Все десять столов загромождены телами умирающих людей. На диванах вдоль стен лежат еще человек пять. Почти все они одеты в серые куртки охраны. Сидят тетки и пара мужиков в спецовках. Такая пропорция понятна. Судя по разговорам, сильнее всех пострадала именно казарма. Нас это обстоятельство устраивает полностью.
Возле медицинского кабинета толчется встревоженный Малыш.
– Наконец-то! Я Огольцу скальп промыл как следует. Можно пришивать. А это кто? Где Кнут?
– Пойдем быстрей! Все потом! – Я изображаю из себя врача, стремящегося к постели тяжелого, но не безнадежного пациента.
Малыш, подавленный моим профессиональным напором, соскакивает со скользкой темы и заходит внутрь.
– Вот погляди! – Он с гордостью демонстрирует промытый кусок кожи с волосами.
Оголец лежит на операционном столе. Он еще живой. Во всяком случае, стонет.
– Давай, поможешь мне! – командую я.
Сейчас главное – успеть, покуда Леха в коридоре палить не начал.
– Держи скальп!
Малыш аккуратно берет его в свои недетские рученьки. Это мне и надо. Я хватаю скальпель, лежащий на столике для инструментария, и примериваюсь, чтобы вонзить его охраннику в глаз.
В этот момент нервы Лехи не выдерживают, и он начинает стрельбу в бильярдной. В замкнутом помещении грохот стоит неимоверный.
Голова Малыша поворачивается на звук выстрелов. Его руки автоматически бросают волосатый кусок плоти и тянутся к кобуре.
В этот момент я вонзаю скальпель ему в висок. Малыш рефлекторно хватается за скользкую цельнометаллическую рукоятку и делает попытку вытащить лезвие из черепа.
– Ой, блин, – говорит он и валится лицом в таз с окровавленными бинтами.
Тот подпрыгивает от удара тяжелой туши по краю и вместе с грудой мусора накрывает голову охранника.
Жгут рыбкой ныряет к кобуре, но я успеваю чуть раньше. Наши руки сталкиваются, и мы несколько секунд сверлим друг друга глазами. Потом Жгут опускает голову и убирает ладони.
– Твой будет следующий, – говорю я ему максимально миролюбивым тоном.
– Да ладно, – бурчит он и обшаривает оскальпированного Огольца.
Огнестрельного оружия у раненого нет, но в специальном кармане на правой голени обнаруживается небольшой кинжальчик в кожаных ножнах. Кроме того, несколько сотен баксов, зажигалка, пачка сигарет и маленький карманный фонарь.
У Малыша тоже есть неплохой улов: пистолет, две обоймы к нему да шоколадный батончик. Впрочем, любовь к сладкому у покойного написана на диатезных щеках.
Я преодолеваю брезгливость и стягиваю со жмура куртку. Помимо маскировки в ней гораздо теплее, чем в моей заскорузлой олимпийке. Да и карманы побольше – пистолет удобно носить. Чуть не забыл: рукав долой! А то прямо на выходе свои же могут пулю в меня засандалить, не разобравшись.
Побоище в бильярдной уже близится к завершению. Бабы сгрудились в углу, а хлопцы добивают последних охранников. Обоих ремонтников они тоже пустили в расход. Да здравствует бунт, бессмысленный и беспощадный!
– Пошли на зачистку! – Краб машет рукой. – Всем сидеть здесь до поступления новых распоряжений! Иначе… – Это он уже бабам.
– Иначе мы будем вас немножко расстреливать, – глумится кто-то из гладиаторов.
Один из длинных кавказцев уже сграбастал какую-то девицу и приходует ее, поставив в коленно-локтевую позицию в углу на диване. Второй стоит рядом и что-то с усмешкой комментирует на родном языке.
Лехе, профессиональному вояке, такое издевательство над мирным населением не нравится, но в данной ситуации обострять отношения не стоит. В конце концов, нас тоже долго насиловали хозяева данного заведения, пусть и в переносном смысле.
Почти все наше войско уже экипировано форменными куртками без одного рукава. Оружия тоже прибавляется. Портативные рации «уоки-токи» мы методично ломаем.
– Нам здесь болтать не с кем, – поясняет Краб. – Надо искать нормальные рации или спутниковую связь. Бежим по территории. Мочим всех. Ну, естественно, по ситуации.
Мы толпой несемся по коридорам, но уже не все. Оба кавказца – или молдаванина? – остались в бильярдной осуществлять право первой ночи. Интересно, хватит ли им здоровья?
Мы залетаем в бассейн. Пятидесятиметровая чаша с вышкой над ней сейчас пуста. Гулкие звуки рикошетят от стен и долбят нас со всех сторон.
Выстрелы, усиленные многократным эхом, действуют почти как акустическая бомба. Двое гладиаторов падают, словно поскользнувшись на бегу. Дорогая кафельная плитка нежно-голубого цвета покрывается пятнами крови.
Откуда бьют? Из-за эха определить направление выстрела не получается. Невидимый стрелок делает еще один дуплет. И снова удачно.
Коренастый молчаливый тип, бегущий чуть впереди и слева от меня, без звука валится в бассейн. Вместо задней поверхности шеи и части спины между лопаток у него здоровенная дыра выходного отверстия.
Леха делает кульбит вбок и палит куда-то вверх. С площадки вышки раздается вскрик, и в бассейн со звонким металлическим стуком валится железный предмет. Судя по логике – пистолет.
Кто там, наверху – снизу не видно. Стрелок, наверное, лежит плашмя на площадке для прыжков.
– Слезай, сука, хуже будет! – рычит рыжий гладиатор и трясет головой так, как будто пытается проснуться.
Его слегка контузила вражеская пуля, пролетевшая впритирку.
Стрелок молчит. Лезть к нему сейчас по зыбкой лесенке – только терять время. Оружия у него, видимо, больше нет. Пусть пока лежит и боится. К тому же Краб, похоже, в него попал.
Жгут спрыгивает в бассейн и приватизирует упавший ствол. Это какой-то иностранный револьвер крупного калибра.
«Макар» коренастого покойника рыжий гладиатор подбирает со дна бассейна. Да, пуля его все-таки зацепила. На шее неглубокая, но сильно кровоточащая рана.
– Давай назад. Перевяжешься, а потом сюда. Будешь этого черта на вышке караулить, – командует Краб нарочито громко.
Рыжий тип прижимает руку к царапине и сосредоточенно осматривает окровавленную ладонь:
– Вот же сука! – После этого глубокомысленного заявления он направляется в сторону медицинского кабинета.
В данном случае слово, обычно обозначающее самку собаки, употребляется в значении «меткий стрелок». Русский язык не в последнюю очередь интересен именно таким вот многообразием омонимов.
Мы остаемся вшестером, пробегаем бассейн и углубляемся в коридор, тянущийся за ним. Леха крадучись возвращается с полдороги. Сзади гремит выстрел, слышен крик и гулкое падение чего-то тяжелого.
Через пару минут Краб нас догоняет.
– Слезать начал, – поясняет он. – А я его в первый раз все-таки зацепил в руку у плеча. Это не охранник. Какой-то хрен в штатском. Но стрелял здорово.
– Хрен ли с упора лежа да на таком расстоянии не попасть, – бурчит невысокий белобрысый боец со злым и растерянным лицом.
Такие физиономии бывают у деревенских трактористов, стоящих возле закрытой двери сельпо, когда их негодование по этому поводу смешивается с напряженным поиском решения жизненно важного вопроса: где теперь брать пузырь?
– Я бы на его месте всех уже перестрелял.
– Хорошо, что ты за нас, – с ухмылкой говорит Жгут.
Мы выбегаем в большой банкетный зал. В углу небольшая эстрада с музыкальными инструментами и аппаратурой. В высокие окна мягкими лапами снега стучится буран. Снаружи уже ночь. Внутри пока слабо горит свет. Тут больше нет никаких сюрпризов.
– Ищем средства связи, оружие! – обозначает цели Краб.
Все по классике: телеграф, вокзал, арсеналы. Но легко сказать – «ищем». Комплекс большой. Прочесать его вшестером, когда из-за каждого угла может вылететь пуля, просто нереально. А плана здания у нас нет.
– Нам бы языка взять, – соображает Леха созвучно моим мыслям.
Мы входим в жилую зону. Широкий длинный коридор с ковровой дорожкой на полу позволяет идти шеренгой, но мы движемся колоннами по одному вдоль каждой стены. Дверей много, и все они закрыты.
– Ладно, возвращаемся. Возьмем какую-нибудь бабу, пусть дорогу показывает. А то здесь можно долго плутать.
В этот момент свет подмигивает нам в прощальной агонии и гаснет.
– Вот и приплыли! – говорит кто-то во тьме.
Видимо, генератор приказал-таки долго жить. Интересно, сколько гладиаторов успели подняться на верхний уровень? Когда события следуют так быстро, сложно судить о времени без приборов. Как минимум половина бойцов должна была успеть воспользоваться кабинками лифтов. Бедолагам, оставшимся внизу, не позавидуешь.
Темноту рассекает луч света. Точно! Жгут же реквизировал у Огольца карманный фонарик. А еще злился на меня за пистолет! Не знаешь, где найдешь, где потеряешь.
– Что делать будем? – вопрос парня, которого я прозвал Трактористом, виснет в сгустившейся тьме.
