– Мир, действительно, прекрасен, – задумчиво проговорила Анна. – Особенно океан. Колыбель жизни, симфония свободы. Когда стоишь перед ним и смотришь только вперед, вдаль, то настает момент – и забываешь, что под тобой твердь, а за спиной – миллионы цивилизованных граждан с их городами, небоскребами, автомобилями, самолетами и глупой никчемной бравадой, за которой скрывается страх перед неизбежным концом. И сознаешь, что ты – всего лишь песчинка, крохотный осколок вечности, и твой век ужасно мал, и нужно торопиться жить, радоваться, любить, потому что завтра здесь, на том же месте, будет стоять совсем другой человек, а тебя уже, быть может, поглотит пучина времени…
– Ты видела океан? – спросил Марк, широко распахнув глаза.
Анна осеклась, точно спохватившись, сомкнула губы:
– Нет. Просто фантазия…
– У тебя все впереди, – сказал Марк, вздохнув, – ты скоро улетишь, девочка-цветок, и тебя растворит эта безумная жизнь. Но сейчас ты здесь, и это здорово…
В соседней комнате, завершая симфонию рассвета, пронзительно заверещал будильник.
Глава 3
Приглашение на свадьбу единственной дочери одного из российских газовых магнатов Бориса Гейдмана с каким-то австралийским бизнесменом Александра Дмитриевна получила давно. И даже приготовила подарок: эксклюзивное, выполненное лично по ее заказу Домом Микимото колье из черных бриллиантов, по стоимости потянувшее на месячную сумму прибыли, получаемой «мистером Газ» от любимой трубы. Положение обязывает. Пусть знают: Литы не какие-нибудь жлобы. Но самое смешное, что за всеми неприятностями Александра напрочь забыла о предстоящем торжестве. Хорошо, Гейдманша-мать позвонила сама накануне, сладеньким голоском осведомилась, прибудет ли королевско-металлургическая чета. И Марианна? Как, приболела? Ах, какая жалость… Выслушав заверения в совершеннейшем почтении, охи, вздохи, пожелания скорейшего выздоровления принцессе и расплывшись в ответных любезностях, Александра повесила трубку. Принялась массировать виски: мигрень напоминала о себе. Проклятие. Александра закурила, позвонила девочке-горничной, потребовала кофе.
Надо, наконец, забрать новое платье. Забронировать VIP до Иерусалима – торжество намечалось на исторической родине, заказать автомобиль от аэропорта, люкс в «Хилтоне». Сколько дел… И помощи ждать не от кого. Вырастила дочку. Бестолковая, упрямая, неблагодарная девчонка…
Александра уже предприняла безуспешную попытку отловить блудную дочь. Вежливо, но непреклонно та заявила, что на свадьбу не поедет, мол, слишком жарко сейчас в Израиле… Разозлившись, Александра сорвалась, назвала Марианну чертовой дурой. В восемнадцать пора соображать, что людям их круга необходимо соблюдать определенные правила игры, нравится или нет. Положение обязывает. Именно на подобных светских раутах завязываются нужные знакомства и деловые связи, открываются новые перспективы. В том числе, и для заключения удачного брака. Ну, разладилось у них с Дёминым, сыном стального магната, – не конец света. Хотя дочь, как всегда, сглупила: мимолетная мужская интрижка не повод к разрыву… Марианна психанула и, заявив, что не желает это обсуждать, отключилась.
Идиотка! И в кого только она пошла?! У всех дети как дети. Вон, Верка Гейдман – кикимора, а свое дело знает. Жених, говорят, пол-Австралии держит… А Марианна… Чего она хочет? Необыкновенной любви? Видно, много сказок в детстве перечитала… Сестра была тысячу раз права: вред один от этих чертовых книжек…
Горничная принесла кофе. Александра выругала ее, сказав, что просила капуччино. Отправила обратно на кухню.
«…Я хочу понять, чего стою сама по себе, без папиных миллионов…» – Это что, объяснение? Это – блажь. Пусть только попробует притащить какого-нибудь сопливого голодранца…». Резкий мигреневый удар в правый висок. Страдальчески сморщившись, Александра добрела до кровати, упала в подушки. Позвонить дочери еще раз? Или Роману, напомнить? Нет, он не забудет. Эта дурацкая свадьба – тоже своего рода бизнес, а значит, супруги Лит вновь, встретившись после многомесячной разлуки, сыграют в счастливую семью. Но без Марианны…
Да еще эта сволочь на свободе! Пока… Проклятие».
Нежная, матовой белизны рука в ярости скомкала серый шелк.
На столике красного дерева стыл капуччино. Александра позвонила горничной и приказала принести таблетку саридона.
Возвышаясь над театром Елисейских полей, плыл, озаряемый яркими парижскими огнями, ресторан «Белый Дом». Не из модных, но респектабельный, с добротной французской кухней и безупречным обслуживанием, без свирепых папарацци.
В сером, по заказу чуть-чуть укороченном костюмчике а-ля Онассис, ручной работы галстучке и безукоризненной белой рубашечке, благоухающий «Кензо», Артем Марцевич смотрелся вполне «комильфо». Сидя за столиком у окна, он прихлебывал «Хеннесси VSOP», то проскребывая пальчиком впадинку под мясистым носом, то приглаживая надлобные прогалины. Его маленькие черные глазки, как пара маятников, сновали туда-сюда, созерцая то панораму Сены, то вход в уютный зал.
Роман, обычно по-немецки пунктуальный, опоздал на пятнадцать минут. Эта небольшая вольность должна была пояснить испросившему десяткаенции Марцевичу, «кто есть ху».
– Роман! – личико нувориша расцвело, как майская роза, темно-коричневые глазки приостановили свой бег. Он поспешно сунул теплую розовую ручонку, слегка влажноватую. – Как я рад тебя видеть!
– Артем… – полуутвердительно-полувопросительно произнес Роман, едва удержавшись от возгласа: «Браво!» Несомненно, в Марцевиче погиб гениальный актер. Впрочем, почему «погиб»? чему более, чем лицедейским способностям, Артем был обязан своей головокружительной карьере? Как там у классика: «Там моську вовремя погладит, тут в пору карточку вотрет»?[8]
Они присели за столик, только Марцевич на пару секунд позже Романа. Официант склонился с надлежащим подобострастием, точно догадался, что эти скромные русские господа могут запросто скупить половину Парижа, вместе с Эйфелевой башней, просто это им ни к чему.
– В Москве сейчас такая жара… Да-да, – утвердительно закивал Артем, точно с ним кто-нибудь спорил, и, вытащив батистовый платочек, поспешно потер испещренный морщинками лоб и шею, перехваченную тугим воротником, отдуваясь, будто находился в эпицентре пекла.
– На юге России, надо полагать, еще жарче? – едко осведомился Роман.
– Ты о чем? – невинности глаз Марцевича могла бы позавидовать монашка перед исповедью.
– Так, к слову пришлось, – невозмутимо пожал плечами Роман.
– А ты, я погляжу, и вовсе Россию забыл?
– Что мне там делать? – презрительно усмехнулся Роман. – Торфяники нюхать?
– Не любишь Россию?
– Не люблю. – Подтвердил Роман.
– Стало быть, грядущие выборы тебя не волнуют? – Марцевич тихо рассмеялся, буравя собеседника пристальным взглядом.
– Абсолютно. – Улыбнулся Роман, но и его глаза остались холодны и непроницаемы, как таежная ночь.
– А ты не боишься: переменится власть – и фьють, – развел ладошками Марцевич, – национализация металлургической отрасли… И конец твоему бизнесу.
– Нет, не боюсь, потому что, в отличие от многих ваших коммерсантов, я давно понял: бизнес – не ложка, а земля – не бездонная бочка. Вычерпывание не может продолжаться бесконечно. Я поставил на производство. Не российское, правда, я – не патриот. Я – человек мира, мне хорошо там, где мои деньги работают без криминала и моя голова занята финансами, а не дворовыми интрижками. И я выиграл.
– Да-да… – Марцевич слегка помрачнел. – «ЛИТ» набирает обороты…
– Конечно, я не Билл Гейтс, – скромно потупился Роман, пряча усмешку в рюмке «Мартеля», но свой кусок хлеба с маслом имею. Да и ты сам, наверняка, знаешь, Дух всеведущ…
– Как тебе удалось растрясти янки на разрешение для основания целого концерна? – Здесь Марцевич не лукавил, заметно задетый за живое. Двери Эмпайр Стейт, распахнутые для Романа, упорно не желали открываться перед породистым носом Артема.
– Коммерческая тайна. Короче, – Роман поглядел на часы. «Роллекс». Не суперпоследний, но проверенный и надежный. Что может быть лучше для делового человека? – Что тебе нужно, Артем? Ты же достал меня не для обсуждения московской жары?
– Я устал, – с тоской во взоре произнес Марцевич. – Буду с тобой откровенен, к чему раздувать щеки? Это я делаю там… Ты не любишь Россию, я тоже. Скажу больше: я ненавижу проклятую страну, где мною пугают детей. Таким, как ты, она дала все. Я же положил жизнь на то, чтобы выбиться из самых низов. И все равно я всюду чужой: там, здесь, кругом…
– Прими ислам, – задымив сигарой, усмехнулся Роман. – Ты очень органично смотришься в компании Басаева и Удугова. Глядишь, скоро сам Усама пригласит на ланч…
– Наглый поклеп! – взвизгнул Марцевич.
