— Придется, дядюшка, написать меня в них, — пошутила Пруденс.
— Бриллианты, не напишешь, — со всей серьезностью заметил он. — Блеск жемчуга можно передать мазком белого, а вот сверкание бриллианта непередаваемо. Никому из старых мастеров это не удавалось. Как невозможно изобразить на холсте и воду…
Севилья снял на сезон ложу на шесть человек, но они там оказались вдвоем. Пруденс думала, что она одна из его гостей, и была удивлена и даже встревожена, когда никого там не обнаружила. Но поскольку не заметила ни одного осуждающего взгляда, успокоилась. Кое-кто раскланивался с Севильей, кто-то улыбался и кланялся ей.
Во время перерыва она увидела Даммлера с большой компанией; одной из женщин он явно уделял особое внимание. Это была красивая молодая особа в платье из шифона и в бриллиантах, с пышными волосами неестественного, но очень красивого оттенка. Она смотрела только на Даммлера. Впрочем, оба были явно поглощены друг другом. Пруденс знала со слов самого Даммлера, что тот ведет бурную светскую жизнь помимо их дневных прогулок, но, кроме бала у Хетти, она никогда не видела его в этой ипостаси.
— Вижу, ваш приятель Даммлер сегодня здесь, — бросил Севилья, заметив ее взгляд.
— Да. А кто эта леди с ним, вы знаете?
— Одна из белокурых птиц, та или иная, не важно, — небрежно сообщил он, оценивающим взглядом посмотрев через лорнет на спутницу Даммлера и стараясь не показать Пруденс, что он проявляет интерес к Сайбл, которую сразу узнал.
— Но не из лебяжьего рода, надеюсь, — отозвалась Пруденс, недоумевая, каким красителем девушка добилась такого удивительного цвета волос.
Севилья громко расхохотался. Она с удивлением посмотрела на него и не поняла, в чем дело.
— Однако вы уж скажете, мисс Маллоу, как припечатаете! Но в самую точку. Ну и оригинал же вы!
Сама Пруденс не видела в своих словах ничего достойного внимания и с недоумением выслушивала восхищенные возгласы целой компании джентльменов, которые заглянули к ним в ложу и которым Севилья передал ее слова. Все нашли их настоящим перлом острословия.
Неожиданное нашествие в их ложу не ускользнуло от внимания общества. Леди Мелвин, одна из присутствующих в ложе Даммлера, указала ему на их ложу, но, когда он бросил взгляд в их сторону, Пруденс оживленно разговаривала с гостями.
— Если меня не обманывает зрение, это мисс Маллоу с нашим набобом, — сказала Хетти, направляя лорнет на ложу Севильи. — Совершенно верно. Как же она мила, когда улыбается! И в окружении этих старых ловеласов. Это все дружки Севильи. Странная компания для мисс Маллоу, что и говорить. Высоко же она взлетела.
— О, да там и Барримор. Однако. Еще не хватало, чтобы Севилья познакомил ее с ним, — нахмурившись, пробормотал Даммлер.
— Может, стоит тебе навестить их до конца антракта?
— Еще чего! Ты хочешь, чтобы я придал всей этой сцене некоторую респектабельность? Боюсь, это будет иметь обратное действие.
— Твоя правда. И вообще, от добра добра не ищут. Бежать от одной звезды к другой. Кому это понравится. Сайбл, во всяком случае, от этого в восторге не будет.
— Мисс Маллоу не то же, что… — Он перевел взгляд на свою яркую спутницу, которая капризно надула губки, недовольная тем, что он отвлекся от нее.
— Лучше придумай, что скажешь, когда увидишь ее. Думай, голова.
— Благодарю за совет, — бросил Даммлер, еще раз взглянув на противоположную ложу, и повернулся к своей белокурой красавице.
Перед сном Пруденс устроила ревизию своего душевного хозяйства. Проведя несколько часов в веселой компании Севильи, она тут же забыла о нем, и все ее мысли сосредоточились на другом. Ее чувства к Даммлеру начинали выходить за разумные пределы. Однако Даммлер, очевидно, предпочитает непревзойденных красавиц типа той, что она видела сегодня в театре. Недаром весь свет только и говорит о том, что женщины от него без ума. Как может она даже в мыслях позволить себе надеяться, что он испытывает к ней нечто большее, чем чисто дружеские чувства? Об этом не может быть речи, и все было ясно с самого начала.
На следующий день Пруденс снова была осчастливлена визитом Даммлера. За окном моросило, и она решила, что прогулки сегодня не будет.
— С головой в работе? — проговорил он, видя, что она сидит за столом и пальцы у нее в чернилах. — Сколько бы дитя ни резвилось, а чуть простынет след последнего гостя, сразу за работу. Глядя на вас, я думаю, что и мне надо научиться такой усидчивости.
— Не все же повесничать, — ответила она, состроив мину, ни на йоту, по ее мнению, не выходившую за рамки чисто платонических отношений.
— Вы на полпути в ад, миледи, — парировал Даммлер, погрозив ей пальцем и широко улыбаясь. — Якшаться с набобами, как бы на бобах не остаться, а?
— Что я слышу? Мы предпочитаем говорить то, что не можем написать.
— И поем то, что не можем высказать.
— Как поживает Шилла? Погоня в самом разгаре?
Он сел, небрежно развалившись в кресле, чего, подумалось ей, не сделал бы, если бы хотел произвести впечатление на понравившуюся ему женщину.
— Напрасно мы вообще дали ей волю и позволили бежать. Она теперь оказалась в караване с безрассудными людьми, а как Уиллсу вывести на сцену дюжину верблюдов, ума не приложу.
— Но самое интересное будет за сценой, не так ли?
— Черт побери, должно же что-то и на сцене происходить. Она стала такой бесстыдной, что любое ее движение — верх неприличия, но нельзя же два часа показывать на сцене, как Могол заламывает руки и воет от злости. Видно, придется возвращать ее в гарем и начинать все сначала. Но как-нибудь я перенесу ее в роман и дам ей разгуляться во всю прыть. Я слишком полюбил ее, чтобы так просто от нее отказаться.
— Это, простите, вторжение на мою территорию. Смотрите, а то я введу Кларенса в пьесу или поэму.
— Отличная идея, но вы заговариваете мне зубы, а я к вам с нотой. Да-да, с обличительной нотой, мисс Неблагоразумная. И не делайте большие глаза, милочка, вам это не поможет. Вам, должно быть, и самой известно, что вчера в опере вы наделали немало шума, и весь Лондон только и судачит о вас.
— Что вы такое говорите? — произнесла Пруденс, радуясь, что он был невольным свидетелем ее звездного часа.
— И я — я пал жертвой вашего змеиного язычка. Моя белокурая приятельница вне себя от бешенства: она больше всего на свете гордится своими белокурыми локонами. Можете быть уверены, до ее ушей дошла ваша острота.
— Какая острота? Что я такое сказала? Я только…
— Я прекрасно знаю, что вы сказали и что хотели сказать.
— Я только хотела сказать, что она красит волосы.
