швейцарец, если вспомнить, через территории скольких «независимых» новообразований тянутся сейчас рельсы. Даже с учетом того, что большая часть инфраструктуры сохранилась с довоенных времен, гильдиям купцов и перевозчиков за этот подвиг стоило бы отлить чего-нибудь вроде золотого паровоза в натуральную величину. Впрочем, при назначаемых ими ценах…
– Не большим, чем строительство Храма, – резко бросил Шио.
– Разумеется, разумеется. Утверждать иное было бы ересью.
Швейцарец задумчиво смотрел на мешочек перед толстяком. Небольшой, из темно-красного бархата, он выглядел так, словно был туго набит… чем-то тяжелым.
К примеру, четырьмя десятками золотых монет. Что составляет, как несложно подсчитать, сорок процентов от сотни и в таковом виде изображает собой аванс. Он же задаток, он же предоплата.
Он же – цена двух жизней.
Предатели Храма, сказал толстяк. И добавил – увы, но в наше прискорбное время нельзя верить даже, казалось бы, самым достойным. Намек?
Двое беглецов, которые, однако, не пытаются раствориться в джунглях, а выбирают поезд. Либо им кажется, что безопаснее удрать как можно скорее и дальше…
…либо у них есть какая-то вполне конкретная цель.
И Храм явно не желает, чтобы они этой цели достигли. Храм… или только иерарх Дяо?
– Это задание, – медленно произнес Швейцарец, – выглядит более сложным, чем любое, выполненное мной до сего дня.
– То есть ты отказываешься? – недоверчиво переспросил «попугай».
– Шио, – укоризненно качнул головой толстяк. – Ты невнимателен. Наш уважаемый гость вовсе не сказал «нет». Он лишь озвучил ту сумму аванса, которая, по его мнению, более соответствует предстоящей миссии. Пятьдесят, если я правильно расслышал.
– Ваш слух, – откликнулся Швейцарец, – не оставляет желать.
САШКА
Вы любите принимать ванну? Лично я – обожаю. Удовольствие, получаемое от нескольких часов лежания в обезвоженном керосине, для меня почти сравнимо с процессом стрельбы. Только во втором случае оно сконцентрировано в миллисекунды выстрела – в секунды очереди, если повезет, – а здесь растянуто. Лежать, забыв обо всем, чувствуя, как жидкость, просачиваясь в поры металла, «отъедает» частички нагара и ржавчины. Затем насухо протереться, наложить рабочую смазку – и чувствуешь себя словно бы заново сделанным!
Если б имелась возможность, то я принимал бы ванну каждый день – под музыку. Особенно мне нравится фагот, звуки которого совершенно чудным образом резонируют в стали, заставляя грязь выходить едва ли не вдвое быстрее.
К сожалению, мир в целом весьма уступает по совершенству некоторым его обитателям, и потому я изо дня в день вынужден довольствоваться обычным «техобслуживанием в полевых условиях», что подразумевает порой и мыльный раствор и даже золу от костра. Керосиновая же ванна в таких условиях числится по разряду роскоши, причем по большей части – недосягаемой.
Но сегодня вечером Серега, видимо, решил – гулять так гулять. Я получил и ванну, и чистку новеньким латунным ершиком… к моменту сборки мне казалось, что я вот-вот начну плавиться от удовольствия.
И на этих ощущениях, на испытываемом блаженстве я сосредоточился настолько, что едва не прослушал негромкий стук в дверь. Спасибо Шемяке – он хоть и уделял мне сейчас большую часть своего внимания, однако ушки держал где положено и контроль за обстановкой не терял.
