Ксюша, дочь Ирины от первого брака, была на два года младше меня. После того как Ирина переехала к моему отцу, ее дочь осталась жить в их московской квартире. Веселая, порой немного легкомысленная, но в целом добрая девушка, Ксюша вызывала у меня теплые чувства. Как-то мы с ней рассуждали о том, что значит быть не единственными детьми в семье. Ксюша призналась, что предпочла бы быть младшей, а я честно ответил, что хотел бы быть старшим. Наконец, мы с ней решили, что это высшие силы исполнили наши желания таким вот оригинальным способом.
Когда папа стал холостяком, я начал бояться, что он найдет себе абсолютно невменяемую стерву, но, увидев спокойную и жизнерадостную Ирину, я очень обрадовался. Всем своим видом, словами и действиями я старался сказать папе: «Бери!» Особенно мне пришелся по душе тот факт, что у нее дочь, а не сын. Положа руку на сердце, скажу, что я не смог бы смириться с тем, что перестал быть единственным сыном. В парне я бы видел соперника, а не брата, но Ксюша даже теоретически не могла стать сыном (ну разве что сменив пол), потому что она девочка. Возможно то, что я сейчас говорю, кажется вам странным и нелогичным, но именно так я себя чувствовал.
С Ириной, Ксюшей и часто заезжавшим к нам в гости братом Ирины Александром Витальевичем у меня, несмотря на отсутствие кровного родства, сложились хорошие отношения. Возможно, именно потому, что мы не являлись родственниками в традиционном понимании, у всех нас стоял внутренний фильтр, благодаря которому мы не могли себе позволить слишком колких шуточек или раздражающе навязчивых советов.
Я не знал, заключил ли мой папа с Ириной официальный брак, а проверить паспорт не представлялось случая. Решив судить по более надежным и заметным признакам, я обратил внимание, что подаренное папой кольцо Ирина носила на безымянном пальце правой руки. «Если папа это позволяет и не просит надевать круглый символ на другую руку или палец, значит, он считает ее своей женой», – заключил я.
В тот день я, как обычно поздоровался с Ириной, поинтересовался ее делами и повторил на бис самые смешные истории, а потом поднялся в спальню наверху. Парадокс, но для папы важно было само мое присутствие. Он постоянно звал меня в гости, но при встрече мы разговаривали не так уж долго. У себя в комнате я завалился на кровать с мобильным телефоном, намереваясь поиграть в недавно скачанную бродилку, из тех, что не отличаются сложностью, но затягивают с головой. Прежде чем предаться этому упоительному занятию, я снова подумал о Ренди. Он давно не появлялся, не звонил, не писал. Я толком ничего о нем не знал, и все же после пары случайных встреч он стал мне ближе, чем некоторые люди, с которыми я общался несколько лет. «В следующий раз обязательно его сфотографирую», – решил я.
Ближе к семи вечера меня позвали ужинать. Папа приготовил стейк с овощами. В какой-то момент в сознании отца произошел переворот, и он полюбил готовить. Папа часто смотрел кулинарные шоу, но предпочитал не четко следовать рецептам, а ставить эксперименты. Причем готовить ему нравилось больше, чем есть. Иногда папе удавались настоящие шедевры, ну а некоторые блюда были ярким примером поговорки «импровизация хороша, когда она хорошо отрепетирована». Из всех продуктов он отдавал предпочтение мясу. Себе папа клал средние или маленькие порции, зато другим, если не проследить, мог положить столько, что одной такой порции хватило бы на семью с четырьмя детьми. Разумеется, он делал это из лучших побуждений, желая продемонстрировать свою любовь и щедрость, но мой желудок не мог вместить в себя столько положительных эмоций.
– Джерри, тебе сколько кусочков положить? – спросил папа.
– Один, – уверенно ответил я.
– Давай два положу? – хитро предложил папа.
– Нет, спасибо. – Я говорил четко, вежливо и твердо.
Это была особая, вырабатываемая годами интонация, учитывающая необходимые пропорции: если голос будет звучать слишком мягко, папа непременно положит второй кусок; если слишком жестко, он обидится.
Как только мясо было разложено, а вино в бокалы налито, мы приступили к ужину. В отличие от меня, папа и его жена превратили прием пищи в своеобразный ритуал. В зависимости от приготовленного блюда подавался подходящий напиток: красное вино, белое вино или текила. Остальные изобретения алкогольной промышленности использовались реже, в основном по праздникам. На этот раз мы откупорили бутылку красного итальянского сухого вина. Благодаря папе я стал настоящим гурманом в области вин и могу отличить благородный напиток от кислятины массового производства.
– За встречу! – Папа поднял бокал.
– За встречу! – поддержал я.
– Приезжай почаще, – внесла лепту Ирина.
Мы сделали пару глотков, а потом принялись за еду.
– Попробуй мясо. – Папе не терпелось услышать комментарии по поводу его нового рецепта.
Я отрезал небольшой кусок стейка. Мясо оказалось очень вкусным. Налив себе стакан минеральной воды в дополнение к вину, я стал с аппетитом кушать.
– Не нравится? – Папа забросил крючок.
– Нравится. – Я был готов к предлагаемой игре.
– Может, еще положить?
– Нет, спасибо, мне как раз достаточно одного куска.
– Значит, не нравится.
– Вот смотри, – спокойно произнес я, стараясь изобразить тон преданного делу учителя. – Еда – это своего рода топливо, необходимое для работы человеческого организма, как бензин для машины. Ты же не будешь заливать в маленькую «мазду» столько же, сколько во внедорожник? Я работаю в офисе, веду сидячий образ жизни, поэтому ем мало.
По лицу я видел, что повара мое объяснение устроило. Ужин продолжился.
– Ира, ты огурцы закрыла? – обратился папа к своей жене.
– Нет, тепло же.
– Вот так всегда. Опять тебе лень. В прошлый раз они померзли.
Началась увлекательная дискуссия на садово-огородную тему. Оба говорили на слегка повышенных тонах, но не кричали, а скорее ворчали.
– Опять я виновата, – констатировала Ирина.
– Конечно, – вмешался я, – и в мировом кризисе тоже ты виновата.
– Естественно. – Папа заулыбался.
Шутка сработала, конфликт был погашен. Я остался доволен своими дипломатическими способностями, хотя их споры никогда не перерастали в ссоры: видимое предъявление претензий на самом деле было особой манерой общения и способом снятия стресса.
Далее я стал рассказывать о выставке современного искусства и пиарщике Винсенте, умолчав при этом о знакомстве с Ренди.
– Главное, тебе интересно? – снова спросил папа.
– Нет, – честно ответил я.
– Кто хочет, ищет возможности; кто не хочет, ищет причины. – Папа назидательно произнес одну из своих любимых цитат, с которыми не поспоришь.
Это крылатое выражение приписывают Сократу, хотя, учитывая, как плачевно греческий мудрец окончил свои дни, сам он своим советам не следовал. Что касается папы, то он не замечал многих моих недостатков. В данном случае он прочитал в моих словах примерно следующее: «Я обожаю журналистику и очень рад, что туда пошел; иногда возникают трудности, но я стремлюсь их преодолевать, используя возможности для своего развития и самореализации».
– Не женился еще? – поинтересовался папа, когда мясо было съедено, и мы с Ириной стали убирать тарелки.
– Не-а, – отозвался я.
Даю пояснение, как прозвучала эта фраза после преобразований в ушах моего папы: «Еще пока не женился, но скоро найду удивительную девушку, буду жить с ней долго и счастливо, нарожаю тебе внуков и внучек».
– Распишем пулю? – весело предложил я.
– Неси карты! – согласились Ирина и папа.
Признаюсь, мы все заядлые картежники. Я умею играть в преферанс, покер, «тысячу», «девятку», несколько разновидностей «дурака», «мао-мао», «слепого», «квартет», «чемодан», «козла» и еще несколько игр. Принеся карты и блокнот со второго этажа, я нарисовал пулю на 20. Подстрекаемые азартом, мы моментально оживились. За столом стали раздаваться классические карточные шутки, вроде «два валета и вот это», «три девятки под окном», «и пика, и черва приходят к нему, и примет он смерть от конь своего». Если кто-то садился в гору, победитель тихонько напевал: «Все выше, и выше, и выше» или задавал шуточный вопрос: «Как там на Эвересте?»
В процессе игры мы с отцом моментально находили общий язык. Играли мы не только в карты, но и в боулинг, бильярд, домино, иногда футбол. Еще папа владел шахматным мастерством на уровне гроссмейстера, а вот я так и не научился.
– Ира, не подглядывай! – предупредил папа.
– Я не смотрю, я случайно, – стала оправдываться его жена.
Периодически она выдавала перлы, достойные лучших юмористов и пародистов. Особенно мне запомнился один случай накануне Нового года. Для праздничного стола Ирина решила сделать традиционный салат «Оливье» с перепелами. После того как птички сварились, она попросила папу отделить мясо от костей и порезать мелкими кусочками. Мой отец добросовестно занимался этой работой, складывая мясо перепелов в одну чашку, а кости в другую. Спустя полчаса зазвонил его мобильный, и папа поднялся на второй этаж, где лежал телефон. В этот момент в кухню вошел я. Последующая фраза Ирины, сказанная непринужденным тоном, заставила меня на мгновение побледнеть. Звучала она так: «Джерри, там папины кости лежат, можешь поглодать».
