Ван-Мул замотал головой, продолжая наворачивать лапшу.
– Люди говорят, – со смехом сказал он, – имя учёного помнят пять лет, художника – десять, а воина – двадцать. А знаете, госпожа, сколько лет помнят имя погонщика мулов? Нисколько, вот сколько! А мне что с того? Главное, было бы брюхо набито, так-то вот!
Шулень коротко улыбнулась и принялась смотреть на горы, думая о мужчине, которого её отец избрал ей в мужья.
…Молчаливый Волк совершенно соответствовал своему имени: худое лицо с узкими щелочками глаз, длинные волосы, собранные в хвост на затылке. Взгляд у него был задумчив и серьёзен, а редкий смех подобен лучу солнца, пробившемуся сквозь зимние тучи. Воином он был прекрасным, просто Шулень не хотела выходить замуж. Замужество бы потребовало оставить Железный Путь. С тех пор как она на него ступила, Шулень во всем походила на мужчину, кроме разве что имени. Она была мужчиной больше, чем сами мужчины.
Шулень яростно противилась замужеству до тех пор, пока не увидела, как жених сражается. Она пошла к отцу и низко поклонилась ему:
– Спасибо, отец! Я понимаю теперь вашу заботу о моём счастье. Я отказывалась выходить замуж за Молчаливого Волка, но сегодня я узнала, что вы выбрали настоящего, благородного мужчину, а это куда больше того, на что многие могут рассчитывать в этом мире.
– Ничего на свете я не желаю так сильно, как твоего счастья, дочка, – улыбнулся отец. – Надеюсь, что ты будешь жить долго и счастливо и духи предков наградят тебя многочисленным потомством.
– Благодарю вас, отец, – улыбнулась Шулень.
Однако, когда пришло время назначить день свадьбы, Молчаливый Волк пал жертвой чиновничьих интриг и вынужден был бежать, а вскоре после этого она встретила Ли Мубая. Юные сердца исцеляются быстро, говорят старухи. В присутствии юноши Шулень не могла вымолвить даже слова, настолько сильно было вспыхнувшее чувство. Она испугалась своей любви и попыталась уйти. Однако не смогла отказать себе в радости ещё раз взглянуть на него. И тогда вдруг заметила, что он тоже не сводит с неё глаз. Их взгляды встретились. Она тут же отвернулась, её щёки вспыхнули, но было уже поздно.
Судьба сыграла с ней злую шутку. Отец никогда не позволил бы ей выйти замуж за другого мужчину. Ли Мубай же не только приласкать возлюбленную, но даже открыто посмотреть на Шулень не решался. Где находился Молчаливый Волк, не знал никто. Однажды, во время очередной их встречи, они сидели, целомудренно потупившись, словно монахи, и Мубай сказал:
– Я не в силах быть рядом, но не касаться тебя.
Шулень кивнула. Она это понимала. Тайная любовь не приносит радости, когда на её пути встают препятствия.
– Ты уходишь?
Он кивнул и направился к выходу. Она молча смотрела ему вслед. Была осень, время, когда цикады заканчивают петь свои летние песни и мёртвыми падают с деревьев, точно сухие листья. Девушка сидела, слушая последнюю в том году песнь цикады. В тот момент она поняла, что навек осталась одна-одинёшенька на всём белом свете.
Мубай бежал куда глаза глядят в поисках утешения. В своих странствиях он повстречал другого воина – сурового, не по возрасту, молчуна. Молодые люди подружились, а потом побратались. Они открыли друг другу свои сердца, и Мубай понял, что его побратим и есть тот самый Молчаливый Волк.
– Злосчастная моя судьба! – вскричал Ли Мубай. – Сначала я влюбился в твою наречённую, а потом – побратался с тобой самим. Теперь я должен покинуть вас обоих. Уеду на границу империи и там найду свою смерть в какой-нибудь великой битве.
Молчаливый Волк не произнёс ни слова укора побратиму. Видя, что встал между Мубаем и его возлюбленной, он опустил веки и сказал:
– Раз она тебя любит, уйду я.
– Нет, – сказал Мубай. – Тебя избрал её отец.
– Отец выбрал меня, а девушка – тебя. На месте Шулень я бы сделал то же самое. Когда я умру, женись на ней.
– Не говори так! Ты мне дорог так же, как Шулень. Я не могу потерять брата, как прежде потерял возлюбленную. Она не моя, а твоя суженая. Это ты должен на ней жениться. У Шулень золотое сердце, она будет тебе прекрасной женой.
Молчаливый Волк медленно кивнул и разлил вино по чашам:
– За счастье Шулень!
Они осушили чаши и разошлись: каждый пошёл своим путём…
Всё это Шулень узнала от Мубая гораздо позже.
– А вскоре после того Молчаливый Волк пал от руки одного сумасшедшего мастера по прозвищу Адский Дай, – рассказывал он. – Тот нагонял ужас на всю округу, даже городские власти его боялись и не перечили ему. Он нагло попирал императорские законы, сам став, по сути, местным царьком. Молчаливый Волк вызвался прекратить эти безобразия: там, где спасовало правосудие, должен был помочь меч. Взяв клинок, он встретился с Адским Даем на Орлиной скале. Дай обманул его, тайно взяв себе в подмогу других воинов…
Это случилось именно здесь. Здесь, на Орлиной скале, Адский Дай убил Молчаливого Волка. Глядя, как Ван-Мул набивает пузо, Шулень вспоминала тот день, когда Ли Мубай привёз ей сломанный меч её суженого…
– Я не мог его спасти, – сказал он, рухнув перед ней на колени, и тогда её душа разорвалась пополам.
Но несмотря на ужасную весть, в ней вспыхнула новая надежда. Однако Ли Мубай покачал головой:
– Я поклялся, что не женюсь на тебе, и сдержу своё слово.
– Решение о помолвке принимал не ты, – возразила Шулень. – И я не товар, который покупают и продают на рынке за низку монет.
Однако он оттолкнул её руку, хотя после долгих лет своих странствий едва удерживался, чтобы не заключить девушку в объятья. Он всей душой наслаждался её присутствием, как старик, греющий на весеннем солнце дряхлые кости.
Прошли годы. Шулень приглядывала за отцовскими делами, пока тот охранял путников, путешествовавших по диким местам. Семейное дело процветало, Шулень стала пользоваться уважением людей за свою честность и стойкость перед лицом жадных чиновников. Однажды к ней пришёл Ли Мубай и с порога объявил:
– Шулень, я должен кое-что сказать тебе.
– Ну, говори. – Она пристально посмотрела на него.
Он замялся, его щёки покрылись румянцем, как в первый день их знакомства, и она с тоской поняла, о чём пойдёт разговор.
– Одинокий, я брожу по свету. Сражаюсь с негодяями и медитирую в горах… Но мне кажется, кто-то плачет обо мне, зовёт меня вернуться в мир… – Он взглянул на неё, ища поддержки, но Шулень, горюя о долгих годах, проведённых в одиночестве, не собиралась ему помогать. Она сурово смотрела на Мубая, не желая открываться ему.
– Чувствуешь ли ты то же самое, что и я? – спросил он.
Она покачала головой. Теперь её пугала мысль о том, чтобы принять его любовь.
– Что мы можем дать друг другу, Мубай? Мы оба – воины, завтра мы можем погибнуть.
– Тем более нужно принять нашу судьбу, – возразил Мубай.
– Хотела бы я, чтобы это было возможным, – произнесла Шулень, накрывая его руку своей. – Но умоляю тебя, не проси меня больше об этом.
Мубай кивнул и подчинился. Он не повторял своих слов, даже когда она сама отчаянно желала, чтобы он нарушил своё обещание. А к тому времени, когда Мубай погиб, было слишком поздно что-то менять…
Все эти воспоминания окружили Шулень, когда она сидела с болтливым возчиком у подножья Орлиной скалы, а ветер уносил к звёздам искры костра. Она припомнила, как держала в руках обломки меча Молчаливого Волка…
…Шулень отнесла сломанный меч отцу.
– Он мёртв, – сказала она.
Отец относился к Молчаливому Волку как к сыну. Он взял в руки обломки и крепко их сжал. Через долгое время он произнёс:
– Его отец не переживёт это. – Голос был хриплым от горя. – Кто это сделал?
– Адский Дай.
Отец покачал головой. Прежде он никогда не слышал этого имени.
– Он был монахом в Шаолине, – объяснила Шулень. – Но его изгнали оттуда за колдовство.
Отец кивнул. Он был слишком стар, чтобы бояться. Забрал обломки и ушёл…
«Нас ведут наши потери», – мелькнула мысль. Шулень вздрогнула и посмотрела вокруг. Ей вдруг почудилось, что с вершины Орлиной скалы на неё смотрит призрак Молчаливого Волка. Она протянула руки к огню. Ван-Мул сидел как ни в чём не бывало. Он облизал пиалу и сыто рыгнул.
– Ночь будет холодной. Вот тут-то и пригодятся мои мешки: на них вам будет тепло спать. Пойду-ка принесу парочку.
* * *
Они встали на рассвете. Пони споро рысил по петляющей вниз дороге, которая вела к Пекину. Шулень пристально смотрела перед собой, туда, где возвышались городские стены. Мало-помалу она начала различать за ними башни и крыши дворцов.
Но едва они спустились на равнину, город скрылся за деревьями. Потянулись изукрашенные арки, отмечающие расстояние, оставшееся до Пекина. И чем ближе к столице, тем затейливее становились узоры, изображавшие то знаменитых учёных, то благодетельных вдов, то любящих сыновей.
Наконец, они приблизились к развилке: одна дорога вела прямиком в столицу, другая – в обход, через берёзовую рощу к подножью холмов.
