Правда - не лицом. Повернуться пятой точкой к коллегам все-таки не решаюсь.
Что значит его поцелуй?..
Кто-нибудь объясните мужчинам, что это негуманно - поцеловать и не объяснять свои намерения!
И мои интерпретации скачут от сопливо-романтических до пошло-практичных.
И я абсолютно не знаю как реагировать, потому что реагировать надо в этих случаях противоположно. А я боюсь ошибиться. Хасанова хрен расшифруешь!
А самое печальное, в свете кольца и Давида, реагировать возможно больше не придется.
А объяснять задним числом, что это театр... Да я вообще не понимаю, как можно начать разговор с Хасановым на личные темы первой! Три охапки снега в лицо могут показаться лайтовой прелюдией.
А ведь ещё Давид обидится, если я солью его план побега от брака Хасанову. Кто его знает, какие там отношения в этом непростом семействе.
Да и вообще, как любая моя из инициатив отразится на истории с Никитой - огромный вопрос!
Я смотрю на себя в зеркало на стене. Ну и чего ты вырядилась, глупая? Хочешь от него ещё одного захода?
Не знаю...
Трепещет все внутри со вчерашнего вечера.
Но судя по настроению Хасанова, сегодня я могу получить только плетей, а не вторых заходов. Только бы нигде не накосячить!
Как щитом прикрываюсь пластиковыми подложками, поправляя листы с назначениями в прищепке.
Ксения бросает на меня настороженный, неприязненных взгляд.
Мне хочется наотмашь шлёпнуть папками ей по лицу. Потому что - лучше не трогайте меня сегодня. Я неуравновешенна и расстроена.
Хасанов вещает...
Я как влюблённая дура ловлю каждое слово. И ни слова не понимаю.
Это ужасно... Я обязательно где-нибудь накосячу.
- ...Давид Львович сегодня ассистирует в "травме"... У них сегодня не хватает персонала.
- Эм... В "травме"? Да там любая операционная медсестра справится, - обескураженно ухмыляется Давид.
- Значит, и Вам проблем не составит, - категорично.
- Логичнее было бы отправить Ксению Ивановну.
Воздух сгущается, пространство начинает гудеть. Хасанов выдерживает паузу, глядя в глаза Давиду. И о-о-очень терпеливо вздохнув, комментирует:
- В травматологии требуется хирург, способный работать с травмой крупных сосудов. Вы ассистировали Бергману. И квалифицированы. Ксения Ивановна - нет. И это последний раз, когда Вы оспариваете мои организационные распоряжения, Варшавин.
- Извините, - поджимает губы.
- Все свободны, Зотова, задержитесь.
Если я заискивающе спрошу - правильное ли место я выбрала - маэстро оттает?
Покручиваясь в кресле, внимательно рассматривает меня. Молчит.
Я стою как на Великом суде.
И смущаюсь под его взглядом от накатившего воспоминания нашего поцелуя. И вспоминаю даже не я. Мое тело вспоминает...
И мои ресницы встречаются томно и медленно. Дыхание сбивается… Я облизываю мгновенно пересохшие губы.
Он опускает взгляд на кольцо, в которое практически силой впихнул мой палец Дава.
Рефлекторно прячу руку за спину.
- Иди. Работай.
Вылетаю из кабинета!
Я дура. Надо было его демонстративно снять! И объясняться бы не пришлось. Но, как это обычно бывает, хорошие идеи приходят только когда уже поздно.
Снимаю колечко, прячу в нагрудный карман.
Захожу в палату к моим пациентам. Взглянув на фамилии, кладу в карманы над кушетками подложки с назначениями для медсестер.
- Ну как Вы, Бойко? - присаживаюсь рядом с нашим супер-аллергиком.
- Ночью приступ был, - виновато улыбается. - Сняли...
- Да, мне сообщили. Вы больше ничего не ешьте перед операцией. Вас сейчас будут готовить на завтра.
- Как же? Совсем ничего?..
- На завтрак Вам дадут кашу. А потом все. Больше ничего.
- Но у меня же сахар низкий!
- Вам поставят капельницу. И не вздумайте тайком что-нибудь!.. - строго хмурюсь на него. - Если вдруг опять будет аллергическая реакция, операцию отложат.
Ухожу в ординаторскую.
От Хасанова несколько сухих распоряжений в мессенджере.
Бегаю, исполняя. Спускаюсь вниз, забираю для нашего вип-пациента какие-то важные документы.
Возвращаюсь, двери лифта открываются, и я сразу же чувствую - что-то не то... Словно в лифт попало распыленное облако адреналина, и я нечаянно вдохнула.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
С колотящимся сердцем, выхожу в коридор.
Беготня...
Медсестры, врачи... Горыныч! Хасанов! У палаты моих пациентов!!
Бросив конверт с документами на пустой ресепшн, бегу туда.
Залетаю в палату.
Бойко распух как шар, и я узнаю его только по тому месту, где он лежит!
Отек!
- Гормоны колите! - рычит Хасанов.
- Да он накачан гормонами под завязку. Ночью ими снимали ему приступ.
- Что в капельнице?! - вытаскивает иглу.
Хлопаю глазами, не понимая, как включиться и чем помочь. Это же мой пациент...
От ужаса сжимаю трясущиеся пальцы.
- Феринжект! - испуганно смотрит ему в глаза медсестра.
- Что?! Какого черта??
- Я поставила то, что в назначении было, - сует ему в руки медсестра подложку.
Он смотрит на первый лист, где фамилия пациента, потом открывает последний с назначениями...
- Идиоты!! - рявкает Хасанов. - Это же Сидорову назначено, а не Бойко! Как это возможно вообще??
Бойко хрипит. Закатывает глаза, обмякает.
- Стоять! Я тебя не отпускал. Интубируем... Эуфиллин ему, быстро.
- Руслан Та-таирович... - мямлю я. - Чем помочь?
- Вон отсюда, - бросает мне. - Отстранена! Ксения, коли.
Обтекая, делаю несколько шагов назад.
Я что - перепутала листы с назначениями между собой?! Я чуть пациента не убила??
Я не могла... не могла... из рук не выпускала... только после того, как скрепила степлером... и потом все проверила. На всякий случай! Всё было правильно, я уверена! И всё же… Вот.
В ушах шумит, ложусь спиной на стену, не моргая смотрю на то, как они его спасают.
Губы трясутся, руки немеют. И ужасно стыдно и страшно.
Только бы спасли...
Через десять минут все обессиленно замирают. Бойко дышит, синюшность уходит.
- Ну и слава Богу... - выдыхает Горыныч. - А то придумал тут - помирать.
- Следить за состоянием, - срывает перчатки Хасанов. - Операцию переносим.
Швыряет разъяренно перчатки на кушетку у палаты.
- Жаль что нельзя вас плетьми херачить... - глядя мне в глаза, сует мне в руки эту подложку. - Только увольнять!
Ирина Васильевна, бросив на меня тревожный взгляд бежит следом за ним. Ловит его у входа в кабинет.
- А с Зотовой-то что?
- А что с Зотовой, - бросает на меня гневный взгляд, - должна решить сама Зотова! Ее врачебную ошибку мы исправили, но остальное не исправим.
Хлопает дверью.
Хочет, чтобы я уволилась сама?
Мне хочется рыдать от бессилия и несправедливости. И я конечно же бы уволилась прямо сейчас, если бы не Никита. Но я не могу…
Глава 20 - Огонь!
Оказывается, мне очень сложно разделить в себе врача и мужчину. Нет, я знал, что такая проблема есть, но меня не парило. А сейчас просто раздвоение личности! И внутренний ринг.
Раунд за раундом проигрывает то один, то другой.
Как мужчине мне хочется ее прикрыть от всего, что сейчас обрушится на нее. Как врачу - казнить. И обрушиться первым!
- Брейк, короче...
Никто не должен проиграть. Ни врач, ни мужчина.
Выхожу из кабинета.
- Где она?
- В подсобке...
Как побитая кошка спряталась. Там, где людей не бывает.
Открываю дверь в подсобное помещение.
Вздрагивает.
Сидит у стены на кушетке. Поджав к себе колени. Обувь валяется на полу. Смотрит слепо в стену напротив.
Меня игнорирует...
Ну, хоть не рыдает, уже хорошо.
Вокруг разложены стопками одеяла и подушки, ещё какая-то больничная утварь.
Запираю дверь изнутри на шпингалет.
Подкатываю к ней кресло каталку. Сажусь.
Дышит часто, нервно... Лицо пятнами. Пальцы трясутся. Переживает.
