Иногда последние возвращались на Потомак с добычей. Но ликования по этому поводу бывали недолгими. Допросив пленников, их тут же отпускали на волю. Дичь по своей кондиции явно не устраивала министра, и охота продолжалась.
Кого же искали следопыты на пост главы бюро — марсианина? Нет, индейца. Так в чем же дело? Или охота в резервациях запрещена? Нет, индейцы не бизоны, поэтому охотились на них и в резервациях. Но безуспешно.
— Индеец, да не тот, — упавшим голосом говорили бледнолицые чиновники из министерства внутренних дел, когда им демонстрировался очередной Монтигомо — Ястребиный Коготь.
Им нужен был не просто индеец, а индеец-республиканец, да еще такой, который согласился бы занять пост главного «Том-Тома». А это все равно, что отыскать иголку в стоге сена при полном солнечном затмении. Конечно, можно было, не мудрствуя лукаво, назначить на этот пост белого. Но республиканская администрация не захотела отстать от предыдущей — демократической, при которой вышеназванное бюро возглавлял индеец. Пропагандистская ценность подобной затеи была вполне очевидна и для внутреннего потребления (своему человеку индейцы будут доверять охотнее) и для внешнего (смотрите, мол, как мы печемся о развитии самостийности индейцев). Однако, как назло, все кандидаты или оказывались демократами, или отказывались прислуживать.
Но вот наконец судьба улыбнулась охотникам. Им посчастливилось отыскать индейца-республиканца, согласного занять декоративный пост в Вашингтоне. Нашли его в совершенно неожиданном месте — в Гринич-Виллидже, районе нью-йоркской богемы. В связи с этим в министерство внутренних дел посыпались звонки: откуда взялись индейские племена в Гринич-Виллидже и не является ли, чего доброго, найденный там кандидат битником или хиппи?
Ответ гласил: нет, не является. Зовут последнего из могикан Луис Брюс. Ему 63 года. Живет он на Десятой стрит в Нью-Йорке и имеет солидную молочную ферму в Ричфилд-Спрингс. Кстати, назвал я его последним из могикан не ради красного словца и не под влиянием литературных ассоциаций, связанных с романами Фенимора Купера, которыми мы все зачитывались в детстве. Во-первых, мистер Брюс и впрямь принадлежит к племени могикан, а во-вторых, он действительно один из последних.
— Моя индейская кровь и принадлежность к республиканской партии представляют редчайшее сочетание, — сказал Брюс на пресс-конференции. — Пожалуй, я один из немногих индейцев-республиканцев в Америке. Недаром для того, чтобы найти меня, понадобилось более шести месяцев охоты.
Брюс родился в резервации Онондага. Отец его был вождем племени. Настоящее имя последнего из могикан — «Агвелиус», что по-индейски означает «Быстрый». Надо сказать, что республиканизм Брюса-Агвелиуса носит весьма своеобразный характер. Так, в 1952 году он поддерживал кандидатуру Эйзенхауэра на пост президента, но одновременно объезжал резервации и выступал против политики Эйзенхауэра по индейскому вопросу. «Индейцы не желают быть гражданами второго сорта. Они хотят сами решать свою судьбу», — говорил Брюс.
Несмотря на своеобразие республиканизма Агвелиуса-Быстрого, министр решил не привередничать. Где гарантии, что ему удастся найти другого? И потом, какое значение имеют убеждения последнего из могикан! Ведь его роль в Вашингтоне исключительно декоративная, так сказать, этнографическая. Политикой по-прежнему заправляют бледнолицые братья.
— Дела, творящиеся в резервациях, ужасны и печальны. Мы создали монстра, — говорит Луис Брюс.
Монстр этот, в свою очередь, создает в резервациях голод, безработицу, болезни. На Алькатразе я встретился с Деннисом Хэстингсом, индейцем из племени омаха. Деннис сбежал на остров из резервации, находящейся в штате Небраска, выстроил себе небольшой вигвам с видом на мост «Золотые ворота», как он грустно шутит, и стал членом «Индейцев всех племен».
— Недавно я вновь посетил свою резервацию. Хотел повидаться с матерью. Боже, что там творится! Только за последний месяц умерло тринадцать человек. И знаете от чего? От простуды и других болезней, от которых в наше время люди уже не умирают...
Президент Никсон и в этом отношении сдержал слово, данное Чифу Ньюмену, — «сделать хоть что-нибудь для индейцев». В своем послании конгрессу Никсон предложил ассигновать на нужды здравоохранения в резервациях десять миллионов долларов. Служба Белого дома сообщала, что вожди индейских племен буквально обрывали президентский телефон благодарственными звонками. Когда я рассказал об этом Хэстингсу, он злобно рассмеялся.
— Жаль, что телефон на Алькатразе отключен — наша «горячая линия» с Белым домом не работает, а то бы я выложил им свою благодарность.
Мы сидели перед вигвамом Хэстингса. Стоявший рядом Чарли Дана, опираясь на один костыль, чертил другим по гравию какие-то цифры.
— Говорят, что бюро кормит индейцев. Враки. Это индейцы кормят бюро. Вот смотрите. — Чарли указал резиновым наконечником костыля на вычерченные им цифры. — Пятнадцать тысяч дармоедов из бюро получают ежегодно около четырехсот миллионов долларов в качестве заработной платы. Было бы куда лучше разогнать их и поделить эти миллионы между индейцами. А никсоновских грошей нам не видать как скальпов марсиан. Его послание еще должно быть одобрено сенатом, где заседают джентльмены, мало чем отличающиеся от генерала Кастера. Ведь нельзя же дать каждому из них в жены Ла Донну[8]!
Чарли как в воду смотрел. Помните, «хоть что-нибудь» — 48 тысяч акров земли, возвращенные племени таос-пуэблос? Клинтон Андерсон, сенатор-демократ от штата Нью-Мексико, который в прошлом уже дважды блокировал аналогичные законопроекты, пообещал провалить и этот никсоновский билль.
К вигваму Хэстингса подкатил на велосипеде Пронзенный Стрелой.
— Угощайтесь, — сказал он, ставя перед нами два картонных ящика — один с кока-колой, другой с шоколадными батонами.
Мы взяли по банке коки. К шоколаду никто не притронулся.
— За успех вашего дела, — сказал я, чокаясь своей банкой с банками индейцев.
— Спасибо. За успех, — отозвались Пронзенный Стрелой и Хэстингс.
— Простите за коку, но на Алькатразе употребление алкогольных напитков в общественных местах строжайше запрещено, — произнес Чарли. Он не извинялся. Просто объяснял.
Алкоголизм — бич резерваций. Когда-то «Великий хонки» расплачивался спиртом за индейские земли. Теперь многие индейцы, не имея земли, пьют с горя, чтобы забыться. «Мы пытаемся утопить в вине наше рабство. Мы свободны только тогда, когда пьяны», — говорит Билл Пенсоньо, председатель Национального совета индейской молодежи. Алкоголизм способствует росту самоубийств. В резервациях число самоубийств в три раза выше, чем в среднем по Соединенным Штатам, а в некоторых даже в десять раз. Всю Америку потрясла история 16-летнего мальчика из резервации Форт-Хилл, штат Айдахо, повесившегося в тюрьме. За два дня до этого он рассказывал сенатору Роберту Кеннеди о своем безвыходном житье-бытье в резервации. Сенатор не успел помочь ему. Впрочем, не успел помочь и самому себе.
Зато «Бюро по делам индейцев» не сидело сложа руки. Поскольку многие индейцы ездят пить в города и гибнут в автомобильных, катастрофах, возвращаясь домой в нетрезвом состоянии, необходимо открыть пивные бары и винные лавки в самих резервациях, решили «гуманисты» из бюро. И открыли. Число алкоголиков и самоубийц возросло еще больше. Так, на Среднем Западе, в одной резервации, где проживают около пяти тысяч человек, 44 процента мужчин и 21 процент женщин — алкоголики, подвергавшиеся арестам. А сколько их, не «подвергавшихся»? Алкоголизм и вызванная им волна самоубийств почти полностью положили конец существованию племени кламатов в штате Орегон. Да, «Великий хонки» — «Великий бармен из грязного салуна» денно и нощно помогает индейцам «в достижении лучшей жизни».
Резервация — это концлагерь. Разница состоит лишь в том, что она не обнесена колючей проволокой. Здесь нет ни сторожевых вышек, ни прожекторов, ни овчарок. Никто не держит тебя под замком. Ты волен идти на все четыре стороны, куда заблагорассудится. Более того, индейцу, покидающему резервацию, выдается денежное пособие в размере 600 долларов и бесплатный билет в один конец до места назначения. Затем бюро списывает его в расход и умывает руки.
Многие индейцы бегут из резерваций. Я уже говорил, что вне их пределов в Соединенных Штатах живут двести тысяч краснокожих. Они сосредоточены, как правило, в больших городах: в Лос-Анджелесе 60 тысяч человек, в Сан-Франциско 20 тысяч, в Фениксе 12 тысяч, в Чикаго 15 тысяч, в Миннеаполисе 12 тысяч и так далее. Но бежать из резервации значит быть убитым при попытке к бегству, хотя, конечно, никто тебе в спину не стреляет. Помните бирманских женщин с железными обручами на шее? За серьезную провинность с них снимали обручи. Они становились совершенно беспомощными, ибо не могли даже ходить. Женщины ложились на землю и умирали от голода и жажды. Отпуская индейца из резервации, власти как бы снимают с него невидимые обручи. Он вступает в новый, большой, неведомый и враждебный мир совершенно незащищенным. У него нет ни образования, ни профессии, ни средств к существованию. Большой город сначала давит на его психику, а затем раздавливает морально и физически. Беглец попадает из огня в полымя. Он вливается или в ряды безработных, или в мир преступников, алкоголиков, наркоманов, начинает попрошайничать. Женщины идут на панель. Обычно индейские кварталы в больших городах не столь компактны, как негритянские гетто. Но там, где они создаются, их называют резервациями. Это островки крайней нищеты, равной которой в Америке не сыскать.
