Первым делом направились к дому войскового атамана. Лукьян Максимов был растерян, подавлен и нас не ждал. В большой спешке он собирал свои пожитки и добро. Видимо, пытался отправить их в Азов вместе с семьей, под защиту тамошнего губернатора Толстого. Но было поздно. Мы уже были здесь, и когда въехали в его двор, то я увидел крепкого рыжего человека в зеленом кафтане, который тянул к телеге богатый персидский ковер.
Он поднял взгляд, заметил наше присутствие, и ковер из его рук упал на землю. Максимов понял, что обречен и, снизу вверх, посмотрев на отца, попросил:
— Семью пощади, Кондрат, Господом Богом Иисусом Христом тебя заклинаю, не бери греха на душу.
— Собирайся на круг, Лукьян. Будешь перед казаками ответ держать, — сказал Булавин, повернул коня и, уже покидая двор, добавил: — Семью не тронем, мы не царевы псы.
Соборная площадь была рядом. Весь городок находился под контролем наших воинов и Черкасск загудел. Прошло полчаса. На площади места свободного не было, хотя собрались сюда далеко не рядовые казаки, а самая что ни есть верхушка донского общества. Кругом, куда ни посмотри: шелк, бархат, парча, нарядные сукна и сафьян, сабли чеканены серебром и золотом, а на шапках галуны.
Войсковой атаман Максимов вышел на середину площади и поприветствовал собравшихся. Но ответом ему было только тревожное и недоброжелательное молчание. Именно в этот момент Лукьян окончательно убедился в том, что участь его предрешена и единственное на что стоит надеяться, это на крепость данного Кондратом слова относительно его семьи. Максимов бросил на землю шапку и бережно положил поверх нее серебряный пернач с цветными камнями — клейнод, пожалованный царем Петром. Еще раз, посмотрев на казаков, собравшихся вокруг, он опустил голову и отошел к войсковой избе, где был принят под руки двумя казаками-крепышами из отряда полковника Лоскута.
После этого на круг вышел отец, посмотрел на пернач, брезгливо откинул его ногой в сторону и сказал:
— Не надо нам такого клейнода, пожалованного за предательство стрельцов убиенных. Правильно я говорю, браты?
— Правильно! — поддержали его казаки.
— Против царя идем, так негоже с его подарками атаманство на Дону принимать!
Перекрывая человеческий гомон, раздался голос атамана Максима Маноцкого:
— У нас свои символы власти имеются.
— Тогда покажи их, — подбодрили его.
Под одобрительные крики всего круга, Маноцкий вышел в середину и вручил Булавину подарок от всей Запорожской Сечи — богато украшенную булаву вроде гетманской. Костя Гордеенко и богатые сечевики скинулись всем обществом и заранее сделали заказ батуринским златокузнецам, а поскольку подарок требовалось сделать быстро, то за образец был взят символ власти украинского гетмана.
Отец булаву принял, поднял ее над головой и, после одобрительных выкриков, начал свою речь:
— Казаки! Все вы знаете, ради чего мы поднялись на борьбу!?
— Да-а-а! — разнеслось над соборной площадью.
— И если вы здесь, то вы готовы биться за свободу!?
— Готовы!
— Тогда от себя лично и от всех присутствующих я объявляю, что отныне мы не подчиняемся приказам царя Петра Романова! — рев тысяч голосов, одобряющих слова Булавина, был ему ответом, и когда голоса стихли, он продолжил: — Сегодня у нас праздник, и все должны хорошо отдохнуть, так как уже завтра начнутся боевые действия против царских войск. Но перед тем, как круг разойдется, казаки должны решить судьбу прежнего войскового атамана Лукьяна Максимова и донских старшин, бывших с карателем Долгоруким заодно. Что решит круг!?
— Смерть псам!
— Срубить им бошки!
— На кол!
— Повесить всех!
Предложений о расправе было много, около сотни самых разных вариантов, и казаки так раздухарились, что даже начали спор по этому поводу. Но на круг вышел один из верховских есаулов Филат Никифоров. Его заметили, шум стих и верховой есаул, как я думаю, наученный отцом, сказал:
— Браты! Казнить изменников мы всегда успеем. Однако же перед этим надо спросить у них кое-что.
— А чего у них спрашивать? — одиночный вопрос из разгоряченной и требующей возмездия человеческой массы.
— Например, куда делись 20000 рублей вознаграждения за усмирение Астраханского бунта, которые царь Максимову сотоварищи прислал. И где войсковая казна с жалованьем за этот год, которое не всем было выдано. И где те деньги, что Долгорукий от царя привез старшинам как взятку. То, что мы затеяли, потребует много рубликов, а значит, они нам нужней, чем предателям.
— Все верно Филат сказал!
— Правильно!
— Спросить у изменников, где деньги!
Верховой есаул вышел с круга и снова вступил отец, сегодня достигший своей мечты и ставший войсковым атаманом всего Тихого Дона.
— Решено браты! Казнь предателей откладывается! Сначала спросим с них за дела темные, а сейчас, всем гулять!
Круг был окончен. Казаки расходились праздновать, а отец и зачинатели нового дела отправились в войсковую избу. Как это для меня стало привычным в последнее время, я последовал за ними, так как с должности личного атаманского писаря меня пока не снимали. Ночь всем нам предстояла бессонная. Рядовым казакам просто, дали приказ, вскочил на коня и вперед, а атаманам надо было крепко подумать, как слова преобразовать в дела, при этом, сохранив людей и получить необходимый результат. Это московский государь, может себе позволить русских солдат заграничным правителям раздаривать, да на полях сражений губить десятками тысяч — бабы еще нарожают. А казаки напрасных жертв не примут, чуть, что не так — скинут с войсковых атаманов, невзирая на былые заслуги.
В просторной войсковой избе, месте, где принимались все основные решения на Дону, и где была сосредоточена власть в Войске, собралось два десятка атаманов и старшин, поддержавших Булавина. Все расселись вокруг большого и совершенно пустого стола, сделанного воронежскими мебельщиками по заказу Максимова. Я вместе с полковником Лоскутом, войсковым писарем, расположился чуть в стороне, за удобной конторкой, специально расположенной здесь для такого должностного лица.
Мне думалось, что сход атаманов откроет отец, но начал Лоскут, который привстал, заглянул в бумагу перед собой и объявил:
— Первый вопрос, который необходимо решить — это назначение походных атаманов и направление наших ударов по царским войскам. Слово войсковому атаману.
— Сейчас, — начал Булавин, который уже все решил и распланировал со своими ближними товарищами, — мы имеем сорок тысяч конного казачьего войска и десять пешего, преимущественно из беглых крестьян. Я предлагаю поделить все имеющиеся силы на пять частей и назвать их армиями. Первая армия — пять тысяч верховских казаков под командованием Григория Банникова. Их задача — при помощи заволжских калмыцких ханов, пришедших к нам на помощь, разбить не ждущих удара воинов хана Аюки. Затем, по возвращении из Сальских степей, эти войска займутся охраной Черкасска, а также борьбой с изменниками и предателями. Кроме того, на основе этих полков будет проходить подготовку молодежь.
«Видать, — подумал я, — подействовали на батю мои рассказы, про гибель великих людей прошлого, которых ближние соратники предали и убили. Особенно он историей про Юлия Цезаря впечатлился. Это правильно, пусть остерегается, а то в истории Богданова, когда против него донские старшины с приближенными вышли, с ним только пять человек и оказалось. Теперь, глядишь, такого не случится».
Продолжаю наблюдать за историческим событием.
— Любо! — поддержали Кондрата атамана.
— Вторая армия — пять тысяч реестровых казаков, три тысячи «молодыков», пятьсот сердюков и двадцать три пушки. Командир — полковник Скоропадский. Задача — осада Азова и Таганрога. Штурмовать не надо, сил не хватит, а наших сторонников ни в одной крепости нет, у тамошних казаков за стенами семьи, так что рисковать они не будут.
— А почему бы не на Русь наши отряды направить? — спросил Скоропадский.
— Пока, мы не можем показывать что реестр, а значит и гетман Мазепа, с нами. Будете держать осаду и остерегайтесь флота, полковник. Если корабли вдоль берега пройдут и обстрел учинят, то все ваши лагеря порушат.
— Сделаем, — кивнул полковник.
— Третья армия — пятнадцать тысяч донских казаков. Походный атаман — Василий Поздеев. Их цель — Воронеж. Стремительным ударом он должен быть взят быстро и без разрушений. Главное, сохранить в целости верфи и все оружейное производство. Наши люди в городе имеются, помогут, а сил у царя там немного, полк Рыкмана сформированный для охраны Воронежского Адмиралтейства, один новый солдатский полк и пара сотен драгун.
Поздеев явно удивился своему назначению и спросил:
— Доверяешь, атаман?
— Доверяю, — только и ответил тот.
