— Прошу прощения за несколько минут опоздания, комиссар, я разговаривал со своим издателем…
Одного взгляда полицейскому было достаточно, чтобы заметить, как сильно нервничает его посетитель.
Комиссар предложил ему сесть, и профессор без колебаний устроился в самом удобном кресле, положил ногу на ногу, вытащил из кармана пиджака пачку сигарет и зажег одну.
— Вы позволите?.. Одна из моих дурных привычек…
Трюк старый, как мир, позволяющий скрыть любые чувства, занять руки, сделать паузу, подумал комиссар. У него появилось странное чувство, будто перед ним — карикатура на французского профессора на пороге пенсии. От сутулых плеч, бифокальных очков, слишком тесного костюма, задумчивого взгляда, снисходительной позы и до манеры курить — все было при нем.
— Конечно, как вам будет угодно. А мадам Бертран-Вердон курила? — сделал первый заход комиссар.
— Ну… да, время от времени, — ответил профессор Вердайан, слегка ошарашенный таким началом беседы.
— То есть вы хорошо ее знали, — заключил Жан-Пьер Фушру.
Как он и ожидал, его собеседник живо запротестовал:
— Вовсе нет. У нас были… общие интересы, вот и все. Я специалист по Прусту, как вы знаете, и преподаю в университете. Она… хм… она была председательницей Прустовской ассоциации. Таким образом, наши дороги неизбежно пересекались.
— И когда они пересеклись в последний раз? — спросил комиссар. Его раздражала велеречивость профессора.
— Вчера вечером, за ужином, где собрались все члены совета. То есть Филипп Дефорж, господин де Шарей и я. Был также мой молодой американский коллега, профессор Рейнсфорд. Но вы, должно быть, все это уже знаете, потому что допрашивали его до меня.
Его явное самодовольство начало раздражать комиссара, и он решил, что пора показать когти.
— Совершенно верно. И на данный момент вы только подтвердили его показания. Но в полицейском расследовании очень важны детали, повторения, расхождения. С этой точки зрения наша работа похожа на вашу. Поэтому я попросил бы вас припомнить в мельчайших деталях все, что вы делали, с момента прибытия в «Старую мельницу».
Профессор Вердайан снял ногу с колена, глубоко затянулся, поискал взглядом пепельницу, не нашел и решил покориться:
— Я приехал сюда вчера около шести часов вечера, как вам может подтвердить обслуживающий персонал, комиссар. Моя супруга должна была сопровождать меня, но слегла с гриппом. Поэтому я приехал один, на машине, из Парижа, сразу после своего семинара. Ужин был назначен на восемь часов вечера и проходил в самой теплой обстановке. Я представил тему своего доклада, мы обсудили несколько вопросов, касающихся работы Прустовской ассоциации, поговорили о коллегах, обсудили вышедшие в последнее время книги о Прусте. Это было скорее рабочее совещание, чем что-либо еще…
— И что вы думаете о настроении мадам Бертран-Вердон вчера вечером?
— Ну… она была верна себе, комиссар, верна себе. Энергичная, очень веселая. Она была счастлива получить согласие министра и Макса Браше-Леже участвовать в конференции. Естественно, в тот момент никто не мог знать, что они оба потом откажутся.
— То есть она не показалась вам чем-то особенно озабоченной, она не намекала ни на какое свидание позже вечером?
Профессор Вердайан вдруг испытал настоятельную потребность встать и выбросить выкуренную на три четверти сигарету в камин.
— Нет, — медленно произнес он, возвращаясь к своему креслу. — Больше я ее не видел, — добавил он со вздохом. — Рано утром я уехал в Шартр, хотел проверить кое-что в музее и в тишине, вдали от толпы сосредоточиться на своем докладе, вы его слышали. Что произошло, я узнал только вернувшись сегодня после обеда.
— Все это, конечно, будет легко проверить, как вы и говорили, — нейтральным тоном заметил Жан-Пьер Фушру. И продолжил, подняв глаза от своего блокнота с записями: — Таким образом, вы утверждаете, что видели Аделину Бертран-Вердон в последний раз вчера вечером на ужине Прустовской ассоциации и что вы оставили ее…
— В десять часов вечера в окружении остальных членов совета и Патрика Рейнсфорда.
— То есть вы откланялись первым?
Профессор Вердайан заколебался, попытался скрыть это, закурив еще одну сигарету, но вынужден был подтвердить:
— Да. У меня был длинный день, и я хотел добавить последние штрихи к тексту доклада.
— Вполне естественно, — благодушно согласился комиссар Фушру. — Вот только ваши показания расходятся с показаниями другого свидетеля по одному пункту. Одного из вас подводит память. Я предлагаю вам подумать обо всем, что вы мне только что сказали, перед тем как подписывать завтра официальный протокол. Благодарю за сотрудничество.
— Я собирался вернуться в Париж завтра утром, — воинственно начал профессор Вердайан. — Моя супруга…
— Думаю, для этого не будет никаких препятствий, как только вы покончите с формальностями, — мягко прервал его комиссар. — Вы оставите свои координаты в Париже, чтобы мы могли с вами связаться, если нам понадобится дополнительная информация.
С любезной улыбкой он проводил профессора Вердайана до двери и чуть насмешливо посоветовал ему предаться заслуженному отдыху.
Комиссар воспользовался передышкой, чтобы систематизировать то, что уже успел записать. Сквозь недомолвки и мелкие противоречия постепенно проступал не слишком лестный портрет Аделины Бертран-Вердон. Документы, которые привезет ему инспектор Джемани, позволят создать более объективный портрет жертвы. Жертва. Почему его так задевало это слово по отношению к председательнице Прустовской ассоциации? Видимо, интуитивно он относил ее к числу палачей. Словно фотограф, в темной комнате колдующий над ванночкой с проявителем, он вдруг увидел, как на негативе стали проступать пока еще расплывчатые черты шантажистки. Образ, конечно, был не слишком уместен, но у комиссара не хватило времени развить эту идею: в дверях во всю длину своих ста шестидесяти сантиметров возник слегка запыхавшийся заместитель директора издательства Мартен-Дюбуа — бегающий взгляд, руки в карманах — и бесцветным голосом попросил разрешения войти.
— Я понимаю, каким потрясением была для вас кончина мадам Бертран-Вердон, — сочувственно произнес Жан-Пьер Фушру.
Филипп Дефорж, казалось, еще больше сжался внутри своего светло-серого костюма, засунул руки поглубже в карманы и откашлялся, прежде чем прошептать:
— Аделина… Мы с мадам Бертран-Вердон были друзьями…
Он споткнулся на последнем слове. «Любовниками», — тут же перевел про себя Жан-Пьер Фушру.
— …близкими друзьями, — чуть громче сказал Филипп Дефорж. — Наши… отношения…
Его голос снова дрогнул.
— Я очень хорошо понимаю ваши чувства, — вмешался комиссар. Ему показалось, что он узнаёт настоящее горе, если только это не была блистательная игра талантливого актера. Подобное подозрение вызвали у него вполне невинные слова:
— Как видите, комиссар, я не умею врать. Думаю, у вас есть возможность довольно быстро узнать, каковы были мои отношения с Аделиной. Два года назад нас познакомила моя жена. Вообще-то теперь — моя бывшая жена. Матильда Мерло.
Невеселая улыбка исказила его черты в ответ на удивленный возглас, который Жан-Пьер Фушру не успел удержать.
— Я вижу, вам знакомо это имя…
Да уж, действительно. Вся Франция знала не только имя, но и лицо, и голос грозной начальницы телеканала «Культура». Наверное, не всегда легко чувствовать себя принцем-консортом.
— Матильда брала у Аделины интервью о шедеврах французской литературы и потом пригласила ее к нам на вечеринку. Так я увидел ее впервые. — Филипп Дефорж замолчал, вспоминая их первую встречу. — Она была такая веселая, такая живая… И за словом в карман не лезла. Рядом с ней я чувствовал себя таким молодым… Некоторое время спустя она позвонила мне на работу по поводу одного из своих литературных проектов. Мы много раз обедали вместе. Я приходил к ней на улицу Сент-Ансельм. Так родился «Справочник истинного прустоведа»…
Жан-Пьер Фушру оценил стилистический оборот и терпеливо ожидал продолжения. Филипп Дефорж со вздохом заговорил снова:
— Но думаю, все это не слишком вас интересует. Я только хотел поставить вас в известность о моих… гм… отношениях с Аделиной, пока вы не узнали об этом из других источников.
— Вы развелись не так давно…
— От вас ничего не скроешь, комиссар. Вообще-то окончательное решение было оглашено месяц назад.
— Это давало вам большую свободу действий, — подытожил Жан-Пьер Фушру, все же плохо себе представляя, зачем молодой еще женщине, какой была Аделина, сочетаться законным браком с этим невзрачным шестидесятилетним мужичонкой, годившимся ей в отцы. — Расскажите мне, если это не слишком мучительно для вас, где и когда вы в последний раз видели мадам Бертран-Вердон.
