— Ваши сведения немного мне дали, но я хочу, чтобы вы чувствовали себя полностью связанной с нами… прошу вас…
Сорок тысяч… Co-рок ты-сяч франков дал он ей. Она схватила их со сверкающими глазами. До чего же можно любить деньги!
— Вы останетесь довольны, ваше превосходительство, — сказала она. — Если этот солдат наведет меня на хороший след, я немедленно свяжусь с военной полицией, чтобы они сразу же начали действовать.
— Хорошо… — губернатор встал, попрощался со своей собеседницей и вышел…
Я тоже вернулся на свое прежнее место… Хо-хо… Еще посмотрим, такой ли уж я болван?!. Вскоре вернулась и она.
— Джон… — прошептала она, — не сердись, что я заставила тебя ждать.
— Дорогая графиня… — ответил я влюбленным голосом, словно ничего не случилось.
— Теперь я уже только твоя… нам никто не помешает.
— Я… я все расскажу тебе. Но ты любишь меня? — спросил я.
— Очень…
— Графиня… Мне известна такая тайна, что… что… от нее зависит жизнь многих людей. Многие дорого заплатили бы за нее…
— Я буду молчать, как рыба…
Я сделал вид, что не решаюсь начать говорить.
— Ну? — спросила она взволнованно.
— Графиня… я все расскажу… как только буду уверен, что наша любовь и впрямь глубокое чувство…
— Разве ты еще этого не чувствуешь?…
— Да… Но все-таки… подождем, пока нас ничто уже не будет разделять.
…Объятия, поцелуи… До чего же жаль, что эта женщина (как правильно заметил Турецкий Султан) ведьма.
На рассвете она присела у моих ног, положив голову, словно ласкающаяся кошечка, на мои колени.
— А теперь рассказывай… мой рыцарь. Я залпом выпил еще бокал.
— Знай же, что мне известно, где скрывается капитан Ламетр…
— О!
Изумление она сыграла просто великолепно.
— Да. Он бежал вместе с двумя моими друзьями.
— Кто они?
— Один — тот толстяк, который сыграл роль Мандера. Он бежал на судне, ушедшем из Орана в Черное море с грузом грецких орехов…
— А другой?
— Сержант из легиона по имени Потриен… Когда-то он учился со мною в одной школе, а во время войны служил под командой капитана Ламетра.
— Так… — прошептала она.
— Он-то все и придумал. У него дружба с одной прачкой, и они спрятали Ламетра в подвале среди выстиранного белья — на авеню маршала Жофра, 9…
— О… Клянусь, что все это останется между нами… А теперь всего тебе хорошего… Надеюсь, мы скоро увидимся вновь.
— Да, да, дорогая моя… Еще поцелуй, и я ушел.
У меня кружилась голова. Чтобы немного прочистить мозги, затуманенные виски, я зашел в первый попавшийся кабачок и выпил несколько рюмок рома. Потом немного передохнул и просмотрел газету.
Спешить не имело смысла. Теперь уж я либо выкручусь, либо придется отсиживать тридцать суток в темном карцере, закованным в кандалы. Только я обязательно выкручусь! В газете было много немаловажных сообщений. Усилия генерала Рубана сохранить мир в долине Сенегала не привели ни к чему. Племена фонги и дальше отрицали, что им что-либо известно об экспедиции и об алмазных копях. Однако многое говорило против них. Особенно бежавший из плена капитан Мандер, именем которого удалось недавно воспользоваться одному мошеннику. Настоящий капитан бесследно исчез уже по дороге из Сенегала, но его дневник и карта с обозначенным на ней маршрутом экспедиции были отправлены по почте и ясно свидетельствуют о вине туземцев. Адмирал де Сюрен с присущей ему энергией приступил к организации карательной экспедиции. Генерал-лейтенант Рубан будет, по всей вероятности, переведен в Индокитай. Политика твердой руки, проводимая губернатором, восстановит авторитет колониальной армии, потерпевший ущерб от истории с сенегальскими алмазными копями. Куда девались копи? Куда девалась экспедиция, исчезнувшая без следа?
«При всем уважении к добрым намерениям и высоким идеалам генерала Рубана, который, вероятно, вскоре покинет свой пост в Африке, мы уверены, что более тверда политика маркиза де Сюрена скорее восстановит прежний авторитет Франции в ее колониях…»
Так писала газета.
Да, дело пахнет скорым смещением генерала Рубана. А после этого оно начнет отдавать запахом порохового дыма и крови, запахом, который и не нюхал господин журналист. Об этом думал я.
Ром прочистил мне мозги, и я направился к военной комендатуре. Было шесть часов утра.
— Мне нужен кто-нибудь из старших офицеров, — сказал я дежурному.
— Зачем?
— Если бы я с любым мог об этом толковать, мне бы и офицер не был нужен.
Дежурный, хоть и поворчал, но доложил обо мне.
Офицер с сонным видом застегнул китель и посмотрел на меня так, словно от всей души желал мне провалиться ко всем чертям.
— Ну, что у тебя?
— Разрешите обратиться, господин лейтенант!
— По какому делу?
— Меня хотели завербовать в шпионы.
В любой казарме можно увидеть плакаты:
ЕСЛИ ТЫ ЗАПОДОЗРИЛ ШПИОНАЖ, НЕМЕДЛЕННО СООБЩИ В ВОЕННУЮ КОМЕНДАТУРУ
— Рассказывай!
— Одна женщина пригласила меня к себе, назвалась графиней Ларошель и сказала, что если я сообщу ей сведения по делу об одном воинском преступлении, она заплатит мне…
— Погоди! Это не по моей части. Посиди в соседней комнате, пока я позвоню, куда следует…
Я уселся в соседней комнате. Вскоре офицер вышел ко мне.
— За мной!
Мы сели в машину, стоявшую у ворот. Офицер молчал, а я не решался задавать вопросы. Ехали мы уже минут пятнадцать.
Куда он везет меня? Мы выехали из центра Орана и мчались вдоль берега мимо платанов и кустов олеандров. Наконец мы остановились перед окруженным высокой решеткой, красным, похожим на крепость зданием.
У ворот стояли два часовых с винтовками.
— К майору Жуаку в отдел Д…
Я уже прослужил достаточно, чтобы знать, что это контрразведка.
Попасть сюда было не так-то просто. Даже офицеру. Мы стояли и ждали, пока один из часовых доложит о нас.
К нам вышел майор. Худой, с желтоватым лицом, светлыми глазами и узким ртом. Не знаю, почему, но мне пришла в голову мысль, что с этим человеком шутить опасно.
— Спасибо, лейтенант…
Лейтенант откозырял и уехал. Полный самых противоречивых чувств, я вошел в ворота.
Когда я вслед за майором с холодным желтым лицом вошел в пахнущую погребом, сумрачную старинную приемную, у меня сжалось сердце.
Мы молча шли по сводчатым коридорам и переходам…
За каждым поворотом часовой, в каждом переходе железная дверь с зарешеченным окошком, которая отпирается, а потом вновь захлопывается за нами…
Мы спускались все ниже и ниже, по все новым и новым лестницам. Все более сумрачные и холодные, затхлые коридоры, стиснутые толстенными стенами.
Куда он ведет меня? В камеру, что ли?… Служебные кабинеты не бывают в подвалах — это уж точно…
Это «Красная цитадель». Я уже слышал о ней. Для тех, кто попал сюда, время останавливается. Шпионы и политические авантюристы исчезают здесь. Говорят, что не стоит особенно интересоваться людьми, которых в последний раз видели тут…
Но что им могло понадобиться от меня?
Мы шли по подземному коридору. Слева и справа зарешеченные двери. И в каждой закрытой решеткой каморке сидел или стоял какой-нибудь человек. Все были повернуты лицом к стене. В каждой камере только по одному заключенному.
Шпионы и изменники!
В коридоре стоял тяжелый запах селитры и грязной одежды… Часовые щелкали каблуками, когда мы проходили мимо.
Майор шел молча. Молчали и безликие, оборванные заключенные — почти все до ужаса худые. Только позвякивали изредка широкие кольца на их лодыжках… Все они были прикованы…
У меня сжалось сердце…
Отворилась двойная железная дверь, и мы снова вышли на лестничную клетку. Теперь мы уже поднимались все вверх и вверх.
Куда ведет меня майор?
И тут у меня в мозгу молнией сверкнула мысль. Чего ради мы спускались вниз, если теперь снова поднимаемся? Что же — неужели нет другой дороги, как только через тюрьму? Хо-хо!
Шевели мозгами, Копыто! Майор вел тебя через подземелье для того, чтобы напугать! Такая прогулка как раз годится, чтобы подготовить человека к допросу. Даже решительный, готовый упорно лгать человек может стать жалким заикой, пройдясь вслед за этим желтолицым майором по немым коридорам и подземной тюрьме.
Будь настороже!
Я взял себя в руки и постарался выглядеть равнодушным… успокоиться хотя бы внешне…
Коридор вел дальше под грубо выбитыми в скале, сырыми сводами… Часовой распахнул дверь, и мы вошли в небольшую комнату. Несколько офицеров вскочили со своих мест. Майор кивнул им.
Посредине комнаты сидел какой-то человек в изорванной одежде, с перепуганным лицом, бегающим взглядом и дрожащими руками. Перед ним стоял высокий офицер без кителя. Другой, скрипя пером, что-то писал за столом. В комнате было страшно жарко.
