Спустя секунду из небытия полились слова покойника.
Александр Берман в последний раз вошел в свой дом.
«Э-э… Это я… Э-э… У меня мало времени… Но я все равно хочу сказать, что сожалею… Я сожалею обо всем… Я должен был сказать тебе раньше, но не сделал этого… Попытайся простить меня. Это — только моя вина…»
Сообщение оборвалось, и в комнате воцарилась гробовая тишина. Взгляды всех присутствующих устремились на невозмутимую, словно статуя, Веронику Берман.
Горан Гавила был единственным человеком, кто не остался стоять на своем месте. Он подошел к жене Бермана и, обняв ее за плечи, попросил женщину-полицейского отвести ее в другую комнату.
Тогда именно агент Стерн обратился к присутствующим со следующими словами:
— Итак, господа, похоже, что это — признание вины.
8
Она назовет ее Присциллой.
Мила воспользуется методом Горана Гавилы, наделявшего определенными личностными качествами разыскиваемых им преступников. Чтобы из ускользающих теней сделать вполне осязаемых людей, придать им в своих глазах более достоверный вид. Она именно так назвала бы жертву под номером шесть, окрестив ее именем девочки, которой повезло гораздо больше и которая продолжает оставаться такой же, как и остальные ее сверстницы, в полном неведении того, чего ей удалось избежать.
Мила приняла это решение по дороге в свой мотель. Одному из полицейских было поручено сопровождать ее до места. На этот раз, после того как утром она резко оттолкнула от себя Бориса, молодой человек уже не предлагал свои услуги, впрочем, девушка не осуждала его за это.
Ее выбор в пользу имени Присцилла для шестой девочки был связан не только с необходимостью придания ей человеческого облика. Имелась и еще одна причина: Мила больше не хотела называть ее под номером. Теперь она чувствовала, что осталась единственной, кто больше всех переживал об опознании девочки еще и потому, что после звонка Бермана установление ее личности не являлось уже главным приоритетом.
Теперь у них в руках был труп, найденный в машине, и запись на ленте автоответчика, по всем признакам смахивавшая на признание. Беспокоиться больше не о чем. Теперь речь шла только о том, чтобы найти связь между торговым агентом и другими жертвами и сформулировать основной мотив преступления. Но возможно, он уже есть…
Жертвами стали не девочки, а их семьи.
Именно Горан растолковал его, наблюдая за поведением родителей убитых детей за стеклом морга Института судебной медицины. Родителей, которые, так или иначе, имели только по одному ребенку. Мать, которой перевалило далеко за сорок и которая по этой причине с биологической точки зрения больше не надеялась на новую беременность…
«Именно они — его настоящие жертвы. Прежде чем выбрать, он тщательно изучил их». И потом: «Единственный ребенок. Он захотел отнять у них всякую надежду пережить это горе, попытаться забыть тяжесть утраты. Они весь остаток жизни будут вынуждены помнить его преступление. Он умножил горе этих людей, оставив их без будущего. Он лишил их возможности передать следующим потомкам память о себе, пережить собственную смерть… Он этим жил. Это — вознаграждение за его садизм и источник его удовольствия».
У Александра Бермана не было детей. Он пытался завести их, отправив жену на операцию по искусственному оплодотворению. Не помогло. Возможно, именно поэтому он захотел выместить всю свою досаду на этих несчастных семьях. Возможно, именно поэтому мужчина мстил им за уготованную ему судьбой бездетность.
«Нет, это не месть, — подумала Мила. — Здесь кроется что-то другое…» Девушка не могла смириться с этой мыслью. Но она не знала, откуда взялось такое предчувствие.
Машина подъехала к мотелю, и Мила вышла из автомобиля, попрощавшись с сидящим за рулем полицейским. Тот кивнул в ответ, развернулся, отправился прочь, оставив Милу одну посреди широкой площади, посыпанной гравием. За спиной у девушки простирался пригородный лесной массив с выглядывавшими из него несколькими бунгало. Было холодно, и единственным источником света во всей округе оказалась неоновая рекламная вывеска, указывавшая на наличие свободных комнат и платного телеканала. Мила направилась в свой номер. Ни одного светящегося окна.
Она была единственным постояльцем.
Мила прошла мимо будки вахтера, погруженной в голубоватый полумрак от включенного телевизора. Звук был отключен, и ни единой души внутри. «Наверняка он отправился в туалет», — подумала Мила и пошла дальше. По счастью, у нее были ключи от комнаты, в противном случае ей пришлось бы дожидаться возвращения служащего мотеля.
Девушка несла с собой бумажный пакет с газированной водой и парой тостов с сыром — ее ужин на сегодняшний вечер, а также баночку с мазью, которой она позже смажет небольшие ожоги на пальцах. В ледяном воздухе изо рта и ноздрей шел пар. Мила, дрожа от холода, ускорила шаг. Шуршание шагов по гальке было единственным звуком, наполнявшим эту ночь. Ее бунгало было самым последним в ряду.
«Присцилла», — думала Мила дорогой. И тут ей пришли на память слова судмедэксперта Чанга: «Я бы сказал, что он не колеблясь убивал их сразу же: у него не было интереса сохранять им жизнь больше необходимого. Способ умерщвления одинаков для всех жертв. Кроме одной…» Доктор Гавила спросил: «Что это значит?» И Чанг, глядя ему в глаза, ответил, что для шестой все было гораздо хуже…
Именно эта фраза не давала Миле покоя.
И не только потому, что шестой девочке пришлось заплатить цену гораздо более высокую, чем остальным («Он приостановил кровотечение, чтобы заставить ее умирать медленнее… Он хотел насладиться зрелищем…»), нет, было еще что-то. Почему же убийца изменил своему modus operandi? И почему на совещании с участием Чанга Мила вновь почувствовала странную щекотку в основании шеи?
До бунгало оставалось всего несколько метров. Девушка сосредоточилась на этом ощущении, уверенная в том, что наконец ей удастся разгадать причину его возникновения. И едва не угодила в небольшую яму в земле.
Только тогда она его заметила.
Едва уловимый шорох за спиной вмиг развеял размышления Милы. Звук шагов по гальке. Кто-то копировал ее движения. Он в точности следовал в такт шагам девушки, чтобы незаметно приблизиться к ней сзади. Когда она споткнулась, преследователь сбился с ритма, тем самым обнаружив свое присутствие.
Мила не растерялась и не замедлила темпа. Шаги преследователя снова затерялись за шорохом ее собственных шагов. Мила прикинула, что между ними не более десяти метров. Тогда девушка стала соображать, как ей выйти из этой ситуации. Смысла вытаскивать из-за пояса пистолет не было: если тот, кто преследовал ее сзади, вооружен, то у него наверняка хватит времени выстрелить первым. «Охранник, — подумала девушка. Включенный телевизор в пустой комнате. — Он уже разделался с ним, теперь очередь за мной». До порога бунгало оставалось совсем немного. Нужно было решаться. И она решилась. Другого выхода у нее не было.
Мила, нашарив в кармане ключ, стремительно перескочила сразу через три ступеньки крыльца. С замиранием сердца дважды повернула ключ в замке, открыла дверь и прошмыгнула в комнату. Одной рукой достала пистолет, а другой потянулась к выключателю. Стоявшая рядом с кроватью лампа погасла. Мила, прижавшись спиной к стене, напряженно прислушивалась.
«Он не напал на меня», — промелькнуло в голове. В тот момент ей послышались шаги незнакомца на деревянном настиле крыльца.
Борис рассказал ей, что все ключи мотеля стали универсальными с тех пор, как его хозяину надоело менять замки после покидавших гостиницу, не оплатив свое проживание, постояльцев. «А знает ли об этом тот, кто крадется за мной? По-видимому, его ключ такой же, как и мой», — подумала она. А еще решила, что, если чужак попытается войти, она накинется на него сзади.
Мила опустилась на пол и поползла по грязному ковру к окну. Прижавшись к стене, она подняла руку, чтобы его открыть. От холода застопорило оконные петли. Девушке с большим трудом удалось открыть одну из створок. Она поднялась по весь рост и, перепрыгнув через подоконник, вновь погрузилась в кромешную тьму улицы.
Прямо перед ней простирался лес. Верхушки огромных деревьев ритмично покачивались. За мотелем пролегала бетонная дорожка, соединявшая между собой все бунгало. Мила, пригнувшись, кралась по краю тротуара, одновременно прислушиваясь к каждому шороху и движению вокруг себя. Она быстро миновала домик, находившийся по соседству, затем остановилась и припала к межкомнатному простенку.
Теперь ей нужно было высунуться из укрытия, чтобы иметь возможность наблюдать за крыльцом бунгало. Однако это было довольно рискованно. Девушка, забыв про ожоги, обхватила пистолет пальцами обеих рук, чтобы крепче его удерживать. Она быстро сосчитала до трех и, трижды глубоко вдохнув, выскочила из-за угла с оружием на изготовку. Никого. Но преследователь не мог быть плодом ее воображения. Мила не сомневалась, что за ней кто-то шел. Кто-то, кто мог ловко двигаться за спиной мишени, искусно маскируя отголоски своих шагов.
