— А кражи? — спросил другой мужчина. — Все эти кражи со взломом в церквях и на дачах?
— Раскрытие краж — один из наших главных приоритетов. Мы делаем все, чтобы поймать преступников.
Тильда стояла позади шефа, как манекен на витрине. От волнения у нее онемела спина, но она старалась держать осанку. Тильда была единственной женщиной среди присутствующих, и больше всего ей хотелось оказаться подальше от полицейского участка. Подальше от этого холодного ветра. Подальше от неудобной униформы, сдавливавшей шею и грудь. Подальше от своего нового коллеги Ханса Майнера.
Йоаким Вестин написал письмо в газету «Эланд-постен», в котором рассказал об ошибке, которую Тильда допустила. Он не назвал ее по имени, но после той заметки Тильда явственно ощущала на себе неодобрительные взгляды прохожих. Они смотрели на нее осуждающе. А вчера Хольмблад позвонил ей и сказал, что она должна сопровождать его в Олудден, чтобы извиниться.
— И наконец, у меня есть кое-что для наших полицейских Ханса Майнера и Тильды Давидсон. Ключи от участка и вот это… — Хольмблад поднял плоский прямоугольный коричневый сверток с пола, развернул его и продемонстрировал картину, на которой был изображен парусник в шторм. — Это подарок от Боргхольма. Картина символизирует, что все мы сидим в одной лодке.
Комиссар торжественно вручил картину и ключи Майнеру и Тильде. Майнер отпер дверь и жестом пригласил всех войти внутрь. Тильда отступила в сторону, пропуская мужчин вперед.
В участке было чисто. Натертый пол сиял. На стенах появились карты Эланда и Балтийского моря. Один из заказанных Хольмбладом бутербродных тортов стоял на столике для кофе.
На столе Тильды уже горой лежали бумаги. Она взяла одну из папок и подошла к своему коллеге. Майнер с аппетитом ел торт. С набитым ртом он умудрялся рассказывать о чем-то другим полицейским из Боргхольма. Видимо, что-то смешное, потому что они смеялись.
— Ханс, у тебя есть минутка?
— Конечно, Тильда. — Майнер улыбнулся коллегам и повернулся к ней. — В чем дело?
— Я хотела поговорить о твоем сообщении.
— Каком сообщении?
— О смертельном случае на хуторе Олудден. Помнишь?
Она протянула его листок, полученный в тот день от Майнера, — ее единственное алиби.
Три имени были написаны на листке. Ливия Вестин, Катрин Вестин и Габриэль Вестин.
Рядом с именем Ливии стоял крестик.
— Да, — кивнул Майнер. — Эту информацию мне дали в Боргхольме.
— Именно. И я просила тебя отметить имя погибшей. Помнишь?
Майнер больше не улыбался.
— И?
— Ты поставил крестик напротив имени Ливия.
— И?
— Это была ошибка. Утонула ее мать, Катрин Вестин.
Майнер равнодушно сунул в рот несколько креветок.
— Хорошо, — сказал он, не переставая жевать. — Я ошибся. Даже полицейские иногда ошибаются.
— Да, но это был твоя ошибка, не моя, — сказала Тильда.
Майнер посмотрел на нее в упор.
— Так ты мне не доверяешь?
— Доверяю, но…
— Ну вот и хорошо.
— Вы знакомитесь? — вмешался комиссар Хольмблад.
— Пытаемся, — кивнула Тильда.
— Хорошо… Не забудь, что у нас еще сегодня дела, Тильда, — с улыбкой добавил Хольмблад и направился к репортерам.
Майнер похлопал Тильду по плечу.
— Коллеги должны доверять друг другу, Давидсон, — сказал он. — Ты согласна?
Тильда кивнула.
— Хорошо, — сказал Майнер. — Ошибка или нет — полицейский всегда должен быть уверен в том, что в случае чего получит подкрепление.
Тильде хотелось оказаться далеко отсюда.
Получасом позже, когда три торта были съедены, а четвертый убран в холодильник, Хольмблад подошел к Тильде:
— Пора ехать. Возьмем мою машину.
Они остались вдвоем в участке. Ханс Майнер уехал одним из первых.
К тому времени Тильда решила даже не пытаться узнать его лучше.
Она сняла с себя полицейскую фуражку, заперла участок и пошла за Хольмбладом к машине.
— Мы не обязаны наносить этот визит, — пояснил Хольмблад. — Но Вестин пару раз звонил в Кальмар и спрашивал меня или кого-то из руководства. Поэтому я думаю, что нам лучше лично с ним поговорить.
Комиссар завел машину и, вырулив на дорогу, продолжил:
— Главное — избежать внутреннего расследования. Наш визит может помочь прояснить недоразумение.
— Я звонила Вестину через пару дней после трагедии, но он отказался со мной разговаривать.
— Я попробую с ним поговорить. Может, он поймет. Извинения тут не помогут.
— Мне не за что извиняться, — заметила Тильда. — Это не я ошиблась в имени. Коллега дал мне листок с неверной отметкой.
— Да? Но о смерти родственников людям нельзя сообщать по телефону. Нам всем придется нести ответственность, если выяснится, что это правило было нарушено.
— Понятно.
Они выехали из Марнэса и поехали на юг по направлению к Олуддену. Дорога была абсолютно пустой.
— Я много думал о том, чтобы приобрести дом на острове, — сказал Хольмблад, обводя взглядом пляж. — Здесь, на восточном побережье.
— Вот как?
— Здесь очень красиво.
— Да, — согласилась Тильда. — Семья моего отца родом отсюда.
— Поэтому ты сюда вернулась?
— Это было одной из причин. Работа меня тоже устраивала.
— Работа? Работа только начинается.
Через пару минут они увидели указатель на Олудден и свернули.
С дороги хорошо были видны маяки. И даже днем было видно красное мигание на фоне серых облаков.
Хольмблад подъехал к дому и заглушил мотор.
— Помни, что тебе не нужно ничего говорить.
Тильда кивнула. Как всегда, самые молодые должны молчать. Точно так же было у нее дома за обеденным столом, когда говорить должны были только старшие, а младшие — слушать.
«В свете дня хутор гораздо уютнее, — подумала Тильда, — но все равно он слишком большой, чтобы чувствовать себя здесь комфортно».
Хольмблад постучал в стеклянное окно, и через пару минут дверь открылась.
— Добрый день, — сказал комиссар. — Вот и мы.
Лицо Йоакима было бледным и осунувшимся.
В свои тридцать четыре года он выглядел на все пятьдесят. Усталый взгляд, темные круги под глазами. Он кивнул Хольмбладу и, даже не взглянув на Тильду, сказал:
— Входи.
Вестин исчез в темноте, и они пошли за ним. В доме было чисто и убрано, но все равно у Тильды возникало ощущение полной заброшенности.
— Кофе? — предложил Вестин.
— Спасибо, не откажемся, — сказала Тильда.
— Вы одни дома? Только вы и дети? — спросил Хольмблад. — Никаких родственников?
— Моя мать нас навещала. Но она вернулась в Стокгольм.
Возникла пауза. Хольмблад поправил форму.
— Мы хотим сказать, что сожалеем… Такие вещи не должны происходить. Мы нарушили правила сообщения о смерти…
— Я согласен, — кивнул Вестин.
— Как я сказал, мы сожалеем…
— Я думал, что это моя дочь, — прервав комиссара, сказал Вестин.
— Простите?
— Я считал, что утонула моя дочь. Я так думал несколько часов поездки от Стокгольма до Эланда. И единственным утешением для меня была вера, что моя жена ждет меня, ведь я был уверен, что ей еще хуже, чем мне. Тогда я хотя бы мог утешать ее всю оставшуюся жизнь. — Йоаким Вестин сделал паузу и шепотом добавил: — По крайней мере, мы были бы друг у друга.
Он замолчал, устремив взор в окно.
— Как я сказал, мы сожалеем, — произнес Хольмблад. — Но что сделано, то сделано. Теперь мы можем только не допустить повторения этой ужасной ошибки.
Вестин не слушал. Он разглядывал свои руки. Но когда Хольмблад закончил, спросил:
— Как идет расследование?
— Расследование? — повторил комиссар.
— Полицейское расследование гибели моей жены?
— Полицейские расследования ведутся, только если есть признаки насильственной смерти. В данном случае таковых не обнаружилось.
Вестин поднял глаза:
— Так то, что случилось, — обычное дело?
— Конечно нет, но…
Вестин набрал воздуха и сказал:
— Моя жена попрощалась со мной утром. Потом она помыла окна, пообедала и пошла на пляж. Вышла на дамбу и бросилась в ледяную воду. Разве это нормально?
— Никто не говорит, что это было самоубийство, — сказал Хольмблад. — Но ничто не говорит об убийстве. Ваша жена могла выпить пару бокалов вина за обедом и поскользнуться на мокрых камнях.
— Вы здесь видите бутылки? — резко сказал Вестин.
Тильда огляделась по сторонам. Действительно, спиртного в кухне не было.
— Катрин была трезвенницей, — продолжил Йоаким. — Она не употребляла алкоголь. Вы могли в этом убедиться, сделав анализ крови.
— Да, но…
— И я тоже не пью. У нас вообще нет в доме спиртного.
— Почему, если позволите спросить? Вы верующие?
