кивая. – В волосах заключена сила. Они помогают нам сообщить внешнему миру, какими мы хотим, чтобы нас видели – или не видели. Это язык нашей сущности.
Тати поднялась из-за стола и подошла к нам.
– Послушай, милая… – Она положила руки мне на плечи и повернула меня к стене. Там висело небольшое зеркало, рамка которого была украшена изысканными завитками из обработанных волос. – Если я срежу твои прекрасные волосы, ты принесёшь огромную жертву, но это жертва тебя самой, – сказала она. – Ты отсечёшь часть себя.
У меня меж рёбер словно открылось холодное отверстие, но я проигнорировала это ощущение. Может, это было правдой, но я не желала эту часть себя. Я уставилась прямо в лицо Тати, чувствуя давление пальцев Юпитера на своём голом плече.
– Пожалуйста.
Тати вздохнула.
– Я ничего не сделаю, пока не получу разрешение у твоей матери. Почему бы тебе не спросить у неё? А потом мы поговорим.
Но поговорить с матерью означало, что мне придётся вернуться домой. Я сбежала так быстро, что даже не взяла никакие вещи для школы, но после того, как весь день мне пришлось прятаться, у меня не оставалось выбора. Я позволила Дому отправить меня обратно на холод. Чувствовала, что он не хочет меня отпускать. Я зацепилась ступнёй за лозу плюща, торчащую из-под земли, а железный наконечник у ворот зацепил мой шарф, когда я уходила.
– Я скоро вернусь, – пообещала я.
Словно выражая неудовольствие, меня ударил сильный порыв ветра, больше не похожий на музыку. Небо по дороге домой было серым, сняв все свои бриллианты, и с каждым шагом конец косы глухо шлёпал меня по спине.
Я ненавидела проходить через парадную дверь Юпитера. Даже когда все окна были открыты, воздух в доме казался затхлым. Сырой запах, похожий на грибы и грязь, пронизывал ковры, смешивался с приторным ароматом свечей, которые моя мать зажигала по вечерам.
Идя через прихожую, я оставила куртку застёгнутой до самой шеи. Хотела скрыться в своей комнате, но услышала, как моя мать напевает. Я чувствовала запах жарящегося в масле лука и знала, что она делает мою любимую пасту. Внутри стало больно. На миг я вспомнила, как она напевала, втирая масло в мои волосы.
Ключница у двери пустовала – Юпитера дома не было.
– Мам?
Она высунула голову в проём. Иногда я забывала, какая же она была красивая – высокая, с тёмной кожей. Её волосы вились кольцами, касаясь ключиц. Сейчас на ней было красное платье, и она пахла своими духами с ароматом ландыша.
– О… – Её плечи поникли. – Я думала, это Ю. Он вышел захватить вина. У нас сегодня домашнее свидание.
Я прошла в кухню. Обеденный стол был накрыт на двоих, и в центре горела длинная белая свеча.
– Я принесу еду тебе в комнату, – сказала моя мать, и её голос звучал преувеличенно жизнерадостно, словно она пыталась мне что-то продать. – И два куска торта.
Она честно старалась, но не ради меня.
Я потянулась, чтобы коснуться волос, и обнаружила, что коса расплелась от ветра, а мои волосы теперь окутывали меня, как защищающий плащ. Её слова всё равно пронзали меня прямо сквозь этот плащ.
– Что думаешь? – спросила она, разглаживая платье. – Как я выгляжу?
– Прекрасно.
Она почти улыбнулась, и на этом я должна была закончить. Но меня озарил странный проблеск понимания. Как когда тянешься за ножом, просто чтобы почувствовать его вес.
– Юпитер говорит, я на тебя похожа, – сказала я. – Когда ты была моложе.
Её улыбка стала такой хрупкой, словно вот-вот расколет её лицо. Взгляд метнулся к моим растрёпанным волосам.
– С распущенными волосами ты похожа на шлюху, – сказала она. – Убирайся с глаз моих.
Я запихала школьные вещи в сумку, взяла дополнительный комплект одежды, заперла дверь комнаты и выбралась через окно. Час спустя я уже сидела на краю медной ванны Индиго. На коленях у меня лежали кухонные ножницы. Я протянула ей свои волосы, и мои ладони были обращены вверх, как в молитве. При свете свечей Индиго была похожа на жрицу.
– Забери их у меня.
Я не почувствовала ничего, кроме потери веса, когда каждая прядь падала в её ванну. С каждым щелчком ножниц моя спина распрямлялась. Индиго работала в тихом сосредоточении, прижимая горячие пальцы к моей шее, защищая от лезвий. А когда всё закончилось, она обхватила моё лицо ладонями.
– Ну вот, – сказала она. – Сделано.
Я закрыла глаза.
– Как ты себя чувствуешь? – спросила она.
Каждая пожертвованная прядь обратилась в часть доспеха. Да, он был невидимым, но я чувствовала, как он сверкает, облекая меня. Я согнула пальцы, повернула голову из стороны в сторону, поражаясь её лёгкости.
– В безопасности, – ответила я, открывая глаза. Коснулась отсечённых концов волос. – Я чувствую себя в безопасности.
– Мы преподнесём их феям, – сказала Индиго.
Я не была уверена, что феи смогут получить что-то от моих волос – может быть, сплетут воспоминания из прядей. А может, матрасы на их постелях были набиты девичьими волосами.
В ту ночь мы натянули на себя меховые шубы Тати и кожаные сапоги. Я гладила бока Дома, когда мы спускались по лестнице, и лунный свет изгибался на полу, словно смех, выкованный из серебра.
Снаружи мы бросали горсти волос на газон, и я знала: что бы ни случилось, с Индиго я всегда буду в безопасности.
Глава десятая
Жених
Может, мне стоило сидеть в гостиной и дожидаться Индиго, но я не хотел больше ни минуты оставаться в Доме. Большим пальцем я потёр латунную ручку входной двери. Металл сиял, отполированный десятками рук. Обычно такое повторяющееся упражнение возвращало меня в настоящее. Но я не сумел сбросить образ, захвативший мой разум.
Ложное воспоминание привело в действие другое, и когда я сморгнул, то увидел старый холщовый рюкзак, набитый солёными крекерами, две банки сардин и пару носков. Стояла полночь, и я помогал брату забраться в кедровый шкаф, говоря ему: «Иди. Я пойду за тобой в царство фейри».
Но всё это не было настоящим. У меня никогда не было брата. Просто Дом искушал меня нарушить обещание, не более того – убеждал меня сунуть нос в дела, куда мне соваться не следовало.
Я снова посмотрел на лестницу. Дверь в спальню Ипполиты была закрыта, хотя оставалось второе крыло, которое я не исследовал. Я бросил в его сторону короткий взгляд, когда только вошёл, но даже этого хватило, чтобы вывести меня из равновесия.
В конце того коридора поднималась спиралью кованая железная лестница, ведущая
